Дмитрий Песков знает о Путине все. Полная версия

Малыхина: Сегодня в газете «Известия» вышла статья за авторством Владимира Владимировича. Думали-гадали – неужели сам писал?

Песков: Нет, конечно. Сырье готовили эксперты, это так называемые референты, во многом смотрели те подразделения аппарата правительства, которые занимаются интеграционными процессами. Но из этого сырья сделал статью сам Путин. Он сам работал над текстом, что-то выкидывал, что-то добавлял, что-то переписывал, и так происходит каждый раз, когда что-то публикуется от его имени. Он к этому достаточно щепетильно относится.

Макеева: А как это технически происходит? Как он ее писал? Он писал ручечкой?

Песков: Ручечкой на бумажке. Ручечкой прямо поверх напечатанного текста.

Макеева: А умеет ли пользоваться компьютером председатель правительства?

Песков: Лучше всех. Предпочитает писать ручкой.

Таратута: Боюсь даже спросить – лучше президента Медведева?

Малыхина: Технически пользуется – посмотреть что-то в интернете? Все равно, готовятся же обзоры.

Песков: Конечно, пользуется. Нельзя сказать, что он живет в интернете, он далек от этого – от того, чтобы жить в интернете. Редко, но пользуется.

Монгайт: Скажите, у него есть аккаунт в одной из социальных сетей?

Песков: Нет.

Монгайт: Ни в одной? Не хочет?

Макеева: Тем не менее, вы когда-либо обсуждали это?

Песков: Обсуждали и пришли к выводу, что пока присутствие в интернете посредством сайта Путина, тем более, у нас есть сайт правительства и лично сайт Путина, используя те возможности интерактивной связи, которые дают эти сайты, вполне достаточно на данном этапе.

Макеева: Я вообще не на счет этого хотела узнать. Хотела узнать, обсуждали ли вы когда-нибудь, если действительно председатель правительства пользуется интернетом, может быть, не активно пользуется, но все-таки время от времени, что Путин – краб. Я имею в виду, что если в Яндексе, самом лояльном, наверное, и самом крупном поисковике России набрать «Путин», только фамилию, то могу перечислить: третьим по популярности запросом будет «Путин и Кабаева», четвертый – «Путина в отставку», пятый – «Путин взрывает дома», шестой – «Путин Медведев приколы». Знаете ли вы об этом, знает ли он об этом?

Песков: Знаем прекрасно об этом. Более того, мы знаем, как это делается технологически. Поэтому относимся к этому совершенно спокойно.

Макеева: Вы знаете, кто автор этого?

Песков: Частично мы знаем, кто авторы всех этих усилий. Я не буду их называть.

Геворкян: Что так?

Песков: Авторы знают, что мы их знаем. Это простая механическая процедура. Включаются движки, и они нагоняют первые, третьи и вторые строки.

Макеева: Это мировая закулиса действует?

Песков: Частично наши отечественные товарищи из-за мировой закулисы.

Монгайт: Скажите, пожалуйста, кто загнал Кабаеву на третье место?

Песков: Не знаю. Я действительно не знаю.

Монгайт: А откуда родом эта легенда?

Песков: Из одной газеты. Это была какая-то «Правда» - «Московская правда» или что-то еще, я боюсь ошибиться.

Макеева: Сейчас «Московская правда», я думаю, содрогнулась в этот момент.

Монгайт: «Московский корреспондент?

Песков: «Московский корреспондент», да.

Малыхина: Тем не менее, странно, почему такой вид спорта – художественная гимнастика? Ведь еще прекрасный есть теннис, масса видов спорта. Актрисы, в конце концов. Почему получилась художественная гимнастика?

Песков: А это нужно спросить у этой газеты. Знаете, когда распускают сплетни, очень трудно ответить на вопрос, почему сплетня именно такая, а не другая.

Малыхина: Газеты этой нет, насколько я понимаю, а слух живет.

Геворкян: Тут же ее и не стало, видимо.

Песков: Я никогда не слышал, чтобы она закрылась вследствие каких-то нажимных действий.

Геворкян: Я пошутила. Я, честно, не знаю, почему она закрылась. Если мы перешли на такую личную тему, у меня была поразительная история совсем недавно.

Песков: Зачем нам переходить на личную тему?

Геворкян: Мы уже перешли, тут ничего не поделаешь.

Геворкян: Западный журналист один прислал мне фотографии двух молодых девушек и говорит: «Помоги, пожалуйста, это дочки Путина или не дочки Путина?». Я подумала о том, что это, конечно, парадоксальная ситуация. Мы знаем, как выглядят дети Обамы, мы уже знаем, как выглядят даже дети Каддафи, но мы не имеем никакого представления, как выглядят девочки Путина. Я их видела в последний раз, ровно когда писала книгу, значит 12 лет назад. Они выросли. Мы не видим жену – в последний раз мы все видели ее во время переписи населения. Ее нет. Может быть, частично это объясняет дикий какой-то вал сплетен, в том числе, в интернете. Так, может, лучше уже как-то показать?

Песков: Показать что?

Геворкян: И девочек, и жену.

Песков: Во-первых, это личный выбор и личное решение Путина. Я считаю, что мы все должны относиться к этому с уважением. То, что он хочет, чтобы его дети и его семья жили простой человеческой жизнью – согласитесь, что его жизнь вряд ли можно назвать простой и человеческой с теми ограничениями по безопасности, по протоколу, которые существуют. Конечно, это жизнь, полная таких рестрикций. Совершенно естественно, что если есть возможность не загонять в эти красные флажки свою семью, то конечно…

Геворкян: Но бывают праздники какие-то, инаугурация.

Песков: Поверьте мне, все семейные праздники вся семья собирается вместе, это обычная нормальная семья.

Геворкян: То есть вы считаете нормальным, что мы не знаем, как выглядят дочки Путина?

Песков: Я считаю, что это более, чем нормально. Это позволяет им жить нормальной жизнью.

