Самые страшные кошмары артистов

Давай-ка начнем вот с какой даты: март 1994 года, твой приход на радио «Максимум».

29 марта. Я прекрасно помню эту дату. Я считаю это началом карьеры. 29 марта 1994 года мой друг меня порекомендовал в «Студию 15» к Александру Абрахимову. Этот момент был очень трогательным и волнительным, потому что я был фанатом радио «Максимум». Это было еще до твоего прихода.

Да, я пришел в 1994 году, а Абрахимов был кумиров миллионов.

Да, суперзвездой. Тогда было не так много радиостанций: «Европа Плюс», «М-Радио», «Радио 101», радио «Рокс». И был «Максимум», причем это было совместное российско-американское предприятие, все было очень модно. Я действительно его слушал. Я слушал и думал: «Как выглядят все те люди, чьи голоса я слушаю?». Я должен сказать, конечно, я представлял их себе совсем по-другому, чем они выглядели на самом деле.

Так все и началось.

Расскажи, чем Абрахимов выделялся в общем потоке новостей? Новости были везде, они считались абсолютным атрибутом. А на радио «Максимум» они были особенные. Что это было?

Во-первых, подача. Давай не будем забывать, что Абрахимов на тот момент был не единственным ведущим, были Игорь Стадник, Алексей Пивоваров, Юлия Бордовских. Была целая звездная плеяда ведущих, многие из которых стали звездами телевидения.

Я везде говорю, что Александр Абрахимов ― мой радиоучитель. У меня есть несколько учителей по разным пунктам моей творческой деятельности: и сценические учителя как ведущего концертов, и радио. Прежде всего, это была особая подача, манера разговора, вкрадчивость. Этот голос проникал в тебя. Это был 1994 год, Советский Союз не существовал всего лишь три года, и мы привыкли к другой манере ― радио «Маяк», где я тоже, кстати, работал. Мы привыкли, что программа заканчивалась в конце часа и потом следовала минута молчания. Это было техническое, релейки как-то соединялись.

А мы воспринимали это как таинственную паузу.

И затем это «пип», «пип», «В Москве двенадцать часов», и что-нибудь начиналось.

Мы привыкли к другой манере общения на радио. Александр Салекович всегда меня учил, что манера должна быть такая, что тебя должны хотеть все. Так как это коммерческая радиостанция, он шутил, что тебя должны еще и купить, потому что если тебя не купят, то у радиостанции не будет денег, чтобы существовать.

Абсолютно правильно. Это фундаментальное отличие радиостанций нового времени от тех самых.

Конечно.

Я начал работать как транспортный журналист. У меня есть еще одно хобби ― гражданская авиация, я очень хорошо в ней разбираюсь. И вот я начал опутывать своими связями все московские аэропорты, чтобы получать от них информацию о задержках рейсов. Был период, когда не было керосина, самолеты взлетали, не долетали, садились куда-то на дозаправки, рейсы отменялись и совмещались, появлялись какие-то бесконечные новые авиакомпании, чартерные рейсы только-только появлялись.

Не только в музыке было развитие, но и во всех этих бизнесах тоже. Конечно, я хотел быть прежде всего связан с музыкой. Новости мы придумывали и рождали сами.

Ты знаешь, у меня было два постоянных, фундаментальных предмета спора с Абрахимовым. Первый ― расписание выхода его новостей, потому что я приехал из Соединенных Штатов с какими-то идеями структурированности, с тем, как можно приучать людей к тому, что одни и те же голоса они слышат в одно и то же время.

Да, сейчас мы называем это линейным программированием.

На это Саша говорил: «Михаил, здесь же нет интриги!».

Драматургия, да.

 «Я сегодня выхожу вечером, почти в полночь. Завтра они меня ждут в это время, а я вдруг выхожу днем!». Я просто бился, говорил: «Саша, послушай, я тебя очень люблю, но не только тебя ждут! Ты поверь, это в твоих интересах, если люди будут знать, что ты всегда будешь выходить в 17:15».

И второе, конечно, ― подбор новостей. Это же нужно было сильно перестроить свой менталитет, чтобы, например, в первых строчках репортажа говорить о том, что в Питере сегодня молодых моряков отпустили на берег, поэтому нужно быть в таких-то клубах, здесь произойдет то-то, нужно гулять так-то.

Александр Салекович вообще много внимания уделял рынку услуг. Это принцип ― новости должны быть полезны, и этот принцип я пропагандирую до сих пор. Я езжу часто в Узбекистан работать с тамошними телевизионщиками, в том числе новостийщиками. Я говорю им: «Ребята, ваши новости должны быть полезными». Я все-таки имел двухлетний опыт работы главным по новостям на радио «Хит-FM», это через две радиостанции, чуть позже, 1997 год.

Галерея. Мы пройдемся по ней.

Это главный принцип. Мы едем в машине, звучат новости, люди переключают. Основная задача ― чтобы люди остались на волне, поэтому нужно рассказать. На радио «Максимум» было все абсолютно то же самое, правда, немножко более структурировано, потому что у меня были рубрики в зависимости от дня, но без вопросов многообразия личной жизни мы никогда не уходили.

Опиши свою Одиссею радиостанций с того момента, как ты оставил «Максимум».

На «Максимуме» я был не так много и был уволен тогдашним программным директором Аликом Каспаровым за то, что катал Юлю Солнцеву по коридору на стуле.

