Что делать, чтобы быть модным, и почему политика «проходит мимо»

Синдеева: Программа «Синдеева» вернулась в свои пенаты на территории флакона телеканала Дождь. Я очень надеюсь, что мы вернемся в дом «Дыхание», там нам уютно, приятно. Но пока мы здесь, а здесь нам очень удобно, потому что никуда не надо ехать. У меня сегодня эксперимент в программе, и если он получится, и я увижу от зрителей отклик, то я думаю, что я продолжу такой эксперимент, и периодически в программу «Синдеева» буду приглашать совсем неизвестных людей, людей, которых не знает широкая публика. Возможно, это будут в том числе наши подписчики, про которых мы хотим узнать больше и лучше, чем мы знаем сейчас.

И сегодня в качестве такой первой гостьи у меня Вероника Гурдус. Сейчас я расскажу, почему Вероника попала ко мне в программу. Я являюсь попечителем фонда «Созидание» благотворительного уже очень много лет, Лена Смирнова была у меня здесь в гостях и рассказывала про то, как работает фонд. И в рамках работы этого фонда раз в год проходит большой благотворительный вечер, на котором, с одной стороны, подводятся итоги работы фонда, куда приглашаются попечители, основные жертвователи, разные гости, и где, в том числе устраивается аукцион по продаже каких-то разных лотов, и каждый попечитель представляет какой-то лот с тем, чтобы собрать внушительную сумму денег для, опять же, работы фонда и помощи большому количеству детей и семей.

И на одном из последних вечеров я предложила лот — это участие в программе «Синдеева». Я подумала, что я уже практически достигла звездности Аллы Борисовны Пугачевой, почему бы не продать такой эфир? И твой папа купил этот лот, я не буду сейчас говорить, за какую сумму, но за очень хорошие деньги, и эти деньги точно очень полезны фонду. И собственно купил он этот эфир для того, чтобы ты, Вероника, пришла ко мне в гости. Вероника, почему ты, наверное, ты папу уговорила, сказала: «Давай, купим» или это была папина все-таки идея?

Гурдус: Нет, это, наверное, все-таки была моя идея, потому что я как бы начинаю свой путь в какой-то такой публичной области. Я начала заниматься актерским мастерством относительно недавно и, соответственно, мне интересно находиться, наверное, в этой атмосфере, общаться с людьми, которые уже в этой области в чем-то преуспели, соответственно, мне стало интересно — как это общаться с вами и попасть на телеканал Дождь, и я так загорелась, и папу подтолкнула.

Синдеева: И это твое первое интервью, скажи?

Гурдус: Это не первое интервью, я несколько раз была, когда я маленькая была, в передаче «Пока все дома».

Синдеева: Потому что, я сейчас расскажу зрителям, Вероника - внучка Романа Карцева, и поэтому, наверное, ты и оказалась в программе «Пока все дома»?

Гурдус: Да. В прошлом году или позапрошлом году снимали «Наедине со всеми» про дедушку, и там было такое двухминутное интервью со мной, это последний такой опыт.

Синдеева: А тут сейчас будет такое большое, серьезная заявка, да?

Гурдус: Да.

Синдеева: Страшно?

Гурдус: Конечно, страшно, хочется быть интересной зрителю и вам.

Синдеева: Вероника, смотри, я когда готовилась к программе, я понимала, что самое главное — задать вопрос самой себе: что бы мне было интересно узнать о тебе и почему я разговариваю с тобой, не только потому, что был продан этот прекрасный лот, и я ставлю галочку — вот ко мне пришла Вероника. Нет. Мы, как телеканал Дождь, пытаемся, в том числе, работать с разными аудиториями, и пытаемся достучаться и до вашего поколения. И я не могу сказать, что у нас это очень здорово получается, у нас есть в нашей аудитории студенты, и мы их видим, и мы видим, как они приходят на всякие наши встречи. Но, так или иначе, все-таки поколение 18-25-летних — это не совсем наша целевая аудитория. Но работать с этой аудиторией нам важно и нужно. Но все-таки мы должны ввести немножко зрителя в курс дела, и ты должна рассказать о себе. В 16 лет ты уехала учиться в Великобританию, это было, наверное, первое в твоей жизни такое серьезное, наверное, в том числе, твое решение, вряд ли тебя родители заставили это сделать, наверное, ты тоже…