Геворкян: А другие дети других президентов не живут нормальной жизнью, если они присутствуют, например, на инаугурации папы?

Песков: Вы имеете в виду детей других председателей правительства, других премьер-министров?

Геворкян: Поскольку вы с ним работали в Белом доме, и в Кремле…

Песков: Знаете, один президент – он глава одной семьи, а Путин – глава своей семьи, и он принимает в отношении свой семьи те решения, которые он считает нужными.

Геворкян: То есть это его решение?

Песков: Конечно.

Макеева: Послушайте, он теперь не просто премьер – он кандидат в президенты.

Песков: Нет.

Макеева: Как нет? Он не будет, уже передумал?

Песков: Он еще не кандидат в президенты, ему еще надо формализоваться в этом качестве.

Макеева: Тем не менее, мы живем в такую эпоху, когда довольно трудно себе представить такую ситуацию: работают ли дочки Путина, учатся ли, на чем ездят сейчас, ни как они выглядят, никто даже себе не представляет.

Песков: Ну и слава богу.

Макеева: Не знаю, насколько слава богу. Но это очень нетранспарентно, непрозрачно в эпоху мощной глобализации, открытости, демократии безусловной, которая – во всяком случае, вы так считаете – присутствует в нашей стране. Это такая византичность, она довольно изумляет. И будет ли Путин в качестве кандидата в президенты, как вы считаете – как его пресс-секретарь, возможно, вы точно знаете ответ на этот вопрос – менять эту ситуацию?

Песков: Во-первых, слово «византичность» вряд ли применимо к этой ситуации. «Византичность» означает борьбу за власть, как правило, с использованием отравляющих веществ. Вы знаете, наверное, историю Византии.

Макеева: Византийские нравы я имела в виду.

Песков: Во-вторых, начиная такую беседу, мы так глубоко сразу начинаем внедряться в личные темы и говорить про дочек Путина, то значит, все хорошо у нас в стране.

Монгайт: Вы что имеете в виду?

Песков: Я то и имею в виду. Значит, все спокойно.

Геворкян: Все остальное отлично, вы имеете в виду?

Песков: Все спокойно, достаточно предсказуемо, на удовлетворительном уровне и с позитивной динамикой на будущее. Это маленькая ремарка. Теперь, непосредственно отвечая на ваш вопрос. В президенты, если будет Путин формализован в качестве кандидата, будут выбирать как одного из кандидатов не семью Путина, а Путина. Голосовать будут не за дочек Путина, а непосредственно за него. Поэтому еще раз повторяю – это его неотъемлемое право как главы семьи поддерживать именно тот режим открытости в отношении семьи, какой он считает необходимым.

Геворкян: Просто все привыкли, что публичные фигуры – они и есть публичные. Это крест публичной фигуры, он вынужден. Его просвечивают насквозь, жену, детей.

Песков: Вы считаете, что он несет недостаточно тяжелый крест?

Геворкян: Знаете что, каждый несет тот крест, который может унести.

Таратута: Мы говорим исключительно о протокольных съемках, которые мы видим.

Песков: Протокол – это не догма, а руководство к действию.

Монгайт: 2006 год, мы знаем, что был знаменитый контракт с компанией «Кетчем», которая занимается политическим пиаром. Существует ли этот контракт сегодня? В каких действиях и в каких поступках они консультировали правительство и Владимира Владимировича, возможно, тоже?

Геворкян: И вы заключали этот контракт, по-моему, в 2006 перед форумом?

Песков: В самом начале, когда была «восьмерка, мы начали работать с компанией «Кетчем». Выбиралась она, поскольку… скажем так, основным заказчиком все-таки была одна коммерческая структура, коммерческий банк.

Геворкян: То есть не Кремль напрямую?

Песков: Нет. Бюджетные деньги не использовались и не используются. Это был коммерческий банк. Как и все коммерческие банки, банк вел, ведет и будет, даст бог, вести активную внешнюю экономическую деятельность. Естественно, они заинтересованы в поддержании позитивного инвестиционного фона, имиджа страны, потому что когда компании наши, тем боле крупные, действуют за рубежом, естественно, все, что они делают, так или иначе проецируется на имидж России и наоборот. Поэтому как такового тендера, знаете, как по 94-му закону, который все критикуют, не было. Что мы тогда сделали? Я вам расскажу, откуда взялся «Кетчем». Мы тогда просто взяли первую десятку крупнейших международных PR-компаний и со всеми вступили в переговоры. Все приготовили материалы, предложения. Тогда в преддверии «восьмерки» информационная ситуация была не очень хорошая.

Геворкян: Вообще 2006-й совсем не хороший был для России.

Песков: Можно и так сказать. Больше всего подошла та стратегия, та тактика, которая была предложена компанией «Кетчем», главное, та инфраструктура международная, которая была предложена. Ее выбрали и начали с ней сотрудничать. С ней и коммерческая структура сотрудничала, и мы тогда начали – тогда еще в бытность работы в Кремле.

Монгайт: Вы сейчас как правительство и как аппарат премьера занимаетесь по-прежнему, у вас есть какие-то контакты с этой компанией?

Песков: Контакты есть. Может быть, в меньшей степени, чем у наших коллег из Кремля, но они есть, причем в той плоскости, которая касается инвестиционной привлекательности.

Монгайт: Не совсем понимаю, кого - Кремля?

Песков: Нет. Инвестиционной привлекательности страны.

Таратута: Можно перейти от таких сложных конструкций к более простым. Про ваше участие в пиар-кампании премьера Путина и, возможно, будущего президента Путина, как человека, работающего у него в команде, в аппарате, ходят легенды.

Песков: Я никогда не слышал.

Таратута: Вам приписывают множество разных картинок, появляющихся сюжетов в телеэфире. Например, очень интересно – это вы придумали, чтобы Путин ловил амфору или это его желание?

Песков: Когда Путин ловил амфору, я был в отпуске.

