«Вся суть девяностых: на съемную квартиру в Тушино я приезжал на красном Линкольне»

Начало девяностых годов. Ты пришел на радио Maximum раньше, чем я. Позвал тебя мой давний приятель, ведущий информационной службы Саша Абрахимов. Расскажи, пожалуйста, как вдруг радио Maximum возникло у тебя на пути?

Спасибо, Миша, что напомнил мне про эту счастливую страницу моей жизни, действительно, с этого все начиналось. Это было абсолютно удивительным образом. Я закончил исторический факультет Московского Государственного университета, съездил почти на год на стажировку в Сорбонну, вернулся, защитил дипломную работу и понял, что ни разу не хочу идти работать учителем истории.

А жизнь вокруг бурлила, происходили потрясающие события! Перестройка, переделка, перезагрузка. Горбачев, иностранцы, открытые двери, первые ночные дискотеки, какие-то первые кооперативные магазины. Я во все это погрузился, посмотрев, а как там, за бугром. В этот момент я понял, что уже надо начинать зарабатывать деньги.

Я жил на деньги родителей и стипендию, этого явно не хватало. За границей я купил много пластинок, привез их и понял, что надо начинать работать диск-жокеем. Диск-жокей того времени ― совершенно не тот ди-джей, которого мы представляем сейчас, это что-то среднее между конферансье советского времени, такой Смирнов-Сокольский, выходивший в бабочке смешной мужчина…

За окном идет дождь, а у нас идет концерт!

Да-да.

Про него и было в этой прекрасной московской саге с Меньшиковым, «Покровские ворота».

«В зале много мишуры, не хватает лишь Шуры», приблизительно такая история. Человек, который ставит свои пластинки, потому что в клубах своих еще не было. Были первые дискотеки в Доме актера, на каких-то больших площадках. Я начал подрабатывать, зарабатывать какие-то первые деньги.

То есть ты с чемоданчиком своих пластинок.

Да, приходил, ставил и объявлял песни между тем, как они крутились. Это не был микс, где одна за другой. Говорил: «А теперь Сэм Браун с такой-то композицией».

Вот на одной из таких дискотек, где я зарабатывал первые деньги на сосиски в тесте, подошел ко мне странный человек, который мне казался в два старше меня, хотя был моим ровесником, он был очень основательный. Он сказал мне: «Знаете, у вас такой глубокий голос, вы не хотите попробовать свои силы на радио Maximum?». Я спросил, что такое глубокий голос. «Глубокий голос ― это тембр. Мне кажется, вы сможете».

Вот так я пришел на прослушивание к Александру Абрахимову, в тот момент ведущему и директору информационных программ. Меня взяли. Сначала я делал свои небольшие странички, но постепенно появилась постоянная программа.

Это же был обзор клубной жизни.

Обзор клубной жизни. Это была программа, которая называлась «Новости шоу-бизнеса от человека тусовки». При этом надо понять, что ни шоу-бизнеса, ни тусовки как таковой в тот момент еще не было. Все было в нашем воображении. Три-четыре клуба: «Метелица», «Арлекино», чуть позже Golden Palace, три-четыре большие дискотеки, какие-то клубы типа «Молоко» и «Апельсин» плюс большая танцевальная дискотека Jump ― вот и вся ночная жизнь в Москве.

Мне очень нравилось туда ходить, проникать, что-то узнавать и рассказывать на радио Maximum. А потом пришел ты, Миша, и открыл мне глаза на правильную музыку.

Посетители этих мероприятий как были одеты в ту пору? Какой был дресс-код, какие атрибуты статуса у людей в ту пору, когда развлекательные заведения сводились к тем, что ты перечислил?

На самом деле даже эти немногие заведения имели каждое свою аудиторию. На дискотеку Jump, которая находилась в помещении универсального спортзала «Дружба» в Лужниках, ходила модная молодежь. Это был первый танцевальный клуб, где работал Фонарь и другие ребята, туда можно было прийти в кенгурушке.

Что такое кенгурушка?

Такая курточка с капюшоном.

Туда стояла огромная очередь. Единственное, не было обязательного дресс-кода в качестве «не кроссовок на ногах» ― в «Метелицу» в кроссовках не пускали! Много раз можно было видеть картину, когда приехавший откуда-то из-за границы человек говорил: «Да это Gucci! Они стоят дороже, чем твоя жизнь!», снимал кроссовок и тряс перед охранником. А он говорил: «Мне что Гуччи, что шмуччи, надень нормальную обувь и возвращайся, лох!». Человек грустно уходил и либо возвращался с командой тех, кто пытается доказать, что Gucci ― это Gucci, либо переобувался и попадал в клуб.