Гурдус: Повлияли, но решение было мое. Да, я действительно в 16 лет уехала от родителей. Решение было принято, понятное дело, еще раньше. То есть решили, что я уеду, мне еще, по-моему, 15 не было, и началась какая-то очень активная подготовка, я ходила к какому-то огромному количеству преподавателей и готовилась. И в сентябре 2008 года я переехала. Первый год был сложный, наверное, самый сложный, потому что ты попадаешь в неизвестное себе пространство, к неизвестным людям. Ты, наверное, все по-разному, но мне не хватало языка на тот момент. Учиться было очень сложно. В Москве в течение всей школы я была отличницей, я была всегда в топ во всех рейтингах студенческих и т.д., учебных. А когда я туда переехала, из-за этой нехватки английского языка, из-за смены такой резкой, я поняла, что я, во-первых, не умею учиться.

Синдеева: Потому что вас по-другому учили.

Гурдус: Потому что я училась, мне хватало моих навыков общения и какой-то харизмы, чтобы выплывать. Я не могу сказать, что я сидела за учебниками, что-то заучивала в Москве, когда я училась, мне просто это все достаточно легко давалось, я слушала, выкручивалась, а здесь, за границей настолько большое внимание уделяется самообучению, саморазвитию, что  я не привыкла к этому. И реально в первую неделю я поняла, что все, приехали.

Синдеева: А ты жила в кампусе, да?

Гурдус: Я первый год жила в boarding school в общежитии с 45 другими девочками.

Синдеева: А как выстраивались отношения с девочками?

Гурдус: Большинство из них так же приехали вот-вот, поэтому сложно, на самом деле, я первые, наверное, из 7 лет, первые 5-6 я общалась только по-русски, я вообще не говорила по-английски, у меня были все друзья русскоговорящие.

Синдеева: В бытовом, да?

Гурдус: Да. Общение, понятное дело, на английском языке. Но все было на русском: русские друзья, русский парень, русские переписки с родителями. Все было на русском языке. При этом это был, конечно, стресс, и я уже не помню, но мама припоминает, что я плакала первый год . В итоге спустя 6 лет обучения я все-таки победила, я там достойно закончила университет, хотя именно первые 2 года колледжа — это было очень сложно.

Синдеева: А давай так: ты бы рекомендовала сейчас 16-летним, 15-летним поехать учиться?

Гурдус: Я бы рекомендовала уехать в 13 лет, как уезжали многие мои друзья — это да.

Синдеева: А они не оторвались совсем вообще от семьи?

Гурдус: Вообще они другие, они оторвались, они остаются.

Синдеева: Но это нормально, скажи?

Гурдус: Да. Я уже отличаюсь, хотя я уехала 16-летней, но формировалась, взрослела я там.

Синдеева: А потом ты решила улететь в Нью-Йорк?

Гурдус: Да.

Синдеева: То есть ты еще не возвращалась в Россию, полетела в Нью-Йорк за актерской карьерой? Или это уже там спонтанно принято было решение?

Гурдус: Нет. Я вообще улетала не с целью стать актрисой, спустя 6 лет такой сложной, реально это все было для меня очень такая вечная борьба Англии с этим менеджментом, маркетингом, мне все это не нравилось.

Синдеева: Тебе не нравилось?

Гурдус: Мне не нравилось не потому, что мне это было неинтересно, потому что мне казалось, что  на это не нужно тратить столько времени. И когда в Америку уезжала, не было мысли, что я стану актрисой. Мне казалось, я позанимаюсь этим год-два и вернусь обратно к своему маркетингу, и буду им заниматься. Но затянуло.