Таратута: То есть, не вы?

Песков: Я был в отпуске и придумать этого я не мог.

Монгайт: А кто придумал?

Малыхина: Чья амфора, хотим знать?

Песков: Один из участников экспедиции. Смотрите, Путин не находил амфор на дне, которые там лежали много тысяч лет. Это очевидно. Еще вычищенная до состояния стерильной. Ну, не находил!

Монгайт: То есть, подставили?

Песков: Естественно, они были найдены во время экспедиции несколько недель или дней назад. Естественно, их или оставили там, или положили. Это совершенно нормально. Это совершенно не повод для этого злорадствия и всего остального.

Таратута: Мы вообще не злорадствуем, мы хотели узнать правду.

Песков: Вот я вам и рассказал.

Монгайт: А кто же подложил?

Песков: Там огромно количество археологов, причем археологов, которые работают в этой экспедиции на постоянной основе. Там огромное количество было представителей РГО (Русского географического общества), которое в том числе дает гранты на то, чтобы частично компенсировать затраты на проведение этих экспедиций.

Геворкян: То есть, они себя потешили, вы хотите сказать?

Песков: Они никого не потешили.

Макеева: Они хотели сделать приятное.

Песков: Ведь хочется, если уж Путин нырнул…

Геворкян: … чтобы вынырнул не с пустыми руками.

Песков: Нет, хочется, чтобы он видел, как это выглядит на самом деле. Это совершенно нормальное явление.

Геворкян: Я сейчас скажу, что точно должно быть…

Таратута: Я просто, коль такая тема пошла, а можно я спрошу?

Песков: Я прошу прощения, я скажу еще одну вещь. В целом, насчет легенд и так далее, Путин вообще в целом не нуждается ни в пресс-секретарях, ни в имиджмейкерах…

Монгайт: Это откровение.

Песков: …ни в пиар-службах, ни в ком.

Монгайт: То есть он сам решает, что он делает?

Песков: На самом деле, чаще всего, чаще всего он сам…

Монгайт: Вам не трудно работать в этой ситуации?..

Песков: Конечно, трудно, а как же.

Монгайт: Если он в вас не нуждается?

Песков: Конечно, трудно. А кто говорил что легко? Никто не говорил.

Таратута: Однако нуждается он в вас или нет, я все к слову о легендах, вам и вашему товарищу по аппарату приписывают авторство, например, другой выдающейся сцены – когда тушили пожары, мы помним, премьер был в поле, тушил пожар, а президент был в рабочем кабинете. И вот такое распределение ролей, когда они говорили по телефону…

Геворкян: Между березками, по большому телефону.

Таратута: Говорят, что это абсолютно срежиссированно. Действительно, это должно было быть срежиссированно, потому что кого-то надо было посадить в кабинет, а кого-то в поле. Оттуда родилась журналистская сентенция про то, что премьер – человек дела, очевидно, если он в поле, а президент – человек слова, потому что он отдает распоряжения. Это распределение ролей правдиво, действительно ли работали аппараты?

Малыхина: В чем все-таки вопрос, если конкретизировать?

Песков: Почему березки?

Таратута: Почему березки, как родилась такая сцена.

Геворкян: И кто автор сцены, режиссер?

Песков: Это было в Выксе, это был поселок, который сгорел. И когда все это началось, там прошел первый разрушительный верховой пожар. Ранее никто, и Путин, не знали, что это такое. Когда объяснили, что это штука, которая летит со скоростью под 100 км в час, от которого убежать невозможно, который уничтожает все, как взрыв, там было озеро 250 метров, и огненный шар его перепрыгнул. И когда он приехал к людям, у которых только что за секунду все сгорело, если вы помните кадры, когда тетка одна его за грудки взяла и трясти начала? И вы думаете, это можно срежиссировать?

Геворкян: Это нет, а сцену разговора – можно.

Песков: Теперь представьте, что после этого, после того, как он провел совещание с оперативными службами – совещание мы проводили, говорить было тяжело, потому что дышать было невозможно, все было в сизой пелене – потом мы поехали обратно на аэродром. Это был военный аэродром, где сел самолет Ту-134. И пока мы ехали, позвонили связисты и сказали, что президент просит Путина выйти на связь.

Геворкян: И тут поставили камеры.

Малыхина: Путина к березкам в голубой рубашке.

Песков: Камеры у нас всегда с собой. У него есть личный оператор и личный фотограф, они для этого и существуют. Потом просто была такая ситуация, когда нужно было показывать все, чем занимается руководство. Поэтому с той стороны моя коллега Наташа Тимакова обеспечила съемку там. У меня стоял здесь, грохотал автобус, там дизель-генератор, а там – самолет заведенный.

Геворкян: Вы поэтому ушли в рощу.

Песков: И мы пошли к березкам, встали, чтобы не так шумно было, и у березок сняли.

Геворкян: А может быть ситуация, когда вы говорите: «Владимир Владимирович, давайте сейчас, условно, не будем раздеваться у доктора»? А он говорит: «Буду». Может быть ситуация, когда вы говорите: «Лучше все-таки по картинке этого не делать», а он говорит: «Я сам знаю, что делать»? так бывает или нет?

Песков: По крайней мере, смотрите, не только я, но и многие те, кто работают вместе с ним, они, конечно – в этом, наверное, их обязанность – они высказывают какие-то рекомендации. Дальше он или прислушивается, или нет.

Монгайт: Я хотела бы рассказать историю из личной биографии…

Песков: Чьей?

Монгайт: Своей исключительно. Когда я работала на телеканале «Культура», нам рекомендовали внутри компании в авторских программах, исключая новости, стараться не показывать Владимира Владимировича Путина, потому что он может обидеться. Скажите, на что он действительно обижается? Он обидчивый?

Песков: Ровно так же, как и все люди. Если не критика, а оскорбление, он обижается. По-человечески. На критику никогда.

Монгайт: А вы его бережете от критики?