В Jump этого не было. Там была модная музыка, первые «танцевальные» поп-звезды типа Лики МС, чуть позже ― Светланы Владимирской, Богдана Титомира плюс первая линия ди-джеев.

Что касается таких заведений, как «Арлекино» или «Метелица», чуть позже ― Golden Palace, это прежде всего казино, вокруг казино какая-то жизнь и, конечно, народ. Первая категория ― обязательно проститутки. Они являлись лицом ночной жизни Москвы. Я помню, чуть-чуть позже, ― мы, наверно, об этом еще поговорим, ― когда у меня была жизнь на исходе клубной и в начале политической, я познакомился и общался с Михаилом Сергеевичем Горбачевым, после его юбилея он захотел пойти куда-то проветриться, посмотреть, как живут люди, что происходит.

Я его привез в «Метелицу». Мы ехали двумя машинами, в первой машине был он вместе с сопровождением, которое ему полагается как бывшему президенту СССР. Его завели в клуб, я не успел зайти до него. Я захожу через пять минут и вижу абсолютно ужасную ситуацию: на стойке «Метелицы» сидит Михаил Сергеевич Горбачев, вокруг него двенадцать проституток активно с ним о чем-то разговаривают. Я понимаю, что еще две минуты, и произойдет международный скандал. Я выхватываю Горбачева, он говорит: «Подождите, Андрей, это студенческая молодежь».

Электорат!

Нет, он реально не врубился, что это были проститутки. «Студенческая молодежь, я рассказываю, беседую». Проститутки были обязательно.

И какое у него было впечатление от этого визита в конечном счете?

Он любит разные ощущения, у него не было никакого ужаса, наоборот, ему было интересно, что он попал в казино, где студенческая молодежь подрабатывала вокруг стойки тем, чем могут. Это все было очень позитивно. «Когда еще пойдем?».

Проститутки как некое лицо заведения. Поэтому они тоже были, как я понимаю, по каким-то калибрам или сословиям распределены по клубам: в одном подороже, в другом подешевле.

Конечно. Публика, которая шла в клуб, тоже делилась на несколько категорий. Публика, которая шла потанцевать ― это было меньшинство, за исключением мест типа больших специализированных танцевальных клубов а-ля Jump.

Вторая категория шла на концерты артистов, потому что клубы, казино были основным местом для выступлений поп-звезд тех времен. Там выступали Наталья Ветлицкая, Ирина Понаровская, Алена Свиридова, группа «Моральный кодекс», Владимир Пресняков. Это были полноценные концерты, сорокапятиминутные сеты. Люди покупали билеты, приходили, ели, ― во всех заведениях обязательно ресторан как некий источник дохода, ― потом смотрели концерт и в основном шли в казино. Основные деньги, конечно, зарабатывались в казино. Для казино это скорее было промо возможностей привести людей, которые реально будут играть. Концерты ― абсолютно расходная часть, а не доходная.

Вот такая приблизительно была аудитория. Кто-то шел на концерты, кто-то на проституток, кто-то ― просто поиграть в казино, кто-то ― потанцевать. Четыре группы людей.

Это же еще время, когда первые западные гастролеры, как правило, поп-артисты, начали привечать нашу родину. Я с этим столкнулся, поскольку Борис Гурьевич Зосимов и компания PolyGram делали не просто визиты различных поп-звезд, поп-звездочек и поп-звездулек, они их сами создавали на один раз.

Я помню, что Борис Гурьевич как-то проникся группой Yaki-Da, у которой была одна-единственная песня I Saw You Dancing, они стали звездами. Потом какая-то Мари Клер Д'Убальдо, E-Type. В основном Швеция из-за географической близости регулярно поставляла нам звезд.

Да, Dr. Alban.

Как только в европейских чартах появлялась на 138 позиции новая группа, когда они еще не могли выкатить полный ценник, их сюда таскал Борис Гурьевич.

Да, при этом он ее активно подкручивал перед этим на BIZ-TV, на котором я работал.

Мы с удовольствием ставили на радио Maximum тоже.

Ставили радиостанции, да, шло какое-то промо. Глядишь, через три месяца практически новая европейская звезда.

Причем, как я подозреваю, для обычного меломана не очень сильно виделась разница между тем, когда приезжают, например, Pet Shop Boys, и Yaki-Da. Это были явления одного калибра. Бывал ли ты на таких концертах, помнишь ты звезд того времени?

Да, я бывал на многих концертах в различных клубах. И в «Арлекино», и в «Метелице» они проводились. Кстати говоря, в Jump были какие-то танцевальные звезды. Я помню, приезжала группа The KLF.