Ой, точно! Ты сейчас сказал, и я вспомнил! Алик с возмущением мне рассказывал об этом, я тогда только пришел. Почему ты катал ее на стуле?

Это был вечер воскресенья. В чем базовое отличие сегодняшнего состояния от тогдашнего? Я пришел туда, потому что я был фанатом конкретно этого радио, этого дела и тех ведущих, которые там работали. Я готов был там быть постоянно. У Володи Фонарева, как его тогда звали, Capitan Funny, у DJ Фонаря, сейчас легенды электронной сцены России, а тогда молодого парня, который тусовался с Ликой Стар и так далее… Это была очень веселая компания, клуб «Пилот», дискотека «Джамп», дискотека «У ЛИС'Са», только там можно было найти «путевого парня». Все это было в самом начале.

У Володи была программа «Танцевальная академия». Он не очень хорошо знал английский язык, я ему помогал с переводами. Я был дико горд, когда он в конце выпуска называл мою фамилию, что я помогал ему в подготовке. Вау, меня упомянули в эфире.

Какой-то был вечер, я даже не помню, пили мы или нет. По-моему, не очень. Там был какой-то мерзкий, совершенно противный старший техник, очень высокий и некрасиво выглядящий. Мы с Юлей веселились, там был длинный коридор. Я ее катал.

Да, в здании «Московских новостей», на 4 этаже.

Сейчас на этом месте крутой отель. Здания больше нет.

Длинный коридор, я катал ее на стуле туда и обратно.

Чудовищное мыслепреступние.

Да! Мы, по-моему, даже были трезвые.

Он стукнул?

Нет, он сделал нам замечание, мы его то ли послали, то ли сказали: «Иди в свою каморку и не мешай нам, звездам эфира, развлекаться». На следующий день был очень короткий разговор с Аликом Каспаровым, который сказал: «Тебе нравится работать здесь?». Я сказал, что да. А он ответил: «Ну так ты больше здесь не работаешь».

Так закончилось?

Да. А потом, когда был некий камбэк, уже в твоем присутствии, меня уже сам Александр Салекович отфутболил. Это тоже было забавно. Тогда Андрей Вульф, который потом был депутатом Государственной Думы, а теперь ведет спортивную передачу на телеканале Дождь… Я был очень удивлен, но он любит футбол.

Да, мы с ним тоже записали «Как все начиналось», он хороший рассказчик.

Он тогда играл очень важную роль в жизни музыкальных журналистов города вместе с Отаром Кушанашвили, с которым они были партнерами, друзьями. Это еще до «Акул пера», этой знаменитой программы тогда еще не было. В одном из казино Москвы проходила «Пресс-пати», видимо, приглашали журналистов.

Они придумали такую форму музыкальной тусовки.

Я могу сказать, что на этой программе очень много артистов выходило, например, Валерия Меладзе еще не знал никто, но мы все уже знали.

Андрей рассказал удивительную подробность: у него в программе выступил поющий Иосиф Пригожин.

Да, у которого тогда еще были волосы. То есть, ты понимаешь, тогда было много очень необычного.

Была какая-то программа, на которую пригласили иностранцев. У меня, в общем, неплохой английский язык британского разлива, и я задал вопрос, представившись: «Алексей Остудин, радио „Максимум“». А в этом зале был еще и Саша. Что там началось! Он стал орать: «Да кто тебе вообще разрешил представляться именем радио „Максимум“, только я могу им представляться!». Собственно, и все.

Ревность банальная закрыла тебе дорогу обратно!

Да, и, собственно, слава богу. Дальше был короткий период печатной прессы, журнал «Москвариум».

Расскажи пару слов. Я, готовясь к программе, обнаружил это и не вспомнил ни одного экземпляра. Что это такое было?

Было такое рекламное агентство, одним из учредителей его работал, кстати, небезызвестный нынче режиссер фильмов, снятых на айфон, Максим Муссель. Я недавно видел программу с ним.

По-моему, вышло только 12 выпусков. Такой лайфстайл-журнал о жизни. Я там много писал, я был связующим звеном с тусовкой музыкальных журналистов, перешел в журналистскую историю. Впервые на «Акулы пера» я попал как раз из журнала «Москвариум». Попасть было очень легко, брали всех.

Давай закончим с радио.

Потом меня взяли на радио «Деловая волна», 105.2 FM.

Там была какая-то очень известная девушка-ведущая.

Супер-Алена, Алена Масуренкова была программным директором, Наташа, которая потом стала гендиректором «Хит FM» и МУЗ-ТВ, была ведущей. Знакомство с легендарной женщиной Супер-Аленой, которую все тогда знали, ― она тогда уже не работала в эфире, но люди с небольшой историей знали, что это легенда «М-Радио». Супер-Алена и Экстра-Алексей, Алексей Мануйлов, который до сих пор работает на «Европе Плюс». Это все называлось «Супер Экстра М-Радио». Тогда у меня были две программы: одна ― ток-шоу, вторая ― текстовая, я рассказывал о новостях музыки от разных студий.

Тогда был массовый интерес к музыке. Я, конечно, тот человек, чьи студенческие стипендии уходили в магазин «Пурпурный легион». Я всегда покупал только легальную музыку.

Принципиально.

Абсолютно принципиально. Тогда же не было ни интернета, никаких iTunes, ничего такого.

Да и Napster еще не возник в голове у одного парня.