Синдеева: Затем ты поступила в New York Film Academy. Это хорошая школа или ты поступила на какой-то платный курс легкий или как вообще?

Гурдус: Туда несложно поступить — в Нью-Йоркскую кино академию конкретно. Там был первый раз такой большой набор, нас было около 130 человек.

Синдеева: Почему ты вернулась?

Гурдус: Я приехала в Москву на каникулы и попала в школу Райкина.

Синдеева: А как попала? Здесь уже фамилия дедушки помогала или нет? И как ты, почему ты попала тоже к Райкину?

Гурдус: Это, на самом деле, совпадение. Я поняла, что я еду в Москву на лето, и загуглила: летние школы актерского мастерства в Москве. И первое, что выпало — это этот курс ДПО 6-недельный у Райкина. Первое, что я сделала, я, конечно, позвонила дедушке и сказала: «Узнай». Потом я поняла, что надо было, конечно, узнать самой, потому что все это затянулось. Произошла достаточно смешная такая ситуация: он меня начал прослушивать на курс основной, к которому я была не готова, потому что меня не было в Москве 7 лет, я не жила в Москве 7 лет, и я абсолютно не знала, что надо готовить к поступлению и т.д. И Райкин понимал, что я не готова, а отказать прямо сразу в лоб ему было неудобно. И тут я поняла, что здесь какое-то недопонимание. Я говорю: «Да нет, я на ДПО». Он говорит: «Да на ДПО приходи, вообще даже не думай». И все, и таким образом я попала, и я сравнила.

Синдеева: Школы?

Гурдус: Да. Я сравнила школу актерскую американскую и актерскую школу российскую. И я поняла, что, конечно, это совершенно разные вещи.

Синдеева: Хуже, лучше или они разные? Или можно все-таки сказать, что...?

Гурдус: Я бы сказала, что лучше здесь, но с одной оговоркой: я не училась в лучших школах в Америке, то есть в серьезных — Гарвардская школа или какие-то такие большие, с именем. Я не могу сказать, что там было бы иначе. Я уверена, что там тоже серьезная академическая театральная школа. И потом, приехав сюда, и когда мы с 9 утра до 10 вечера у станка, показы, разные-разные дисциплины, история кино, и это все было в очень сжатые сроки, но это реально была очень большая разница. Плюс перед глазами на тот момент была сессия у 2 курса Райкина, райкинцев, его курса конкретно, первый курс, который он набрал, это его дети, он над ними трясется. И они все подтянутые, они живут там, это армия, это вообще просто актерские солдаты такие. И я это увидела, поняла, что: «Да, я могу поехать в Лос-Анджелес на второй год, но, наверное, я потрачу время».

Синдеева: И ты осталась, и тебя взяли дальше? Что дальше?

Гурдус: Короче, я паниковала-паниковала, и в итоге меня взяли, я попала в труппу. И сейчас, спустя полгода, мы играем прекрасный спектакль по ранним рассказам Чехова «Чеховские женщины» на сцене учебного театра как раз школы Райкина.

Синдеева: То есть мы уже можем зрителей пригласить.

Гурдус: Да?

Синдеева: Нет, у нас сегодня актриса, уже играющая на сцене, так что идите в театр, и вы увидите прекрасную Веронику.  Вероника, теперь возвращаемся к моей задаче, которую я перед собой поставила. Скажи, чем ты живешь, чем живет твое поколение? О чем вы вечером, встречаетесь после работы, спектакля, после учебы, о чем вы вечером разговариваете? То есть сфера ваших интересов.