Песков: Поверьте, нет. Показываем все и самое обидное, и самое чернушное, и самое конструктивное.

Геворкян: Дима, а почему он так обижен на Ходорковского? Там прям какая-то личная такая… в чем дело, почему?

Песков: Потому что Ходорковский преступник.

Геворкян: Ну мало ли – преступник. Он про него с такой страстью говорит неподдельной.

Песков: Я не знаю, с какой страстью он о нем говорит, он о нем говорит как о преступнике, который сидит в тюрьме.

Геворкян: Мне кажется, что с большей, чем об обычном.

Макеева: К вопросу о биографии. Можно из вашей личной биографии полюбопытствую?

Песков: Ходорковского?

Макеева: Вашей. Если вы можете рассказать что-то про Ходорковского, что до сих пор не произносилось – welcome.

Песков: Больше того, что всем известно, я не знаю.

Макеева: Каким образом произошел такой, предположу, значимый момент в вашей биографии в 2000 году, когда вы до этого будучи первым секретарем российского посольства в Турции, сразу перешли, минуя все прочие ступени, на работу в администрацию президента? Насколько я знаю, в Германи ивы не работали, не в Ленинграде родились и учились…

Песков: По-немецки не говорю. Дзюдо не умею. И лабрадора у меня нет.

Макеева: Как вы познакомились с Путиным или кто вам сделал это предложение?

Малыхина: Подождите, а вот часы у вас на правой руке…

Песков: Я клянусь всем святым – впервые, когда надел часы маленьким мальчиком, когда мне мама подарил, я их надел на правую руку.

Малыхина: Но вы правша?

Песков: Да-да, я правша.

Малыхина: А Владимир Владимирович – правша?

Песков: Правша.

Малыхина: Вернемся к нашему вопросу.

Песков: Вы знаете, я получил приглашение в администрацию еще при президенте Ельцине. Как работника меня пригласил Алексей Алексеевич Громов.

Макеева: Как состоялось ваше знакомство, как он вас в Турции рассмотрел?

Песков: Он был в Турции, он готовил визит Бориса Николаевича Ельцина. Я был дипломатом, который был к нему прикреплен как к огромному кремлевскому начальнику.

Геворкян: А вы были первым секретарем посольства в тот момент? Чистым или с погонами?

Песков: Чистым абсолютно.

Геворкян: А то, что я вычитала в западных СМИ, что между 1994 и 1996 вы закончили школу разведки?

Песков: Специальную школу. Пишут такое?

Геворкян: Да.

Песков: Все-таки раскрыли.

Геворкян: Это правда или нет?

Песков: Нет. Я работал в Москве в министерстве иностранных дел. Так я и очутился. Но пока я собирался, дело в том, что работа в МИДе – жизнеобразующая, там командировка, Москва, центральный аппарат, командировка, центральный аппарат. Поскольку у меня узкая специализация, география достаточно маргинальная, все было в принципе расписано далеко вперед. И когда я получил это предложение насчет администрации президента, мне показалось, что что-то жуткое. Я чуть не умер, пока принимал решение, очень было страшно.

Монгайт: Почему жуткой казалось? И что оказалось в результате? Здорово?

Песков: Да.

Монгайт: Почему?

Песков: Очень интересно. Это школа жизни, которая, наверное, пригодится всегда и везде, которую нигде больше не получишь. Но чтобы ее пройти, школа МИДовская была абсолютно незаменимой для меня. Даже у нас в информационных службах работают очень много выходцев из министерства иностранных дел.

Таратута: Я хочу опять сменить тему. Дмитрий Сергеевич, когда вы, когда и как узнали то? Что мы все услышали на съезде? А именно о том, что премьер Путин, скорее всего, может стать президентом страны, а президент Медведев…

Песков: Нет, сначала, что президент Медведев возглавит список, а потом…

Таратута: А вы в какой последовательности узнали?

Песков: Я сначала узнал из выступления Путина, что он предлагает, чтобы список возглавил Медведев… То есть, я узнал вместе с вами.

Таратута: То есть, вы о решении тандема узнали, как и мы, на съезде?

Песков: Конечно.

Таратута: А как вам кажется, когда они договорились?

Макеева: Дмитрий Сергеевич, вы над нами, по-моему, издеваетесь.

Монгайт: То есть, вы настолько не приближены к центру решения вопроса, что вас…

Макеева: Вы очень мягко и обаятельно…

Песков: Если вам кто-то говорит, что он знал заранее - он вам врет. Я вам врать не могу.

Монгайт: Почему?

Песков: Я не знаю.

Малыхина: Пресс-секретарь - это как личный доктор, он все знает о здоровье. Мне кажется, вы все-таки…

Песков: У меня был один посол в Турции, который меня учил, молодого дипломата. Он сказал: «Никто не может заставить дипломата врать, но и никто не может заставить его рассказать всю правду до конца».

Геворкян: Говорит, да.

Монгайт: Скажите, но вы хотя бы удивились, если вы узнали тогда же, когда и мы?

Песков: Да. Честно скажу, я не думал, что это будет сейчас, так рано.

Геворкян: Сколько людей принимали решение? Кто, один, два, три, пять, десять человек? Сколько людей принимали это решение?

Песков: Смотрите, с точки зрения метода дедукции…

Геворкян: Минимум двое.

Песков: Два. Минимум два, конечно.

Макеева: Ничто не может заставить дипломата рассказать всю правду.

Монгайт: Мы все узнали, страшно удивились, начали звонить родственникам. А вы кому-нибудь позвонили? Жене, например: «Ты знаешь, кто будет?».

Песков: Если честно, нет. Я даже никому не звонил. Я был такой ошарашенный вместе со всеми, удивленный. Поскольку мы были вместе с коллегами из Кремля, мы стали сразу какие-то процедурные вопросы обговаривать, как дальше, кампания, что, как.

Геворкян: Вам же комментировать потом надо было. Как вы, даже с ним не обсудили это?