Никто даже не знал, что это такое. Никто не знал, что такое интернет, начнем с этого. У меня пейджера не было! Радиостанция «Серебряный дождь» мне подарила мой первый в жизни пейджер. Они тогда только открылись, объявили конкурс в журнале «Москвариум». Нужно было что-то о них написать. Я написал не очень позитивную заметку о них, но они мне все равно подарили мой самый первый в жизни пейджер.

Тут надо объяснить нашей молодой аудитории, что пейджер ― это была такая жужжащая коробочка на поясе. Нужно было позвонить оператору и продиктовать номер, по которому ты посылаешь сообщение, и само сообщение.

Особенно меня радовали сообщения такого содержания: «Привет! Перезвони. Сергей». Без телефона.

Такое было, да.

Радио «Деловая волна» ― тоже было очень интересно. Когда у тебя полтора часа прямого эфира, туда ты зовешь гостей.

У тебя была авторская программа.

Да, она называлась «Новое», мы обсуждали со слушателями какую-то тему и в то же самое время были премьеры новых песен. Я был дико горд, потому что была программа «Акулы пера», где гостем был Борис Гребенщиков. У него тогда только-только выходил новый сингл, я не вспомню сейчас название. Ко мне вдруг после программы подходит какая-то его тогдашняя пресс-девушка вместе с ним и говорит: «Мы знаем, что у вас есть программа на радио „Деловая волна“, мы хотели бы к вам прийти». Мы понимаем степень величия Бориса Гребенщикова на тот момент. Кстати, с ним очень сложно вести диалог.

Было еще очень смешно. Пришел Гребенщиков в эту программу, воскресенье, никого нет на радиостанции, но все равно кто-то прознал. Приходят сотрудники мужского, естественно, пола, потому что «Аквариум» ― скорее мужская музыка. Они расположились по периметру студии на полу и завороженно смотрели на божество в эфире. Я говорю: «Борис Борисович, смотрите, что происходит. Как вам в статусе иконы, божества?». Он говорит: «Нормально». И все, вот весь ответ.

Он говорит: «Алексей, все в Божьих руках, сверху ему виднее» и какой-нибудь афоризм еще.

Да. Была такая программа.

Давай все-таки перейдем к «Акулам пера», потому что они фундаментальная страница.

Абсолютно.

Расскажи мне, как тебя туда занесло из «Москвариума».

У нас там работал парень, очень хороший фотограф, он и сейчас действует, Вася Кудрявцев. Тоже легендарная личность.

Он тоже был гостем программы «Как все начиналось».

Да?

Да.

Видишь, как прекрасно.

Он фотограф международного класса.

Да, я и говорю, Вася Кудрявцев ныне в статусе легенды. А тогда он был молодой, очень худой и подвижный, уже в тусовке. Отдельная история, как мы ездили за Наоми Кэмпбелл, когда она первый раз приехала в Москву. У меня была машина «Ока».

Я у нее брал интервью, по-моему, если ты говоришь про «Арлекино».

Да, в «Арлекино».

Мы вспоминали с Васей как раз.

У нее был альбом, она решила петь. Слава богу, это закончилось только одним альбомом. Скучно девушке стало.

И вот она приехал. Александр Черкасов, хозяин «Арлекино», в чей салон красоты я до сих пор хожу, устраивал ей такой тур. Это было очень анекдотично. Машина ГАИ, два, по-моему, «шестисотых» мерседеса, «Чайка» и моя красная «Ока». Если бы ты сказал, я бы взял какие-нибудь фотографии. У меня есть фотография, где я в своем личном автомобиле на фоне Мавзолея, потому что мы заезжали на Красную площадь. Я уверен, ни у кого нет фотографии личного автомобиля на фоне Мавзолея. Просто так.

Это была совершенно отдельная история, абсолютно журналистская, как мы ее сопровождали. Потом вышел в журнале большой материал с ней.

Мое интервью, по-моему, длилось 12 минут (мне обещали 15).

Это не было интервью, это было практически реалити-шоу.

Репортаж в дороге.

Да. Тогда еще никто не знал о жанре «реалити», но это было именно оно. Вася всех знал, в том числе Илью Легостаева, ведущего программы «Акулы пера». Эта программа буквально полгода шла на канале «ТВ-6 Москва». Я говорю: «Слушай, чего-то хочется в эту программу, поговори с Ильей». Он поговорил и сказал: «Приходи». Звали абсолютно всех, но удержаться было непросто. Ты должен был задавать вопросы.

Была конкурентная основа, тебя оценивали после того, как ты был в эфире, как ты выглядел, какие вопросы задавал, и решали, остаешься ты или нет.

Да. Естественно, были продюсеры Иван Демидов и Алексей Олейников, они все это смотрели. Канал был очень динамичный, рейтинговый. Более того, в программе существовала иерархия. Ты не мог прийти и сесть на первый ряд. Нигде это не было прописано, не было редактора, который рассаживал людей, но все знали, что если ты новый журналист, то ты должен сесть на третий ряд. Если ты задаешь вопросы и тебя продолжают звать, ты перемещаешься на второй ряд. В первом ряду сидят исключительно звезды.

Это кто?

Я очень быстро пересел на первый ряд. Звезды ― это, конечно же, Отар Кушанашвили, который задавал первый вопрос после Легостаева. С одной стороны, это было круто ― задавать первый вопрос после Легостаева, с другой стороны, не очень, потому что после легостаевского блока вопросов шла реклама, люди уходили. Твой вопрос шел первым после рекламы, поэтому лучше было задавать вопрос вторым.