Гурдус: Опять же, я вернусь, наверное, к тому, что после возвращения в Россию я замечала разницу того, что нас, кто вырос там, и ребят, которые, конечно, все разные и очень разные в зависимости от социального статуса люди, и разные интересы. Это очень ярко выражено, мне кажется, что, к сожалению. Я замечала, что мы, я говорю про тех ребят, которые уехали в 13, в 16 лет, которые уезжали, наверное, не на год, а на какой-то такой срок, мы более свободны, как мне кажется, мы менее зависимы от мнения друг друга, мы умеем соперничать и добиваться каких-то результатов, потому что и в школах, и в университетах там очень яркое соперничество.

Синдеева: Но оно такое позитивное? Знаешь, слово «соперничество» в русской всегда коннотации, оно такое очень сложное, то есть конкуренция еще полегче, а соперничество — это обязательно подсунуть кнопку под попу своему сопернику, есть такое. Там в чем оно выражается?

Гурдус: Конкретно в колледже, допустим, мне посчастливилось, я попала, на тот момент был топовый колледж по той системе, по системе IB, в которой я обучалась вообще в мире. Соответственно, туда попадали очень сильные студенты, которые дальше поступали в очень серьезные ВУЗы. И там, конечно, конкуренция была именно соперничеством — это именно никогда тебе не дадут списать, никогда тебе не скажут даже, сколько слов они эссе уже написали. То есть хочется же узнать, чтобы успокоить себя, что не только у тебя 0 слов пока написано, а тебе никогда ничего не скажут, тебе никогда не помогут. Нет, конечно, помогут, то есть разные люди там, но это все равно соперничество, это конкуренция.

Синдеева: И русские так же там начинали соперничать? Вы так же себя начинали вести, как и все остальные?

Гурдус: Мне кажется, что русские очень защищаются там. Мне кажется, это вообще такой менталитет у нас — защититься от агрессии, защититься агрессией какой-то. А русскоговорящие все равно прям, я говорю не русские, а русскоговорящие, потому что это мы все, русскоговорящие как-то вместе, и это все достаточно агрессивно. И к нам из-за этого не подходили, и мы.

Синдеева: Так, а кто, хорошо, смотри, это очень важный вопрос. Это к вам агрессивна была среда, и поэтому вы защищались, или вы просто изначально.

Гурдус: Мы изначально.

Синдеева: Вы изначально. То есть просто никто не был агрессивен, а вы уже встали в стойку, да?

Гурдус: То есть меня родители с первого дня: «Общайся больше на английском, общайся с иностранцами». Я говорю: «Прекрасно, только ни я им не нужна для общения, потому что у них уже есть свой круг общения, ни они мне не нужны, потому что у меня есть люди, с которыми мне комфортно, которые меня лучше понимают».

Синдеева: Ты заметила разницу между теми, кто уехал и поучился какое-то время за границей, и теми, кто остался здесь, что вы более свободны, более открыты, что вы больше готовы к соперничеству.

Гурдус: Разница, наверное, безусловно, есть, но сейчас из-за того, что все-таки мое поколение, во всяком случае, мой круг общения много путешествует, поэтому все-таки эта зашоренность, она уходит, и все еще существует даже моего возраста пласт людей, которые говорят: «Да мне неинтересно, да не хочу я ехать. Я лучше поеду в Таиланд и похожу по улице с барами», что для меня всегда было… или: «Да на фига мне учить этот язык. Пусть это они учат наш русский», что для меня всегда было абсолютно непонятной позицией, как можно себя таким образом ограничивать. Я больше всего за эти 7 лет счастлива, что у меня свободный английский язык.

Синдеева: Скажи мне, канал, так или иначе, общественно-политический, и понятно, что наша аудитория, которая приходит к нам, она в первую очередь приходит за новостями, за разными точками зрения, за анализом этих новостей. Скажи, ваше поколение, насколько вообще интересна тебе политика, следишь ли ты за тем, что происходит в России в политической жизни и в мире? Следят ли твои сверстники за этим? Насколько, опять же, например, телеканал Дождь релевантен для вашей аудитории?