Ух!

Она была по тем временам абсолютно сумасшедшим коллективом, это была прогрессивная хаус-музыка, бомонд пришел их посмотреть и послушать.

Попсовых артистов было действительно очень много. Я помню, что на радио Maximum моим первым заграничным интервью было интервью с Марком Алмондом, который приехал и работал не только в клубе, но и на какой-то большой площадке, кажется, в Театре оперетты. Я помню, что мы гонялись за этим Марком Алмондом наперегонки с Ильей Легостаевым, кто быстрее добежит до него, чтобы взять эксклюзив, будет на Maximum или в «Московском комсомольце». Буквально за кулисами, благодаря своей футбольной физической подготовке, я опередил на повороте щуплого Илью Легостаева, жестко его сдвинул и сказал: «Mark, let's talk!».

И все. Ты же тоже писал для «Звуковой дорожки» МК.

Да, я писал для «Звуковой дорожки», я активно писал в приложении Димы Шавырина, которое называлось «Джокер». Оно сначала было в «Московском комсомольце», потом перешло в какую-то другую газету, а потом вернулось в «Московский комсомолец». Это была специальная вкладка по воскресеньям, посвященная музыке.

Это же еще свидетельствует о том, что в те времена музыкальная пресса была если не определяющим, то значимым фактором в раскрутке любого артиста. Я помню все эти хит-парады «Звуковой дорожки», как возбужденно за ними следили различные артистки и артисты, как было важно, кто окажется на каком месте. Они же освещали не только попсу, в этих хит-парадах всплывал и «Наутилус Помпилиус».

«Джокер», например, остался у меня в памяти как символ того, что, в принципе, купить можно любую полосу. У меня было такое ощущение, что там ни слова не публиковалось без заноса денег. Так это было?

Нет, не так. Музыкальные пристрастия самого Шавырина были не в тренде начала девяностых, он любил классический рок.

Все мы вышли из Deep Purple.

Правильную олдскульную музыку. Если это попса, то скорее а-ля эстрада, с вокалом. Он не очень любил все эти муси-пуси. Они были для бизнеса, а по любви, от сердца публиковалось что-то, например, про группу «Черный кофе» или о воссоединении «Мастера» и «Арии».

«Деревянные церкви Руси…», вот это все.

Да-да-да.

Вспомни, пожалуйста, про телевидение. Твоим стартом был BIZ-TV.

Да.

Расскажи мне, как Зосимов делал BIZ-TV, что там было вообще, насколько это интересно было для тебя? Это же прото-MTV.

Абсолютно.

На самом деле я появился на BIZ-TV совершенно неожиданно. Я сделал первый вариант клубного шоу с музыкальными журналистами. Ты говорил о музыкальных журналистах и об их значении в тот момент. Действительно, мне показалось, что я поймал этот тренд, я решил на нем зарабатывать. Я придумал клубный проект, который назывался «Пресс-пати Андрея Вульфа».

Представлял я себе следующее: все музыкальные журналисты, которых я знал, поскольку они были моими соратниками, подельниками во всей этой тусовки, объединялись в некую группу товарищей, дальше шло какое-то общение с каким-то клубом-казино. Начиналось это в клубе-казино «Жар-птица», затем перешло в Golden Palace. Для клуба это было промо, клуб платил мне деньги за то, что я проводил там эту клубную программу. Артист приходил в эту программу и пел бесплатно, поскольку это освещалось в музыкальной прессе.

Тут дивиденды очевидны.

А люди покупали билеты, чтобы посмотреть на этого артиста и увидеть, как его журналисты будут слегка подчмаривать, что всегда интересно.

Это была такая система win-win. Мы сделали эту очень интересную программу, она просуществовала около года. Она, по сути, была прообразом телевизионного шоу «Акулы пера», по поводу которого руководство этого проекта ко мне и обратилось. Так как я тогда был уже молодым бизнесменом, мы не договорились об условиях того, что эта идея передается каналу, а я только ведущий. Я сказал: «Нет, я продюсер, это моя идея, мой каст, мои артисты». Мне ответили: «Да? Ну тогда и иди со своими артистами и со своим кастом». И я пошел.

Вскоре на канале ТВ-6 появилась программа «Акулы пера», которую сделал Ваня Демидов, а вел как раз Илья Легостаев, там блистал человек, который первый раз появился как раз у меня на «Пресс-пати», мой лепший друг и товарищ на тот момент Отар Кушанашвили. Там же в первый раз появлялись какие-то интересные персонажи типа Миши Марголиса, Сергея Соседова, Алексея Остудина.