Второй шла Капа Деловая, которая тоже работала в «Московском комсомольце», как и Илья Легостаев.

Конечно.

Кто у нас еще? Регина Мянник, Лена Серова, потом уже я там оказался. Андрей Клюкин.

Сергей Соседов.

Да, он уже потом. Такие звезды, как Михаил Маргулис… У каждой звезды должны быть определенные капризы. Он не любил сидеть в первом ряду, он сидел где-то в углу, около стеночки.

На «камчатке».

Да. Но мы прекрасно понимали, что всегда будет задан вопрос оттуда, так было драматургически. Я могу сказать больше, когда программа набрала ход, с костяком программы (человек десять) стали встречаться накануне. Не для того, чтобы раздать вопросы, нет. Мы обсуждали сюжетную линию и согласовывали друг с другом вопросы.

То есть структурировали драматургический ход сюжета?

Конечно.

Чтобы, например, вот эту тему не взять вдвоем.

Да. Например, с артистом случается что-то неожиданное, выпуск нового альбома. В тот период людей еще интересовали такие вещи, как выпуск нового альбома, хотя все меньше и меньше. Сейчас-то это никому не интересно. В общем, какие-то темы, связанные с героем, нужно было развить.

Соседов, когда Отар ушел, стал самым ярким. Но монетизировать свою славу смогли, наверно, только я и Отар. Мы стали вести концерты, мы монетизировали это в артистическую деятельность.

Скажи, пожалуйста, какие программы тебе наиболее запомнились тем, как себя вел артист, насколько он был искренним, как остроумно или честно отвечал на ваши вопросы?

Могу сказать, например, что после программы с Борисом Моисеевым люди подходили ко мне на улице и говорили, что изменили свое мнение о нем. Люди поняли, что за все этим гротеском, бурлеском, помадой, гримом, перьями и блестками скрывается очень умный человек, достаточно четко понимающий, чего хочет от жизни. Конечно, эти фразы типа «Ты серенький, как твоя рубашечка».

Кому он это сказал?

Ивану Цыбину, он потом долго работал на канале «Россия», до сих пор, по-моему, работает. «О.С.П.-студия» это пародировала.

Все говорят: «Какие вы плохие! Что вы сделали с Натальей Медведевой? Она от вас ушла!». Знаменитая программа, кстати, незадолго до ее смерти.

Это когда она выпустила альбом, где «Токсово».

Да-да, как раз.

«В Очамчире умереть красиво»…

Да, такой декаданс.

Она же с Боровом, по-моему, была.

Да, из «Коррозии металла», именно так. Как раз он с ней приходил, было очень трогательно.

Что люди увидели? Был задан вопрос, она вспылила и сказала: «Я от вас ухожу». Никто не уходил, через отбивку артист говорил, что он думает о том, как все это было. А что было в реальности? Программа была достаточно скучная. Она девушка-скандал, а скандала никакого не было. Она чувствует, что нет скандала. Легостаев говорит: «Сейчас будет последний вопрос». Эту фразу вырезают из монтажа. Девочка задает какой-то совершенно безобидный вопрос, та к ней привязывается, говорит: «Мне жаль, что вы рассматриваете всю мою жизнь как сцену, как игру, поэтому идите нафиг, до свидания». Встает и уходит.

Вот то, что было на самом деле. Если бы показали так, как было, это не было бы никаким скандалом, а так писали, что эти мерзкие «акулы пера», которые напали на несчастную артистку…

Это хороший эпизод, чтобы задуматься о нем, тем более что многие наши зрители не знают этого имени. Речь идет о Наталье Медведевой, которая известна не только как одна из жен Эдуарда Лимонова, но и как самодостаточная артистка и модель.

Она выпустила на лейбле одного из моих бывших гостей Игоря Тонких FeeLee Records альбом, по поводу которого я голову разбил о стену, чтобы понять, стоит его играть или нет. В конечном счете я поставил одну песню, потом вторую. В общем, это был очень бурный период.

Было очень забавно, например, когда Сергей Мазаев принес нам на программу ящик шампанского. Нам его не дали.

Широкий жест. Не дали?

Только после съемок. Как программу сняли, тогда нам выдали этот ящик шампанского.

Я могу сказать так: весь канал «ТВ-6 Москва», если мы будем вспоминать, ― это золотой период креативного телевидения, когда в комнате такого же размера, как та, где мы сейчас находимся, делали что-то такое, что смотрела вся страна. «Акулы пера» была самой рейтинговой программой всего телеканала на три года, ты можешь себе представить? Я помню прекрасно, как меня узнали в метро.

И кто был этот человек, который тебя узнал? Ты просто поймал на себе взгляд?

Были девочки какие-то, они говорили: «Вот, смотри». В университете узнавали, я тогда учился в МГУ, политолог по образованию. Знаешь, кто был моим научным руководителем? Сергей Марков.

О боже! Лучше бы ты сказал мне это после программы! О господи! Но я тебе скажу честно, мы даже друзья на фейсбуке, потому что врага нужно знать в лицо.

У меня еще было хобби, я частным образом учился петь в эстрадно-джазовом училище на Большой Ордынке. Он тогда тоже спрашивал, видимо, он готовился стать депутатом, ему нужно было брать уроки сценречи, и он узнавал у меня, у кого это можно было сделать.

Надо же, вот так. По поводу популярности, как тебя узнали?

Ехал в метро, какие-то девочки стали показывать пальцем. Я слышу: «Акулы пера, акулы пера». В университете я мог услышать: «Ой, а в телике он гораздо лучше выглядит!».