Песков: Что комментировать?

Геворкян: Ну, как, все равно потом вам же задают вопросы.

Макеева: Ведь это степень доверия тоже. Вам же доверяют, я так полагаю? Или наоборот, настолько не доверяют, что никому, никому не сказать?

Песков: Понимаете, есть установка по умолчанию: сморозил глупость, ошибся и сказал не то - на выход.

Монгайт: То есть, лучше ничего не говорить?

Песков: Иногда лучше молчать.

Таратута: Дмитрий Сергеевич, хорошо, вы узнал, услышали эти слова со всеми. Теперь вам кажется, что президент и премьер договорились о том, что эти слова прозвучат?

Песков: Понимаете, я же не политолог.

Малыхина: При этом вы сказали, что вы не ожидали что так рано.

Песков: Да. Мне казалось, что это должно произойти все-таки ближе к выборам.

Малыхина: Почему?

Песков: Я имею в виду, наверное, раскрытие президентской интриги. А что касается, когда они договорились, я не склонен здесь как-то пытаться что-то копать и анализировать, потому что, Путин, когда выступал, он уже сказал, что мы достаточно давно, года три-четыре назад мы договорились.

Геворкян: То есть, за все эти годы разговор двух людей никогда никуда не вышел за рамки этих двух людей? Вы знаете что, я вспоминаю фильм, помните, вы наверняка его видели, называется «Западное крыло»

Песков: Нет, я, к сожалению, не видел.

Геворкян: Не смотрели. Там просто одна из героинь - пресс-секретарь президента в том случае. И когда ей задают журналисты вопрос, и она не знает на него ответ - это катастрофа. У нас нет этой проблемы. Но там вопросы задают каждый день, вы бы там стояли каждый день и отвечали на вопросы.

Песков: Более того, иногда два раза в день.

Геворкян: Иногда два раз в день, этого нет. И поэтому нам так сложно поверить, что даже вы, кому потом предстоит выйти к прессе, все-таки ответить на вопросы Тратуты из газеты «Ведомости», колле наших…

Песков: Понимаете, это тот случай, который не нуждается в особом комментировании.

Геворкян: Ой, да.

Песков: Для нас это очевидно, заниматься мозговым штурмом, чтобы…

Геворкян: Ну, как? Дима, мы с вами встретились в одном кафе. Помните, вы сидели со своими ребятами из института, а мы с Аней Качкаевой. Вы же ходите в простые, обычные рестораны, кафе, как и мы все. Я провела здесь неделю, я вам хочу сказать, за всеми столами вокруг…

Песков: Идет обсуждение.

Геворкян: «Он возвращается». «Зачем он возвращается?». Атмосфера его возвращения абсолютна не та, которая была в 2000-м, абсолютно не та, которая была в 2004-м. Есть фактор уставания – 12 лет, когда он на публике много. Вы это чувствуете, вы об этом думаете? Он это понимает? Или вы там за своей белой и красной стеной сидите и просто не понимаете, что витает в воздухе?

Песков: Нет белой стены. Там абсолютно прозрачная чугунная ограда.

Геворкян: Есть здание, есть должность, есть кресло.

Макеева: Чугунная – ключевое слово.

Малыхина: И ограда.

Песков: Действительно в Москве можно достаточно часто сейчас услышать слова «зачем он возвращается?». Действительно многие говорят о брежневизации Путина, при этом говорят те люди, которые вообще ничего не знают про Брежнева.

Монгайт: А в чем принципиальное отличие?

Песков: Знаете, Брежнев – это не знак «минус» для истории нашей страны, это огромный «плюс». Он заложил фундамент экономики, сельского хозяйства и т.д.

Геворкян: Это застой.

Песков: Потом застой. Но застой по продолжительности был гораздо короче.

Геворкян: Дима, а экономика, которая «поехала»?

Песков: Поэтому мы запомнили застой. Он не ушел вовремя. Московский социум действительно склонен к таким суждениям. Эти настроения кардинально отличаются от немосковского социума. Мы очень много постоянно ездим по России, и там совсем другие проблемы, нежели у тех, кто живут в пределах Садового кольца, и тех, кто могут позволить тратить в день 2-3 часа, чтобы писать в блогах и социальных сетях.

Геворкян: В блогах-то пишут 40 миллионов, на секундочку. А они со всей страны.

Песков: Это те люди, которые на самом деле живут гораздо более прикладными проблемами, более прикладными вопросами. Это мелкие бизнесмены, которые пытаются встать на ноги, но их душат местные власти. Это региональные, районные служащие, которым не хватает зарплаты, которые интересуются, когда ее проиндексируют. Это мамы, которые не могут детей отдать в детские садики. Там более конкретные проблемы. Те самые проблемы, которыми во время своего премьерства Путин занимался как в автоматическом, так и в ручном режиме в силу той международной экономической конъюнктуры, с которой ему пришлось столкнуться. Вы не забывайте, что мы с вами могли, например, попасть в положение какой-нибудь из прибалтийских стран.

Макеева: Войти в Евросоюз, например. Сейчас неплохо в балтийских странах.

Песков: Если вы спросите у латвийских пенсионеров, которым сократили пенсии, что они выбирают – хорошие пенсии или Европейский союз, я не ручаюсь точно, какой будет ответ. Так это тот самый председатель правительства, который, несмотря на первый кризис, с которым столкнулась рыночная Россия – это был первый кризис, никто не знал, что делать…

Геворкян: 1998 еще был.

Песков: Это была нерыночная Россия, это было непонятно, что. Согласитесь.

Геворкян: Не вполне.

Малыхина: Вполне себе экономика функционировала уже, коммерческие предприятия существовали.

Песков: Была банковская паника? Не было. Был дефолт? Не было. Перешли ли наши стратегические предприятия во владение иностранного капитала? Не перешли. А потеряли ли мы с вами суверенитет, хоть частично? Не потеряли. И вот хочется обо всем этом рассказать тому самому социуму, который, что самое интересное, сидит в дорогих ресторанах, где нет ни одного свободного столика, ест вкусную итальянскую еду по 1200 рублей за тарелку…

Макеева: Это вы со знанием дела сейчас.