Гурдус: В моем случае все достаточно сложно, потому что в какой-то момент, какой-то этап жизни я просто общалась с людьми, которые этим интересовались, да еще и с такой немножко оппозиционной стороны, и я была еще в какой-то теме. Потом года 3 назад я выпала совершенно из этого, и когда я к этому возвращалась, пытаясь найти в папе, например, собеседника, папа мне однажды сказал, по-моему, начинались как раз в Украине какие-то, Украина. И я ему задавала какие-то вопросы, была в Эдинбурге, он мне сказал: «Тебя это не касается. Не открывай, не читай и не вноси в свою жизнь столько негатива, тебя это не касается». И в тот момент я перестала. Может быть, это меня, сужает мой кругозор, может быть, это меня немножко отстраняет от проблем моей страны или будущего какого-то. Но действительно я перестала уходить в тему политики или даже новостей. Хотя когда вернулась в Москву, конечно, телевизор все равно работает, ты все равно это слушаешь, какие-то новости...

Синдеева: А какой телевизор работает?

Гурдус: В основном, бесплатное, федеральное телевидение, хотя был период в моей жизни, когда реально я «Эхо Москвы» регулярно читала, но я…

Синдеева: А ты согласна с тезисом папы, что это не касается тебя?

Гурдус: Нет, конечно, касается, конечно, мне жить в этой стране. Или даже если не в этой стране, то мне жить в этом мире, в котором происходят очень сильные изменения. Я все равно что-то знаю.

Синдеева: Но потребности не появилось, скажи? Потребности, что важно, чтобы разобраться, куда же мы движемся, куда идем, куда идет страна и куда идет мир и т.д.?

Гурдус: Конечно, появляется, особенно когда я сейчас переехала, и это вокруг меня. И какие-то вещи у меня вызывают просто какой-то, особенно такие не глубокие политические темы и какие-то мировые, а какие-то даже бытовые такие ситуации в социуме.

Синдеева: Несправедливость какая-то.

Гурдус: Несправедливость. Или история с няней меня просто на неделю вышибла вообще из этой жизни, по-моему, у меня волосы дыбом стояли.

Синдеева: А ты откуда узнала об этом? Ты не помнишь, откуда ты узнала? Опять же, откуда узнаешь новости и эту информацию? Окей, фоном работает телевизор — это понятно.

Гурдус: Если мне хочется узнать, наверное, какую-то не политическую, а бытовую новость подробнее или с каким-то большим.. — то, наверное, LifeNews.

Синдеева: LifeNews?

Гурдус: Да. То есть если я в новостях услышала историю про няню, то я почему-то прошла на LifeNews. Или просто загуглила и в Гугле новости посмотрела. То есть я, к сожалению, наверное, к своему стыду, наверное, действительно настолько отдалилась от этой темы вообще новостей и политики, иногда стыдно из-за этого.

Синдеева: А твои друзья? Опять же, к вопросу, хорошо, последняя главная информационная бомба, которая случилась — это публикация расследования независимых журналистов, про это слышала, да?

Гурдус: Да.

Синдеева: Когда 400 журналистов со всего мира провели огромное большое расследование по поводу панамских офшоров, по поводу отмывания средств разными-разными людьми всего мира: и политики, и чиновники, и известные люди, и актеры, и в том числе там фигурирует близкий круг Путина. И понятно, это главная бомба, которая сейчас как-то в информационном поле живет. Тебя это как-то задевает, то есть тебе интересно про это почитать, узнать? Обсуждаете ли вы это с друзьями? Вечером встретились и…

Гурдус: Я сейчас задумалась об этом. Нет, не обсуждаем.

Синдеева: Неинтересно или это какое-то такое внутреннее табу, что лучше эту тему не трогать? Тебе самой?

Гурдус: Неинтересно. Мои друзья и мое окружение сейчас — неинтересно. Интереснее обсудить театр, кино, жизнь друг друга, у кого-то бизнесы свои, у кого-то идеи каких-то проектов — это гораздо более интересно. Это мои 30 человек, с которыми я регулярно общаюсь. У меня был круг общения какое-то время, в котором это был корень обсуждения: политика, новости, выборы, не выборы, то есть какие-то оппозиционные движения. Это было в моей жизни достаточно долго, то есть в течение 4 лет я...