Были какие-то еще герои в программе, которые, например, поразили тебя либо степенью искренности и открытости, либо наоборот, произвели диаметрально противоположное впечатление, что человек явно циничный, фальшивый, не раскрылся?

Я сейчас не вспомню. Все-таки это было реально давно.

По степени искренности была программа с группой «Иванушки International», где еще был Игорь Сорин, который вскоре ушел. Кстати, насколько я понимаю, продюсер Игорь Матвиенко был крайне недоволен тем, как вел себя Игорь Сорин на этой программе.

Эта программа тоже запомнилась харизматичной фразой. У нас была Регина Мянник, сейчас она актриса сериалов, неплохо себя чувствует. Она уже тогда была небедной эманспированной девушкой, она гордо говорила: «Регина Мянник, „ЛИСС“». Практически тень Сергея Федоровича Лисовского витала в этот момент за ее головой. Тогда «ЛИСС» была круче, чем в тот период. Игорь Сорин ее спросил: «Девушка, как вас зовут?», на что она ответила: «Девушки в метро ездят, а я Регина».

Это пафос девяностых, его тоже нужно почувствовать. Этот пафос, спесь девяностых, конечно, смотрится смешно. Мы как раз часто обсуждаем это на фейсбуке. Меня часто обвиняют, что я застрял в девяностых. Успех группы «Руки вверх!», к которому ты непосредственно причастен…

Не преминул пнуть меня по ходу. Не отрицаю, признавался уже.

Пускай все знают правду. «Малыш» ― первая песня, которая была на радио «Максимум»…

Нет, первая вообще была «Утренняя гимнастика», а потом уже «Я хороший мальчик».

Не только успех «Агаты Кристи» и Земфиры на твоей совести, но и «Руки вверх!». Я обожаю «Руки вверх!», дружу с Сергеем Жуковым, у них до сих пор аншлаги, поэтому я говорю, что девяностые вернулись, они никуда не уходили.

Как произошел процесс перехода от участника программы «Акулы пера» к ведущему концертов? Как я понимаю, это дало тебе стабильный кусок хлеба на многие годы.

Начнем с того, что в школе я вел все концерты, выпускал свою газету и участвовал во всех культурно-массовых мероприятиях. Это, видимо, заложено природой. Был членом Хорового общества РСФСР, пел в хоре в музыкальной школе и потом в школе.

Это не было освоением новой профессии, ты делал то, что любил.

Мама, конечно, хотела, чтобы у меня была серьезная профессия. Если ты политолог, надо думать о Государственной Думе. Причем тогда это можно было делать, потому что тогда была публичная политика. Сейчас, конечно, никакого смысла в этом нет. Нужно либо уходить в маргинальную оппозицию, либо соглашаться с властью, понятное дело. Двух вариантов сейчас нет. А тогда поиграть было можно, тогда устраивались всякие съезды.

Другое дело, что я всегда хотел быть в музыке, мне всегда нравилось быть на сцене. Естественно, тогда начались первые корпоративы, «заказники».

Эта индустрия, конечно, была зачата в это время.

Начиналось это где-то в 1996–1997 годах. Конечно, это всегда было, заказные целевые концерты, в советское время тоже, но тогда начались дни рождения, корпоративы. Для меня лично мои первые концерты были вовсе не такими коммерческими. Мой любимый зал, где я начинал, ― большой концертный зал в старой Олимпийской деревне, которая была построена в Москве к играм 1980 года. Там есть шикарный концертный зал. Сейчас его реконструировали, он называется «Филармония-2», там выступают всякие серьезные классические музыканты в двух километрах от МКАД. Это практически центр культуры.

Этот зал был еще известен тем, что до получения собственного здания в Марьиной Роще там располагался театр «Сатирикон» Аркадия Райкина. Аркадий Исаакович был еще жив тогда. На одной из гримерок до сих пор висит мемориальная доска, что это его гримерка.

Там были детские хореографические коллективы. У нас в районе их было очень много: «Зорька», «Олимпушка», еще какие-то. В каждой школе были коллективы. Кто-то же должен вести их концерты. Их вел я. Мы ездили на гастроли в Париж, между прочим. Выступали в посольстве России. И не только в Париж, еще куда-то ездили. Это было начало, а потом пошло-поехало.

Расскажи про начало этой индустрии. Кто в основном был заказчиком?

Все те же, кто и сейчас. Если это день рождения, то богатые бизнесмены. Не будем забывать, что в Москве тогда расцвели казино. В казино же кто-то тоже должен вести какие-то программы.

Я опять-таки на заре всей этой деятельности познакомился с нынешним легендарным продюсером, актером, телеведущим Андреем Фоминым. Насколько я понимаю, сейчас ему принадлежит «Серебряная калоша», он выкупил на нее права.

И тоже рассказывал об этом, сидя на твоем месте.

Естественно.

Была в «Арлекино» программа «Звездная ночь», я там что-то тоже помогал делать. Как сейчас помню, он говорил: «Спонсор нашей программы ― знаменитое испанское шампанское…», «Сегодня самые мощные тусовки…». Вот с такой интонацией он говорил. В «Арлекино» это было, куча-куча казино в Москве.

В этот калейдоскоп, в эту чехарду всевозможных приездов артистов попадали не то чтобы однодневки, а просто артисты-однопесенники. Yaki-Da ― I Saw You Dancing.