Песков: … и страдает о родине.

Геворкян: Вы тоже сидите в таком же ресторане и едите такие же макароны за те же деньги. Нет?

Песков: Иногда бывает. Не так часто, как хотелось бы, но бывает.

Таратута: То есть вы считаете, что Москва – это же не просто Москва, не все же воры и жулики, это люди, которые приехали из разных уголков страны…

Песков: Я не произносил этого слова.

Таратута: Да. То есть вы готовы в этой ситуации пожертвовать мнением активных людей?

Песков: Нет, конечно.

Таратута: Которым тоскливо в «Кофемании»…

Малыхина: Которые сами создают рабочие места, которые также выплачивают зарплаты.

Песков: Безусловно, не учитывать их мнение нельзя, это было бы абсурдно. И здесь как раз нужно разъяснять. Смотрите, ведь Путин выступил, все оглушенные основными новостями во время съезда, мало кто попытался проанализировать выступление Путина с той точки зрения, что это часть его предвыборной программы. Я уверен, что нам еще предстоит выслушать несколько выступлений, где будут изложены основные элементы его программы. И как эти основные элементы должны будут показать, что ребята, не надо путать с поздним Брежневым, не надо думать, что это плохо. В конце концов, в той или иной степени, с точки зрения разных людей, но тандем показал, что это знак «плюс». Тандем показал свою эффективность для нашей страны.

Малыхина: Но разъяснения, которые, вы говорите, нужно проводить - получается, что та самая активная, прогрессивная часть нашего общества, которая, как вы сказали, сконцентрирована в городе-герое Москве, ну ничегошеньки не понимает, и ей это разъяснять нужно?

Монгайт: Для нас выступят позже, нам надо подождать.

Малыхина: Нам споют отдельно. Хотелось бы узнать, что же мы не слышим или не видим.

Песков: Видите, вы интерпретируете то, что я сказал. Я же этого не говорил. А вы достаточно смело интерпретировали. Надо разъяснять, конечно.

Макеева: Такое ощущение произвели ваши слова. Вы нам изложили пункты региональной кампании избирательной весьма убедительно, я поняла, как это в регионах будет работать – что есть люди с несерьезными, надуманными проблемами, а есть с серьезными, и их премьер Путин решал. И сейчас будет решать в качестве президента.

Песков: Я не сказал, что несерьезные и надуманные, у всех проблемы серьезные. Но существует разный уровень проблем. Сидя в Москве, ты рассуждаешь: «Мне дышать тяжело, затхло тут, поеду на берега Темзы. Я не могу смотреть телевизор, я не могу читать газеты, это какой-то ужас, они задушили все». Да? Есть такие люди.

Монгайт: А вам обидно?

Песков: А есть люди, которые конкретно сидят и говорят: «Слушайте, мне бы налог на 3 пункта снизить, и я со своим коровником, все у меня получится». Вот я что имею в виду – это разный уровень проблем. И востребованность разная. Но в итоге мы все сходимся вокруг одной большой цели. Что мы хотим? Мы хотим, чтобы у нас была страна развивающаяся, в смысле развитая, но стремительно идущая вперед. Мы хотим, чтобы она была современная, свободная, красивая и какая еще? Скажите вы.

Монгайт: Нам уже достаточно.

Песков: Все это будет. Но для этого надо работать, это нельзя получить за 5 лет.

Малыхина: А есть что-то, что вам не нравится, но поменять вы не можете? Вот вы со своей позиции – ну не нравится, и все тут. Вы тоже за 1200 макароны кушаете.

Таратута: Можете ли вы смотреть телевизор, например?

Песков: Да, конечно. Нормально. У нас, кстати, очень хорошее телевидение.

Геворкян: Да, я это слышала уже от Медведева. Цветное.

Песков: У нас действительно очень хорошее телевидение, во многом более прогрессивное, чем во многих европейских странах.

Монгайт: Нам было бы грешно спорить, с другой стороны. Правда? У нас отличное телевидение.

Геворкян: Это да.

Песков: Это да. Спасибо вам и на этом.

Макеева: Дмитрий Сергеевич, вы с Владимиром Путиным уже больше 10 лет, вы, надо предполагать, хорошо знаете?

Песков: Пресс-секретарем я являюсь больше 3-х лет.

Геворкян: С 2008.

Макеева: Понятно, так или иначе, рядом сначала, потом чуть дальше, потом ближе, потом стали пресс-секретарем, тоже, наверное, не случайно. Значит, вы с ним можете работать. Хочу спросить, каким, в том случае, если действительно все будет так, он решится и будет президентом, каким он будет президентом? Может быть, как-то за последние четыре года премьер помягчал, изменился? Например, я при позднем Путине-президенте потеряла работу. Меня интересует процесс огосударствления СМИ продолжится, чего бояться, чего ждать? Он будет жестким или все поменялось, и страна поменялась, может быть, как-то иначе теперь будет подходить к вопросу?

Песков: Он такой же.

Макеева: Спасибо.

Геворкян: Не меняется вообще?

Песков: Ну как, он естественно, он развивается как человек, он развивается как политик, как государственный деятель. В чем-то он становится более терпимым, в чем-то более нетерпимым.

Геворкян: В чем?

Песков: Наверное, работая в правительстве, а там своя специфика, то есть ты занимаешься реальным сектором, конечно, он гораздо более нетерпим к проявлениям недисциплинированности.

Малыхина: Как не спросить про опоздание.

Геворкян: А как сам?

Песков: А кого вы хотите об этом спросить?

Малыхина: Вас.

Песков: Я не буду отвечать, я не знаю что говорить.

Таратута: А мы все-таки просим. Мы не спрашиваем, почему Владимир Владимирович...