Капитолина Деловая.

Да-да, все, кто дальше составил первый ряд программы «Акулы пера». Так как «Акулы» стали реализовываться без меня, я как неудовлетворенный творец решил обратиться к Боре Зосимову с предложением, не хочет ли он снять эти пресс-пати. Он начал их снимать, это мой первый телевизионный опыт на BIZ-TV, клубный вариант «Пресс-пати».

Как альтернатива «Акулам пера».

Да.

Кто из гостей был ярок, какие были интересные моменты, кто тебе запомнился? Я имею в виду артистов. Кого растерзали, а кто вышел победителем?

Я сейчас вспоминаю, «Пресс-пати» была одной из площадок, на которой впервые появились очень многие поп-звезды, ставшие затем популярными. Например, первое появление Валерия Меладзе, Леонида Агутина или Влада Сташевского происходило у меня на «Пресс-пати». Более того, у меня первый раз появился в качестве исполнителя волосатый певец Иосиф Пригожин! Эту историю сейчас немногие вспомнят, возможно, Иосиф будет от этого отнекиваться, но он у меня пел, и пел он неплохо, надо сказать.

Как это выглядело? Под минус, под плюс?

Вышел человек в костюме, под минусовую фонограмму, с волосами, еще раз повторяю. Такая аккуратная прическа а-ля Джеймс Дио, с небольшим хаером сзади. Он прекрасно пел какую-то песню, сейчас уже не помню, какую, вполне себе попсовую, поставленным голосом.

Были многие интересные моменты. Это моя первая встреча с Александром Борисовичем Градским, который тогда просто-напросто всех высушил до основания во время этого пресс-пати. Это был единственный случай, когда журналистам не давали открыть рот, на каждую копейку им моментально возвращали три рубля.

Многие альтернативные артисты там появлялись.

Ну-ка, ну-ка?

Группа I.F.K.

Паштет был у тебя?

Да. Была команда «Бони НЕМ». Но в основном, конечно, это все-таки плюс-минус формат поп или поп-рок, чтобы для аудитории казино это было не сильно пугающе.

Это же время чуть позже появления сотовых телефонов. Какой у тебя был телефон и какой был на нем рингтон?

Вау. У меня у одного из первых ― все так говорят, я знаю, но это правда ― настоящий большой сотовый телефон Motorola. Он весил килограммов пять, был вот такого размера, еще прикручивалась вот такая антенна. На него нужно было разрешение. Ты не мог идти по улице с телефоном, к тебе могли подойти доблестные сотрудники милиции и спросить разрешение на сотовый телефон. Сейчас, конечно, это звучит как анекдот, но это реальная ситуация. У людей отбирали сотовые телефоны, если у них не было разрешения.

Разрешение выдавалось в сотовой компании. Первая компания ― «Московская сотовая связь», затем у меня был «Билайн». У меня до сих пор сохранился какой-то статус благодаря тому, что я стал абонентом «Билайна» в середине XVIII ― начале XIX века. Мне дают возможность тратить сколько угодно денег, а платить потом. Сейчас это не модно, многие люди предпочитают потратить сколько угодно денег, потом выключить телефон и купить новый.

Слиться.

Доверие ко мне есть за счет того, что я вот это носил.

У меня была такая же байда, которую мне дали на Maximum. Я не то чтобы таскал ее целыми днями, но на переговоры я должен был прийти с телефоном, чтобы поставить его. Это был какой-то элемент статуса. Я помню, когда покойный Юрий Шмильевич Айзеншпис очень хотел пристроить Влада Сташевского на радио Maximum, то с ним все побоялись встречаться.

С Айзеншписом?

Да.

Я помню эту историю, я к тебе, собственно, его отправил.

Да?

Он же ко мне пришел с вопросом. Я брал у него интервью, он говорит: «У меня Влад», я говорю: «Юра, я не решаю эти вопросы, вот к Мише».

Я помню, что мы с ним сидели два часа. Вопросы, связанные с давлением и агрессией, на столе не присутствовали, присутствовала его истовая влюбленность в артиста!

Да.

Он за своих артистов был готов разорвать на себе… Он ездил мне по ушам часами этими ремиксами и песнями, я помню это как тяжелую пытку. Я же понимал, что я пришел, чтобы отказать ему.

Что-то в результате встало, по-моему, какая-то одна песня более-менее в формате, мне кажется, поломал он тебя.

Да?

Сломался твой образ несгибаемого борца!

Только что Андрей Вульф выдал все! Я помню, что я первым поставил «Руки вверх!» в эфир.