С Yaki-Da у меня была отдельная история.

Вообще я должен сказать, что мы упустили одно очень важное имя. Сейчас этот канал существует, но он совсем другой. Канал 2х2. Давай скажем, что этот канал сформировал музыкальные вкусы целого поколения людей. Я могу сказать, что мои музыкальные вкусы, прежде всего иностранные, сформировал канал 2х2, который тогда демонстрировал западные клипы. Российские, кстати, тоже. Почему мне нравились кабаре-дуэт «Академия» или песня Сергея Крылова про какаду? Потому что это транслировалось. Органическая Леди, Света Кушнир…

Вот это имя ты вспомнил! Света Кушнир? А к Кушниру она не имеет отношения? Кушнир Продакшн?

Нет, абсолютно.

Это было что-то по ту сторону добра и зла.

Почему? Это была дико модная музыка, извини меня.

Ох, господи.

Дима Постовалов, проект Arrival, это он писал все эти песни.

Органическая Леди, о господи, да.

«Дай мне любовь и танцуй со мной, дай мне любовь, дай мне радость» или «Мы с тобой видим город грез».

Разрывало дискотеку «Джамп».

Army of Lovers на радио!

Моя любимая группа ― Pet Shop Boys. Я первый раз пришел на радио «Максимум», они буквально за несколько месяцев до этого были в гостях.

Они приезжали, да.

И я думаю: «В этом лифте ехала группа Pet Shop Boys». Это сейчас смешно, а тогда ― прикосновение, сопричастность.

Но это же легендарный лифт! Ты же понимаешь, что в этом лифте застрял солист группы… Как она называлась? Он пел «I like to move it, move it».

Reel 2 Real, да.

Пока Митрофанова в эфире говорила: «Через пять минут он уже появится, давайте еще раз послушаем его песню», он реально застрял. Когда мы его доставали монтировками, я первый раз в жизни увидел негра зеленого цвета.

Прекрасно.

Этот эпизод потом лег в основу спектакля «День радио», в котором приехавшие музыканты группы «Чайф» застревают в лифте. Это не придумано, это в этом самом лифте, который имел тенденцию к застреванию.

Тогда вообще ничего не придумывалось, все случалось так, как было.

Про Yaki-Da.

Борис Зосимов устроил пресс-конференцию. Уже не помню, от кого я там был. Я мальчик прямой, со словом в карман не лезущий. Как сейчас помню, это было в клубе «Пилот» на Краснопресненской. Я спросил: «Как вы себя ощущаете однодневным коммерческим проектом, который после двух месяцев никто не вспомнит?». Борис Гурьевич сказал: «Добрый ты». Как-то никто не обиделся, они сказали: «Ну да, ну и что?».

Мы так себя и ощущаем.

Да, а почему нет?

Были ли у тебя какие-нибудь эпизоды, когда ты мечтал о встрече со своими кумирами?

Со всеми встретился, да.

И они не оправдали твоих ожиданий.

Ты знаешь, я смолоду как-то понял, что лучше либо ничего не ждать от кумиров, либо с ними особо не встречаться. Мои главные кумиры ― Pet Shop Boys, с ними я встречался много раз: и на «Акулах пера», и в гей-клубе «Центральная станция».

Даже там? Расскажи о встрече. Они зашли туда потанцевать?

В один из каких-то разов они приехали без концерта, они одно время любили тусоваться. Мы подъезжаем к клубу, там стоит огромный длинный лимузин. Я спрашиваю на входе, кто это. Мне сказали, что какие-то иностранцы.

Мы даже не знаем, какие.

Да. А мы с ними уже были знакомы, потому что уже были «Акулы пера», я уже брал у них интервью для радио «Станция». Там никто не знал английского языка.

Нужно опять-таки объяснить нашим молодым зрителям, что это была танцевальная круглосуточная станция, которую сделала группа клубных диджеев. Она выходила на волне 106.8 FM, программным директором там был Грув, программа Фонаря тоже в какой-то момент перекочевала с нашей радиостанции туда. Долгое время это был очень успешный бизнес, все диджеи вещали в эфире, вели свои собственные программы и, конечно, в конце программы звали на свои собственные вечеринки. Таким образом делался еще и большой бизнес.

Сейчас происходит то же самое на «Мегаполис FM». Целая культура рейвов в девяностые, дискотека «Джамп», «Гагарин party». Клуб, название которого сейчас даже нельзя упомянуть в эфире, он находился в Ясенево и назывался LSDance.

Да, помню такой.

Вадик Поляков и компания людей, которая все это делала. Это была абсолютная свобода.

Именно для них ты взял это интервью у Pet Shop Boys.

Да, они были спонсорами очередного концерта Pet Shop Boys. Никто не говорил на английском языке, более того, техническое состояние почему-то не позволяло сделать интервью вне эфира. Пришлось прекратить эфир. В этот момент не в эфире, а просто для записи я общался через студийную технику с Нилом Теннантом. Причем я тогда уже работал на «Хит FM». Я так помогал коллегам.

«Деловая волна» была на четвертом этаже, а «Станция» на первом. Буфет у нас был один. Там был фантастический армянин Араик, который всех кормил в долг. Как зарплата, так сразу к нему очередь отдавать деньги. Сидим там, приходят люди с красными волосами, с синими, зелеными. Диджеи и гости. А в то же самое время через двор в башне наверху, окруженное грозовыми облаками, находилось «Русское радио».