Песков: Мы исходим из того, что он не опаздывает, а задерживается, причем часто так и бывает.

Таратута: А вам бывает неловко или дискомфортно как-то объяснять людям, перед которыми он задерживается, что он задерживается, а не опаздывает?

Песков: Мы всегда делаем все возможное, чтобы объяснить.

Монгайт: А скажите, пожалуйста, за эти годы…

Песков: Чаще всего у нас получается.

Геворкян: Конечно, куда они денутся, ждут и ждут. Но это ужасно.

Монгайт: Вы с ним работаете. Скажите, пожалуйста, он изменился внешне? Говорят, что он действительно в прекрасной физической форме. Например, Берлускони за годы своего руководства Италии несколько раз делал круговые подтяжки, чтобы нравиться стране. А как занимается своей внешностью Владимир Владимирович?

Песков: Я не знаю, честно говоря, как он занимается внешностью. Поскольку я вижу его практически каждый день на работе, то я не могу оценить, как развивается его внешность.

Макеева: Вы таких перемен не замечаете?

Песков: Я, честно говоря, совершенно не разбираюсь в подтяжках, во всем остальном. Поэтому я, опять же, не смогу продолжить дискуссию на эту тему.

Таратута: Хорошо, а можно тогда не о форме, а о содержании? Вот совсем недавно из правительства ушел…

Песков: Кудрин.

Таратута: Кудрин, да. Вот просто по-человечески вам понятно, что произошло и почему премьер, вот так выглядит со стороны, уступил одного из самых преданных, лояльных, и, в общем, ценных людей в правительстве?

Песков: Потому что он, скажем так, допустил высказывание без необходимых уточнений и пояснений, которые несовместимы с тем постом, который занимал Кудрин в кабинете, который назначается указами президента.

Таратута: Таким образом, премьер воспринял слова Кудрина как личное оскорбление, а не оскорбление президента Медведева?

Песков: Слова о несогласии или с Путиным или с Медведевым, никоим образом не могут и не должны трактоваться как личное оскорбление.

Таратута: Как они должны трактоваться?

Песков: Как неготовность или нежелание работать с тем или иным начальником. Но это не является личным оскорблением. И мне кажется, ошибочно это так воспринимать.

Геворкян: Вы видели Путина после, сразу же после того, как был уволен Кудрин? На его лице было написано огорчение?

Монгайт: Это же близкий человек.

Таратута: Досада?

Песков: Нет, я не видел его лица.

Таратута: А Кудрину удалось встретиться с премьером на каком-то этапе до отставки?

Песков: Нет, после.

Таратута: Удалось?

Песков: Да.

Геворкян: Уже после заявления об уходе?

Песков: Да.

Геворкян: И вы не видели Путина после этого разговора?

Песков: Видел. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

Монгайт: Профессионал.

Геворкян: Можно я вам задам совершено человеческий вопрос сейчас, не политический?

Песков: Да.

Геворкян: Вот смотрите, мы сегодня с вами здесь заседаем, на следующий день после смерти Василия Алексаняна, за три дня до дня рождения Путина, совпавшего, к сожалению, с убийством нашей коллеги Анны Политковской, до пятилетия, за месяц до пятилетия истории с Литвиненко в Лондоне. Мой вопрос сейчас абсолютно к Дмитрию Пескову, не пресс-секретарю. Так или иначе, все эти печальные истории увязываются, к сожалению, или к радости, или к факту, или не к факту, или к интерпретации, с именем вашего патрона. Вот у вас никогда не было по-человечески такого желания, вот просто закрыть дверь и сказать: «Господа, все, дальше без меня»? Вот выйти из вот этого всего? Потому что иногда кажется, что как-то чересчур…

Песков: Я понял ваш вопрос. Каждый раз у меня возникало еще большее желание войти, открыть настежь дверь и сказать: «Люди, вы сумасшедшие это ассоциировать с Путиным?!».

Геворкян: То есть вы абсолютно ему доверяете?

Песков: Вы просто подумайте, о чем вы говорите?

Геворкян: Это степень вашего доверия к Путину?

Песков: Это сродни тому безумию, когда мы читаем где-то, что это Белый дом в Вашингтоне стоял за 9/11. Это сродни этому же безумию.

Макеева: Безумие показывают по федеральным каналам.

Песков: …Безумие, которое граничит, я не знаю с чем. Вот какое у меня возникает желание.

Геворкян: То есть, ваше доверие к Путину абсолютно? Вы никогда ни в чем не усомнились?

Песков: Нет.

Геворкян: Какой вы счастливый человек.

Песков: Да, я счастливый человек.

Макеева: Как вы видите дальше свое будущее, в том случае, я опять оговорюсь, раз оговорка необходима, если Путин действительно будет зарегистрирован как кандидат и будет избран президентом? Вы будете пресс-секретарем президента? Может быть, министром иностранных дел.

Песков: Я же себя не назначаю.

Монгайт: А кем бы вы хотели быть в этой ситуации?

Песков: Кем бы я хотел бы быть?

Монгайт: Как бы вы хотели дальше развиваться профессионально?

Песков: Вы знаете, если честно, я еще просто об этом не думал. Очень трудно после администрации президента, поле аппарата Белого дома где-то еще работать в госсекторе. Я не думаю, что я мог бы работать в частном секторе.

Монгайт: У вас такие связи, я думаю, вы будете нарасхват.

Песков: Я не думаю, то есть, это не моя среда.

Макеева: А на Смоленской площади, нет? Не интересно было бы снова вернуться к МИДовскому прошлому, но уже в другом качестве?

Песков: Наверно интересно, конечно. Я думаю, что, в крайнем случае, если выгонят ото всюду, всегда меня туда возьмут на работу.

Геворкян: Потому что, вы знаете, что обычно такие фазы вашей активности в СМИ, потому что сейчас очень много, вы комментируете много, и по телефону даете комментарии, потом сюда пришли, это прямой эфир. Какое-то такое ощущение, что вы все готовитесь прыгнуть в какое-то другое кресло?