Синдеева: Но это определялось, наверное, какими-то друзьями твоими, да?

Гурдус: Это определялось моим кругом общения.

Синдеева: Поменялся?

Гурдус: Он изменился там полностью, и в этом кругу общения другие интересы, и это не политика.

Синдеева: Хорошо, давай по-другому: убийство Бориса Немцова, и недавно был марш. Тут, с одной стороны, конечно, политика-политика, с другой стороны, человек известный, это публичное вызывающее убийство в центре Москвы. Например, а это как-то цепляет или нет? То есть кто-то из вас хотел или пошел на марш памяти Немцова? Или это все-таки тоже где-то далеко, там какой-то Немцов?

Гурдус: Я была за границей - понятное дело в этот момент, и для меня была, скорее, форма этого убийства и вообще этой всей истории абсурдна и шокировала меня — что значит у нас на Красной площади убивают, по большому счету, оппозиционеров. Как так? Вообще это нормально? И потом то, что это как-то так замялось, спустили — то есть что, как почему? То есть я такие вопросы, скорее, задаю, я не лезу: почему его убили? Я, к сожалению, наверное, слишком мало знаю какую-то историческую и политическую сторону нашей страны. Но мораль меня поражает.

Синдеева: Недавно был, опять же, информационный вброс о том, что оппозиционер первый в списке от оппозиционной коалиции Михаил Касьянов был заснят в постельных сценах с другой оппозиционеркой Натальей Пелевиной. Опять же, тебя это как-то зацепило, это прошло мимо тебя и ты не знаешь, или ты скажешь: «Да, какие же у нас оппозиционеры»?

Гурдус: Это прошло мимо меня, и я не знаю, честно скажу. Но я бы, наверное, не восприняла это так, что: «Ой, какие у нас оппозиционеры». Я не пропутинский человек и не оппозиционный человек. То есть когда я была в том кругу общения, я была оппозиционным человеком, я водила маму голосовать за Навального, и это было…

Синдеева: Мама соглашалась?

Гурдус: Мама — да. И я сама голосовала за Навального, но сейчас я не могу сказать, что это было мое осознанное какое-то решение. Это был такой период моей жизни. И как раз в этот период я была агрессивно настроена против нашего правительства, но это все такое, наверное, немножко ведомая сторона моей жизни. И сейчас, когда я от этого отошла, я уже смотрю, наверное, на какой-то результат, на то, что происходит, то, что однозначно за 7 лет моей жизни мне приятнее смотреть на Москву, 7 лет, которых меня не было, мне приятнее смотреть на Москву точно.

Синдеева: Нет, но Москва, да, сильно изменилась, это правда.

Гурдус: Это точно. Плюс мы недавно были в Пскове, в Великом Новгороде, тоже приятно смотреть, тоже как-то у меня вызывает надежду на то, что все это станет по-человечески.

Синдеева: А скажи, пожалуйста, как нам, телеканалу Дождь, достучаться до вас, до вашего круга? Потому что мы хотим, потому что вы — наши будущие зрители.

Гурдус: Я могу сказать, наверное, что бы мне хотелось, чтобы смотрело мое поколение — это, конечно, все, что связано с искусством и культурой, однозначно, кино, телевидение, причем не обмусоливание одного и того же, а что-то свежее, что-то новое, что-то такое острое, модное, такое кэжуал, то, что сможет быть… все равно это еще такой возраст сохраняется, может быть, какой-то отголосок этого подросткового, ты все равно создаешь образ тем, что ты смотришь, тем, что ты читаешь, и это должна быть имиджевая штука.

Синдеева: Должна быть модной?

Гурдус: Да.  