Я представляю. Все это клубилось на одной территории. Я представляю галерею образов из фильма «Люди в черном». Или в «Пятом элементе», вот эти все с разных планет, со щупальцами из ушей и носов.

Да, и в то же самое время Филипп Киркоров, приезжающий на «Русское радио».

В перьях, на лимузине.

Красиво, красиво.

Так что с Pet Shop Boys? Ты заходишь в клуб и понимаешь, кто эти иностранцы.

Да, понимаю. Мы сидели за одним столом, было очень мило. В этом же клубе находился певец Юлиан.

Тоже забытое имя из прошлого.

Да. Я ему говорю: «Это же Pet Shop Boys». Он спросил: «Кто?».

О господи.

Естественно, не может же диджей клуба не поставить их песню. Начала звучать песня It’s a Sin, Юлиан сказал: «Аа!».

«When I look back upon my life…».

Да.

Я просто спрашиваю по своему опыту, у меня были разочарования.

Может быть, с российскими кумирами. С некоторыми кумирами разочарование наступило сейчас, как ни странно. Ты понимаешь, о ком я говорю.

Да.

Спустя много лет, фантастических совместных проектов, дружбы, гастролей, выпивания, предлагания различных веществ и отказывания от них с моей стороны сейчас наступило разочарование. Тогда, может быть, я от людей и не ждал многого, а сейчас от многих людей и не знаешь, чего ждать. Сейчас даже более откровенное время, чем тогда. Тогда всем было весело.

Какие-то фундаментальные моменты выбора, когда тебе надо было понять, либо ты остаешься верным своим принципам, либо идешь на тот компромисс, о котором впоследствии можешь пожалеть, были? Можешь привести примеры?

У меня не было каких-то политических историй. Да, я был лицом политической акции в 1999 году. Лисовский делал свою последнюю акцию, мы ездили за «Отечество ― Вся Россия». У меня скорее был вопрос, связанный с самореализацией. У меня постоянно так: с «Деловой волны» я ушел самостоятельно. Мне приснился сон, что я прихожу в студию, включаю микрофон, открываю рот и понимаю, что мне нечего сказать.

Это мой постоянный кошмар, он мне все время снится.

У меня сейчас два других кошмара: что я опаздываю на выход на сцену, концерт начинается, а я не могу найти ботинки, и что мою машину разобрали по частям, я прихожу, а она вся разобрана.

Это твои индивидуальные. У меня вначале было, что диск не заводится, потом что мне сказать нечего, а с началом сотрудничества с «Квартетом И» то, что зал сидит и ждет, а я не успеваю.

Одинаковые артистические кошмары.

Это вопрос твоих уходов, поворотных шагов в карьере. А я говорю о том, например, что тебе приходили и предлагали большие деньги за работу, которая была тебе не по душе?

Слава богу, никогда такого не было. Был период на Love Radio, это уже недавно, когда я понимаю, что не мое, не могу. Если я не могу, значит, я плохо работаю. Я всегда уходил сам.

Слава богу, никогда не ставились передо мной такие дилеммы. Я тоже считаю, что у каждого есть цена, но, к счастью, пока мне не приходилось испытывать на себе заманчивые соблазны.

Что, по-твоему, фундаментально изменилось в музыкальной журналистике с тех пор?

Сейчас она просто исчезла, ее нет. Есть только несколько человек: Артур Гаспарян, Боря Барабанов и еще некоторые. Эти люди продолжают писать о музыке. Когда я где-то могу это сделал, я делаю это через интервью, это мой любимый жанр как журналиста. Либо это какой-то большой документальный фильм. У меня их два: о группе «Агата Кристи» и о Сергее Пенкине, абсолютно разные истории.

Причина в том, что сейчас в мире глобально нет такого интереса, который был в девяностых. Мы ждали каждый альбом. Сейчас тоже кто-то ждет, но посмотри, на Западе в 1991 году тираж альбом в семь миллионов был абсолютно нормальным. Depeche Mode выпустили Violator, там, по-моему, больше даже было. Это было уровень нормального, коммерчески успешного, но не какого-то уж слишком сногсшибательного артиста. А так 12–13 миллионов копий. Сейчас полтора миллионов экземпляров ― это уровень U2, Мадонны.

Почему так произошло? Почему люди охладели к музыке?

Я считаю, что нечего стало слушать. Я попса, эстрадник, это ты у нас рокер, живая музыка. Но серьезно, я даже последний альбом Мадонны не покупаю. Мадонна ― это как Алла Пугачева, это вау.

Но Бейонсе-то записала восхитительный альбом.

Я не люблю американскую музыку.

Понятно. Это мне сказал человек, который любит Мадонну.

Знаешь, это не американская музыка. Сейчас хит-параду UK Charts 60 лет. Они к шестидесятилетию выпустили сводную таблицу, кто сколько был на первом месте. Понятно, первое место ― Beatles.

Я читал эту статистику.

Мадонна на третьем месте. То есть у нее больше, чем у Элтона Джона, U2, Coldplay, даже больше, чем у ABBA. Просто у АВВА было мало альбомов, но неважно.

Из американского мне очень нравится Синди Лаупер. Леди Гага мне даже не особо нравится, хотя казалось бы…

То есть ты считаешь, что дело не в восприятии, а все-таки в музыке, что хорошей музыки стало меньше.

Да, это правда.

Под занавес я тебе задам пару вопросов с точки зрения энтертеймента. Какая была самая большая аудитория, перед которой тебе приходилось выступать?