Песков: Нет.

Макеева: Министром иностранных дел…

Геворкян: Министром, да.

Песков: Почему вы настаиваете на этом? Понимаете, это надо говорить тому, кто будет назначать новый кабинет.

Макеева: Может быть, он нас смотрит.

Монгайт: Мы через вас передадим.

Песков: Но, а потом, поверьте мне, огромное количество у нас блестящих дипломатов, которые не теряли форму в отличие от меня.

Макеева: Вы приобрели новые качества.

Песков: И которые могут выполнять эти функции гораздо лучше.

Таратута: Дмитрий Сергеевич, мы, коль стали говорить о будущем, вашем и вообще страны, мы с «Народным фронтом» попрощались как с идеей?

Песков: Прекрасный вопрос. Прекрасный вопрос. Я вам на него отвечу.

Тратута: Это уже звучит совсем не как комплимент. Просто я помню, как вы говорили, что это некое объединение вокруг конкретного человека, такое единение масс. Теперь человек поменялся.

Песков: Фронт - это не времянка. Фронт – это не предвыборная игрушка. Это инструмент для консолидации общества. Наибольшим образом, консолидация общества востребована в предвыборный период, когда наблюдается самая сильная поляризация. Но это не значит, что в период между электоральными циклами этот инструмент не востребован. Все равно нам нужна консолидация общества. Все равно есть люди, которые ни одну из действующих политических партий, будь это партия правящая или нет. Но люди, которые хотят использовать властные механизмы, чтобы каким-то образом влиять на происходящее, влиять не посредством оставления записи в социальных сетях...

Геворкян: Что-то вы не любите социальные сети, я смотрю.

Песков: Почему? Нет.

Монгайт: Извините, а у вас есть аккаунт в Facebook?

Песков: Нет.

Монгайт: А, все понятно.

Таратута: Дмитрий Сергеевич, я правильно понимаю, что совершенно не важно, возле кого объединяться, можно поменять человека, главное, чтобы объединение было?

Песков: В данном случае Фронт объединяется вокруг Путина, это его инициатива. Он доказал уже свою эффективность.

Таратута: Чем?

Песков: Вы посмотрите, сколько людей…

Геворкян: Посмотрите, как съезд прошел.

Песков: А сколько у нас людей приобщилось к инструментарию власти.

Монгайт: А что такое инструментарий власти? Я ничего не понимаю, извините.

Песков: Я вам объясню. Вы живете в маленьком уездном городе. И у вас нет детского сада, не асфальтируют дорогу.

Монгайт: Надо вступить во Фронт.

Песков: И вы ходите, жалуетесь, кричите, я не знаю, еще что-то делаете и у вас ничего не получается. И вы понимаете, что тогда вам надо стать тем, кто принимает решения и вам нужно попасть в Законодательное собрание. И тогда вы через Фронт, используя «Единую Россию», участвуете в выборах.

Монгайт: Вот для чего.

Песков: Конечно. Попадаете в Законодательное собрание, и там, надувая щеки, будучи большим начальником, вы говорите: «ну-ка дайте мне этот детский сад».

Геворкян: Это кошмар то, что вы говорите. Значит, ничего не работает. Какая такая вертикаль, если человеку нужно опасть в Законодательное собрание, чтобы детский сад и заасфальтировать там вою дорогу? Да что же тогда у вас происходит в государстве-то? Должно же все работать как-то.

Песков: Многое работает, многое еще не работает.

Геворкян: Очень многое не работает, тогда получается, судя по количеству Фронта

Макеева: Вы так много упоминали в ходе программы по поводу социальных сетей и по поводу вашего прошлого дипломатического. Как вы относитесь к арабским революциям? Я думаю, что с учетом, опять же, вашего прошлого, вы можете специалистом считаться в вопросе арабского мира, вопроса региона. Якименко считает, что России грозит повторение.

Малыхина: И в особенности, нельзя недооценивать как раз различные социальные сети, в которых…

Макеева: Естественно, да. С помощью социальных сетей и проходило. А вы как считаете, нам грозит такое? Есть ли такая опасность? Как с этим бороться?

Песков: Я на самом деле вряд ли уполномочен говорить на внешнеполитические темы.

Геворкян: Дипломат.

Малыхина: Тогда, если можно, про социальные сети.

Макеева: Подождите.

Песков: Но с Якименко я не согласен. Я считаю, что никакие арабские революции нам не угрожают.

Макеева: Можно расслабиться?

Песков: Не угрожает, ну нет у нас питательной среды, нет у нас протестности, нет у нас тенденции вниз, у нас нет деградации. У нас идет поступательное развитие.

Геворкян: Вы знаете, по этому поводу существуют разные точки зрения.

Песков: Понимаете, мы говорили об обществах, которые находились все-таки на стадии глубокой деградации десятилетиями.

Геворкян: Многие аналитики считают, что и Россия находится на стадии, что она деградирует.

Песков: Это их право, мы с уважением относимся к их мнению, но, оперируя цифрами в руках, доказывается легко обратное, что все-таки мы поступательно развиваемся. Поэтому у нас нет питательной среды.

Геворкян: Поживем, увидим. Никого не радует страшное событие, но поживем, увидим.

Малыхина: Скажите, а согласовывали ли вы свой приход на телеканал Дождь с вашим руководителем?

Песков: Нет.

Таратута: Он не в курсе, что вы здесь?

Песков: Нет, я не успел его предупредить.

Геворкян: Он в нем так уверен, как, собственно, Дмитрий уверен в Путине.

Песков: Я еще раз сказал, что здесь главное не говорить глупости.

Малыхина: Вы не знаете, смотрит ли Владимир Владимирович сейчас наш эфир?

Песков: Нет, не смотрит. Знаю.

Малыхина: Наше время истекло, коллеги. Дмитрий Сергеевич, спасибо вам, большое.

Песков: Спасибо вам.