Да, песню «Малыш».

Совершенно верно.

Мы прошлись по прессе, по телевидению. В какой момент у тебя родилось желание как-то объединить все происходящие клубные и масс-медийные процессы в какую-то структуру типа премии? Это же тоже целая история. Я сегодня листал всплывающие из глубины веков названия всевозможных премий, вспоминал, что это было. Это было всегда таким медийным событием, все только об этом и писали. Например, премия «Знак качества», премия «Постель года». Что это?

На самом деле этому предшествовало то, что я принял решение все свои контакты, связи, проекты монетизировать. Когда я принял решение о монетизации, я, работая параллельно и на радио, и на телевидении, и в газете, создал собственную компанию. Компания называлась «Вульф-Групп», в какой-то момент она стала чуть ли не монополистом на рынке клубно-казиношного бизнеса Москвы.

Помимо того, что эта компания делала целый ряд программ для радио и телевидения, она взяла на эксклюзив организацию на некоторых площадках того, что сейчас бы назвали special events: всевозможные презентации альбомов, какие-то пресс-вечера, открытия, юбилеи, годовщины, концерты и так далее.

Я сейчас думал, что ты скажешь «похороны».

В моей жизни были похороны, я подрабатывал в качестве ведущего на многих мероприятиях. Чего греха таить, весь шоу-бизнес того времени ― и это правда, дорогие друзья! ― крышевался людьми, которые имеют весьма сомнительное отношение к легальности, я просто видел этих людей, я хорошо их знал, общался с ними. В процессе такого общения возникали некие запросы.

Лидеры организованных преступных группировок?

Да. Они были в том числе заказчиками каких-то мероприятий.

И тебе и приходилось вести похороны.

Я вел и свадьбы. Только сходняки я не вел, а все остальное... Дни рождения, возвращения людей, которые где-то были, откинулись, а потом вернулись. Это особые правила. Там долго учили, читали, как можно, а как нельзя. На некоторых из этих юбилеев и мероприятий было столько представителей культурной, политической и бизнес-элиты, которых мы видели только по телевизору в новостях, что представить, что все они пришли в гости к человеку, которого нельзя называть… Но я это видел своими глазами.

Там были определенные правила. Например, если это крупный авторитет или вор в законе, то ты не можешь сказать «А сейчас слово предоставляется». Меня обучали, сказали: «Парень, ты не можешь предоставить слово. Кто ты такой, чтобы предоставить слово? Он слово имеет, ты понимаешь?». «А теперь слово имеет…» ― и выходил уважаемый человек и имел вот это слово.

Неправильно употребленное слово могло стоить…

Да, много чего могло стоить. Тебе интересно про этих, да?

Это очень интересно. Не только, но специальный язык, на котором эти мероприятия можно было вести, отличающийся от любых других ведений, конечно, очень интересно с языковой точки зрения. Я никогда не мог себе это представить. «Слово имеет». Что еще?

Это смешная параллель, но это правда. То же самое относится к коронованным особам и президентам. Если на каком-то специальном мероприятии ― это уже в следующем витке моей жизни мне приходилось на каких-то более легально-цивильных мероприятиях это объявлять, ровно то же самое. Ты не можешь предоставить слово принцу Монако или президенту Ельцину, он должен это слово поиметь.

И, соответственно, ты не можешь к нему просто так обратиться, нужно «господин президент», «господин принц», «Ваше Высочество».

Абсолютно. Вот там все то же самое. Это же определенная модель. Мы говорим «короли преступного мира». Реально короли.

У тебя не случалось обидных косяков?

Нет, не случалось, более того, так как я не был свидетелем того, как эти люди выполняли свою профессиональную деятельность, может быть, это ужасно, но у меня по отношению к ним негатива, неприязни никогда не возникало. Всегда, когда я их видел, это было достаточно приличное общение, без наезжалова, очень уважительно. Какие-то вещи были, да, ты что-то можешь, а что-то нет.

Может быть, я немного романтизирую, идеализирую преступный мир. Люди, с которыми приходилось иметь дело в тот момент, были олдскульными. Может быть, новое поколение молодых волков кошмарили бы и ужастили всех. В моем случае было так.

Вернемся к «Вульф-Групп» и попытке монетизации всех твоих контактов.

Да, совершенно верно. «Вульф-Групп» сильно разрослась, туда вошли разные компании, подразделения, кто-то занимался контентом, кто-то ― рекламой, концертами, фестивалями. Мы делали фестиваль «Солнечная Аджария», заказчиком которого был президент республики Аджария Аслан Абашидзе. Это было очень хорошее мероприятие, где все наши поп-звезды с группой «Кар-мэн», Кристиной Орбакайте, Ларисой Долиной радостно выступали, была прекрасная съемка.