Сто тысяч людей в Уфе на центральной площади, это был тур в поддержку «Отечество ― Вся Россия».

Бесплатный концерт, весь город на площади, да?

Бесплатный для зрителей, но не для нас.

Поэтому такое количество народу.

Вообще я могу тебе сказать, что чем больше людей в зале, тем мне легче работать.

Да ладно?

Да.

Мне квартетовцы обычно очень смешно рассказывают, как они выбегают на сцену. В какой-то момент они поняли, что точность произнесения фразы и твоя артикуляция до задних рядов вообще не доходит. Можно что угодно говорить.

А какая самая маленькая аудитория?

Какой-то «заказник» на один стол.

Нужна конкретика, детали.

Я не помню, был чей-то день рождения. Это были просто какие-то люди, заплатили. В гостинице был стол человек на десять, и для этого стола работало человек 150 в общей сложности (вместе с персоналом). Мне сложно сказать.

Какая была в твоей жизни самая опасная ситуация при ведении концерта, когда все висело на грани того, что вот сейчас начнется реальный звездец?

Это был кадр года на программе «Вы ― очевидец» на канале «ТВ-6 Москва», разрушение сцены. Это был концерт в 1998 году на Тверской площади, напротив мэрии, он был посвящен закрытию детско-юношеских Олимпийских игр. Нашу сцену снесло ураганом. Это был второй ураган, маленький. Концерт шел два дня, в этот момент просто налетела туча, был страшный ветер и всю сцену очень красиво снесло. Снято на восемь камер, очень часто показывалось и на западных каналах линейки Discovery. Это с точки зрения физической опасности.

У меня всего лишь один раз было, когда я не доработал «заказчик» только потому, что заказчик не знал, чего он хочет. Тьфу-тьфу, но мне везло. Какого-то адского экстрима, когда было нужно удирать…

Не знаю, угашенный или пьяный артист, который взял и упал со сцены, не допел песню.

Ну и что? Упал и упал. Это же не мои проблемы.

Был концерт в мой день рождения, когда Игорь Наджиев со сцены падал. В Екатеринбурге Вадик Самойлов не мог играть нормально, сидел вместо Глеба на стуле.

Ух ты.

Было такое, на каком-то центральном стадионе выступали.

А Глеб в это время стоял?

Он взял это на себя, играл. В то время он уже не сидел, это 1999 год, он уже встал со стула.

Да, второй период.

Я уже не говорю об этих банальностях, когда путаешь название города.

Конечно. «Привет, Самара! В смысле Саратов!».

Из этого всегда есть очень хороший выход. Был очень смешной случай в туре с группой «Амега». Там было просто конкретное попадание. Когда Леша Романов выходит на сцену и говорит: «Как мы рады быть в вашем городе, именно в вашем, потому что Оренбург был первым городом, куда мы приехали на гастроли!». А город был Орел.

Та-дам-там.

Абсолютно гробовая тишина в зале. Лена Перова, втыкая штекер в гитару, говорит: «Леха, вообще-то мы в Орле». Было очень забавно.

Последний вопрос, поскольку времени у нас уже совсем не остается. Я адресую его каждому гостю. Что тогда начиналось и что с тех пор закончилось?

Тогда начиналось все. Тогда у парня моего возраста (девятнадцать лет) открывались абсолютно безграничные возможности стать кем-то. Мне никто не помогал, у меня не было знакомых на радио. У меня был друг, который работал у Абрахимова таким же корреспондентом. Если бы я сам не пришел, если бы меня не взял Абрахимов, может, ничего бы и не было.

А дальше у меня не было никаких друзей, никто из моих родителей не работал в этой сфере никогда. Мама вообще была против того, чтобы я этим занимался. У меня все международники, мотавшиеся по заграничным командировкам, бабушка была синхронисткой съездов ЦК КПСС, понимаешь? Есть фотографии со всеми генсека. Да, может быть, это была советская аристократия, но они никакого отношения к медиа не имели.

Люди были готовы к тому, что можно сделать что-то новое. Тогда начиналось все: телевидение, радио, концертная деятельность. Сейчас, к сожалению, уже многое закончилось, многое трансформировалось, потому что другие средства коммуникации и технические возможности. Мы уже смотрим не телевизор, а мобильный телефон. Многие твои выпуски люди вырезают, я смотрю какие-то особо интересные моменты на мобильном телефоне, стоя в пробке. Сейчас мы все пресыщены, наелись и обленились.

Тогда была проблема, что ты будешь делать по жизни, а сейчас ― нравится тебе новая Тверская или нет.

Масштаб проблемы поменялся.

Сейчас, конечно, тоже такого напроисходило, особенно за последние два года… Наша страна вообще не для скучных людей.

Это точно.

Я считаю так. Почему люди ностальгируют по девяностым? Это даже не молодость, это было время возможностей. Те люди, которые сейчас кем-то стали, делали это именно потому, что тогда были такие возможности. Здание бывшего Бауманского райкома ВЛКСМ превратилось в центр создания новых программ, которые смотрела вся страна.

Новые звезды, от Верки Сердючки до «О.С.П.-студии», рождались именно так. Новые музыкальные каналы ― МУЗ-ТВ, MTV, BIZ TV. Представляешь, сколько звезд родилось на узкоформатных музыкальных каналах? А сейчас такое ощущение, что ничего не надо ни зрителям, ни артистам. В этом проблем. Обществу тоже ничего не надо. Только бы не было войны.