Синдеева: Что тебе дает эту идентификацию?

Гурдус: Мне, наверное, кино, то есть то, что смотрит человек.

Синдеева: Какое, например, из последних?

Гурдус: Я люблю однозначно только зарубежное кино.

Синдеева: То есть кино российское ты пока принципиально не смотришь, и даже не знаешь, что там есть хорошее или нет?

Гурдус: Да. Нет, это не принципиально, это то, что я просто пока не хочу, наверное.

Синдеева: Театр. Что для тебя модный театр сейчас?

Гурдус: Театр — сейчас в моем кругу очень модно, опять же, в актерском таком, да, актерском именно сейчас модно ходить, как мне кажется, может быть, это и раньше было модно, ходить на спектакли университетов, потому что очень сильные спектакли «Сатирикона», ой, не «Сатирикона», а школы Райкина.

Синдеева: Университетов — ты имеешь в виду учебные театры?

Гурдус: Да, учебные театры актерских университетов, потому что, например, «Сатирикон», райкинские ребята, райкинцы сумасшедшие, просто что они творят — это вау вообще. Пластика, физическая подготовка, танцевальные спектакли — это круто.

Синдеева: а кроме Райкина еще? Брусникинцы, «Гоголь-центр», Богомолов, нет?

Гурдус: Сейчас Богомолов у нас, райкинцев, такое сложное отношение к Богомолову. Что можно сказать о МХАТе, «Современнике» — это маст просто, потому что это классика.

Синдеева: Вы ходите?

Гурдус: Да.

Синдеева: А Серебренникова спектакли?

Гурдус: Я не смотрела пока.

Синдеева: Ни одного?

Гурдус: Не дошла.

Синдеева: Но это тоже надо.

Гурдус: Я вливаюсь в это. Я в процессе, я не успела.

Синдеева: А выставки или музеи?

Гурдус: Длюди ходят, и ходят и в Третьяковку, и в Пушкинский музей, то есть на классику тоже ходят. А фотовыставки, безусловно, я считаю, что фотография, которая сейчас, как она развивается, и какие вещи творят современные фотографы — это очень круто.

Синдеева: Что нам надо сделать? Ок, про культуру, быть модным, в тренде, но мне же надо какой-то крючок, как мне тебя зацепить. В твоей ленте в фейсбуке должно появиться много упоминаний Дождя или ссылок твоих друзей?

Гурдус: Я считаю, что это сейчас такой основной двигатель маркетинга и вообще продвижения какого-то — это, конечно, социальные сети, инстаграм, наверное. Чтобы работающие люди на телеканале и участвующие в этом телеканале были как можно больше user-friendly, то есть как бы общались через социальные сети, отвечали в каком-то инстаграме на какие-то комментарии, то есть происходило живое общение через социальные сети  Но то, что сейчас становится популярным общение каких-то селебрити, каких-то знаменитых людей с пользователями в социальных сетях — это круто.

Синдеева: То есть максимально такая открытая, да?

Гурдус: Мне кажется, что максимальная открытость, бэкстейджи — это круто, и это должно быть.

Синдеева: Вероника, ты должна мне пообещать, раз ты уже здесь у нас сидишь, потратить еще 4800 рублей за подписку в год, не пожалеть, подписаться на Дождь, прям пообещай мне.

Гурдус: Обещаю.

Синдеева: И ты будет моей сейчас такой целевой, такой, знаешь, маленькой фокус-группой, раз уже у нас такой разговор состоялся. По возможности начнешь смотреть Дождь, подпишешься на все наши соцсети и дашь мне какой-то свой фидбэк.

Гурдус:  Конечно.

Синдеева: Хорошо. Вероника, спасибо большое.

Гурдус: Спасибо большое.

Синдеева: У меня была Вероника Гурдус, актриса начинающая, ее можно уже увидеть в театре, в театре школы Константина Райкина в спектакле «Чеховские женщины», приходите. А вам спасибо большое. Пока.