Мы все ночью заехали в президентский дворец, меня повели знакомить с президентом, дальше начали собирать деньги и поняли, что не хватает 100 тысяч долларов. Кому-то не хватило, не помню, группе «А-Студио» или кому еще, они говорят: «Мы без этих денег на сцену не выйдем». Только к президенту, он может решать эти вопросы.

Мы пошли к президенту, меня с ним познакомили, а там был ответственный премьер-министр Леван: «100 тысяч долларов не хватает? А у меня нет, где? Туда нет, сюда нет, нигде, по всей республике собирай, денег нет, уже все собрал». Говорят: «А у меня есть в Трабзоне обувной магазин, там мой брат работает, у него должно быть, сейчас я позвоню». Абашидзе позвонил, узнал. Говорит: «Приезжай».

И я ночью на машине с абашиздевской мигалкой… Не было загранпаспорта, я не мог выехать. Мне говорят: «Какие проблемы, сейчас пойдем и сделаем тебе паспорт». Я зашел, мы сфотографировались, там же на месте, практически с заднего входа поставили какой-то штамп, мне радостно несут. Я открываю: Вульф Андрей Юрьевич, год рождения такой-то, город рождения ― Батуми, национальность ― грузин.

Так ты стал грузином!

Я говорю: «Хорошо, но видно же, что это липа, напечатано на бланке советского паспорта», видимо, где-то нарыли его. Я с грузинским паспортом, на этой машине по этому сумасшедшему серпантину ночью выехали в Трабзон. Остановили нас на границе, вышла охрана Абашидзе, там такой же диалог, короче, «проезжай, поехали», даже не показывал свой паспорт.

То же самое с переговорами продолжалось в обувном магазине, куда я приехал ночью.

Ты приехал в обувной магазин, чтобы Кристина Орбакайте и «А-Студио» вышли на сцену!

Реально обувной магазин в городе Трабзон. Разбудили какого-то заспанного злого грузина, который оказался братом то ли премьера, то ли еще кого-то. Он начал собирать по Трабзону деньги. Видимо, что-то сняли с касс, что-то еще где-то. Мне принесли вот такую пачку по 10 долларов, по одному доллару. Посчитали, ровно 100 тысяч долларов. Поехали обратно.

Я скатался обратно, утром усталый, но зато всем раздали, все артисты счастливы, все вышли, благодарили «батоно Аслана, который организовал этот прекрасный вечер». Я об этом говорю абсолютно с легким сердцем.

С восторгом.

Это был кусок счастливой жизни.

Ты сохранил себе паспорт?

Конечно. Я не исключаю, что жизнь-то сложная, Миша, может, и придется еще раз ночью съездить в Трабзон, а у меня уже есть грузинский паспорт.

Он напоследок не сказал: «Слушай, пару обуви возьми как подарок, хорошая обувь»?

Хорошо, к премиям.

Компания «Вульф-Групп» занималась разными фестивалями, а в какой-то момент появился еще один сегмент ― сегмент премий. В тот момент основной и главной премией шоу-бизнеса была «Овация», она имела некое опосредованное отношение к государству, хотя фактически это была группа двух или трех парней из Донецка, Кузнецов, Сиротюк и еще не помню кто, которые придумали классный, сравнительно честный способ отъема и зарабатывания денег.

Я, кстати, до сих пор член высшей академической комиссии «Овации», она дается пожизненно. А ты лауреат, я уверен! В конце уже всем давали без денег, поверь мне. Но в начале было конкретно за все, «открытие года», «закрытие года».

Сколько была ставка?

В среднем десять тысяч долларов. Может быть, кто-то платил меньше, кто-то больше. Кому-то давали за пафос, я не думаю, что платили Филипп Киркоров или Алла Пугачева. Были забавные ситуации, когда какие-то рокеры приезжали.

«Король и шут» получил «Овацию», мы по этому поводу прямо чуть ли не переругались с ними вообще. Ты знаешь, кто их продвигал в ту пору? Иосиф Пригожин!

Вот откуда прическа а-ля Дио, все понятно!

Он первым мне показал группу «Король и шут». Он сидел тогда в Останкино, у него была NOX Music. Иосиф Пригожин топил за питерских альтернативщиков!

Вот видишь!

Я почувствовал, что есть пространство для чего-то еще. Первым появился «Знак качества», причем эта премия принципиально создавалась как антитеза. Основные премии были продажные, а мы решили сделать честную премию. Я говорю: «Слушайте, мы можем хотя бы не брать с людей деньги?». А так как это была цеховая, профессиональная премия без народного голосования, у меня к этому моменту благодаря «Пресс-пати» и работе огромный пул людей, которые испытывали ко мне какое-то доверие в плане того, что я не буду заниматься шухерами-мухерами. Было около ста человек, экспертов, которые в номинациях «Лучший телеканал», «Музыкальный телеведущий», «Радиоведущий», «Радиостанция», «Пишущий журналист» определяли победителей.

Это была статусная история. Я продолжал быть пишущим журналистом, был одним из номинантов, ни разу не получил ее, хотя мне дико хотелось, как Никите Михалкову, наверно, самому себе вручить «Золотого орла». Но все, что я сам себе вручил, это только «Серебряная калоша» спустя энное количество времени, а до этого как-то вот так.

То есть вы денег принципиально не брали.

Да. Мы отмечали какие-то тенденции. Выигрывали абсолютно достойные люди, тот же Абрахимов, Рита Митрофанова, радио Maximum, «Русское радио», когда оно появилось, Троицкий, Гаспарян.

Сейчас не стыдно, глядя на этот список.

Вообще не стыдно.

Давай еще обязательно поговорим о твоей главной скандальной телепрограмме «В постели с…». Чья была идея и что получилось?

Идея была моя. Когда я первый раз в своей жизни на честно заработанные в трудных, практически фронтовых условиях деньги отправился отдыхать в Майями… Надо сказать, что вообще у меня был хороший год. Из «девятки», в которой я ездил и которую потом сожгли у меня на школьном дворе, я сразу пересел в семиметровый «линкольн». В Москве их было три: у Аллы Пугачевой, у кабаре-дуэта «Академия» и у меня. Мне его привезли из Америки, длинный красный «линкольн». Развернуться на нем на улицах Москвы было невозможно, припарковаться тоже.

Но ты же с водителем?

Я ездил с водителем. Жил я в однокомнатной съемной квартире на улице Планерной в Тушино, но подъезжал я туда, Миша, на красном семиметровом «линкольне»! В этом была вся суть наших девяностых. Когда у тебя появлялись деньги, ты их тут же тратил на непонятные внешние атрибуты.

Вот так я поехал отдыхать в Майями, практически из «линкольна», прямиком с Планерной в Ритц-Карлтон. Оказавшись в этой атмосфере, я посмотрел фильм «В постели с Мадонной». Надо сказать, что секс в Советском Союзе уже был, в отличие от периода программы Познера, но на советском, российском телевидении его еще не было. Мне пришла в голову мысль, тем более что она меня в то время волновала, я был человек молодой, активно интересующийся сексом. Мне казалось, что этот интерес должен разделяться аудиторией молодежного музыкального канала BIZ-TV.

Я предложил эту идею Боре Зосимову. Программа «В постели с…», где впервые какие-то знаменитые люди, политики, артисты, бизнесмены, телеведущие, художники, спортсмены, любые селебрити рассказывали бы откровения про свою личную сексуальную жизнь, а также взгляд на различные сексуальные проблемы.

Я пытался выкапывать какие-то темы, которые были топовыми по тем временам в разных направлениях, от легализации проституции до легализации транссексуалов, какие-то совершенно сумасшедшие вещи. Секс-клубы, стриптиз. Это реально была индустрия. Людям было интересно услышать про это из уст тех людей, которых они знают, будь то Иосиф Давыдович Кобзон, Владимир Жириновский, Маша Распутина, Эдуард Лимонов, Ирина Хакамада.

Какая передача получила самую большую известность и самые большие рейтинги?

Самая тяжелая для меня программа, но самая отозвавшаяся в моей дальнейшей судьбе ― программа с моим другом Отаром Кушанашвили. Эта была одна из первых программ. Когда мы ее пытались вести в прямом эфире на BIZ-TV ночью ― а это были ночные эфиры, начиналось, по-моему, в 0:45 ― она была остановлена на середине в эфире по звонку Бориса Зосимова. Отар нес такое…

Но мы ее записали. Я все-таки убедил Зосимова пустить ее, при этом неделю активно промотируя кусками из той остановленной программы.

Что он нес?

Его несло. Во-первых, удивительные оценки различных российских и зарубежных селебрити с сексуальной точки зрения. «А вот Наташа Королева, вот этот передничек, запах борща изо рта. И хочется задрать и засадить». Я говорю: «Как, подожди, Наташа Королева?». «Да, Наташа Королева. Задрать и засадить».

«Шерон Стоун приехала сюда, и дешевые жены дешевых русских клипмейкеров, ― тут он что-то добавил на грузинском, ― посмотрите на себя в зеркало! Женщина выглядит так, что хочется… ― и опять он рассказал все, что ему хочется, ― а вы выглядите так, что с вами не хочется даже здороваться!».

Дальше он прошелся по всем, от Аллы Пугачевой до Раисы Горбачевой.

О господи.

Но самый ужасный момент был связан с Аллой Пугачевой. Он рассказывал историю своего конфликта.

Это когда его постригли?

Нет, с Аллой Пугачевой. Что он сделал не завизированное интервью с Киркоровым, якобы он встретился с Пугачевой, та потребовала изменить текст этого интервью и унизила его. А он сказал: «Я взял и вот этими листками отшлепал ее по подтянутым в швейцарских клиниках щекам». Я даже не хочу сейчас это повторять. Пугачева была богиней, и у меня не было даже сомнения, что эта история была от начала до конца придумана Кушанашвили в процессе общения.

На следующий день Пугачева подала в суд, причем не на Кушанашвили, а на мою программу. Дальше в моей жизни полгода была серьезная история: подписка о невыезде, судебное разбирательство, на которое пришли Алла Пугачева, Борис Зосимов, Филипп Киркоров, Отар Кушанашвили. Закончилось все примирением сторон, но для меня это было, конечно, помимо такого потрясающего паблисити очень сильным эмоциональным уроком.

Сейчас, по прошествии столького времени могу честно сказать: я, конечно, хорохорился: «Свобода слова! Что хочу, то выдаю в эфир», но сейчас мне жалко. Я думал о том, что это будет рейтинг, но я не думал о том, что это живой человек, абсолютно замученный масс-медиа, человек реально огромного масштаба, таланта. В следующую поездку в Майами, когда мне уже сняли ограничение на выезд, я ехал между Майами и Орландо, в машине у меня звучали ее песни. Я никогда не был ее сумасшедшим фанатом, но меня прямо пробило на слезу. Я думал: «Господи, кто я такой? Клоп. Я портил жизнь, настроение великому человеку. Зачем, за что?». Вот такая, Миша, история, не только веселая. А ты говоришь, лихие девяностые.

Не успели мы с тобой поговорить про два других больших периода твоей жизни, которые настали потом, про твое хождение в политику и спорт. Я хотел тебе задать финальный вопрос, который стараюсь всем задать. Что, по-твоему, тогда началось и что с тех пор навсегда закончилось?

Наверно, я не буду оригинальным, Миша. Я вообще люблю копаться в себе. Давеча покопавшись, я понял, что на самом деле единственным приоритетом, главной ценностью и одновременно потребностью для меня является свобода. Все остальное ― вещи абсолютно прикладные, которые могут быть или не быть.

То время было для меня временем фантастической, потрясающей свободы, к которой я абсолютно сознательно стремился еще в школе, в студенческие годы, всегда понимая то, что в узких, четких, регламентированных и лживых рамках Советского Союза вообще, советской доктрины, советского бытового уклада существовать очень тяжело. Огромная разрушительная сила, которая уничтожила это, для меня была безусловным плюсом. Я никогда не жалею о том, что что-то разрушили, сломали.

Создали просто группу свободных людей, которые мыслили и творили свободно. В процессе этого мышления и творения много натворили того, что, наверно, не стоило бы делать. Но, с моей точки зрения, это время ― фундамент в жизни очень многих людей. Поэтому я всегда, по гроб своей жизни буду благодарен Горбачеву и Ельцину за то, что они подарили это время, подарили людям возможность быть такими, какие они есть, проявить себя со всеми своими ошибками.

Но при этом очень важно для нас, для тех людей, которые сформировались в девяностые и что-то заметное сделали, не остаться в том времени. Самое страшное и печальное, когда человек того времени в сегодняшних условиях брендируется сам для себя и для окружающих как «бывший депутат», «бывший чемпион», «бывший телеведущий». Бывший, бывший, бывший. Когда ты начинаешь быть бывшим, твоя жизнь закончилась. Когда ты сегодняшний, жизнь твоя продолжается, ты находишь в нынешней жизни новые качества, новые мотивации со всем уважением и благодарностью к тому, что было.

Поэтому то, что сейчас здесь со мной, бывшим телеведущим, бывшим депутатом, бывшим чиновником беседует бывший создатель и руководитель радио Maximum, «Нашего радио», фестивалей «Максидром» и «Нашествие» ― это только один пласт. На самом деле сегодня здесь беседуют два ведущих программ на телеканале Дождь, Миша Козырев и Андрей Вульф.