На этой неделе умерла архитектор Заха Хадид. Как и большинство великих архитекторов, преобразивших современные города, она очень долго была «бумажным архитектором», потом резко стартовала и вместе с Норманом Фостером, Фрэнком Гэри, Ренцо Пьяно и Сантьяго Калатравой: вошла в топ-лист самых востребованных зодчих мира, всемирным Церетели. О последней работе Захи Хадид и о том, как бы она смогла изменить Россию — Александр Уржанов.
Мы на Шарикоподшипниковской улице — и даже самые большие фанаты Москвы вряд ли признаются, что это самое восхитительное место в городе. Сто лет назад сюда сливалось всё, что попадало в московскую канализацию. С 20-х годов — это рабочий посёлок, да и сейчас вокруг сплошные промзоны: в ту сторону — старая территория автозавода «Москвич», шинный завод, подшипниковый завод, который и дал название улице. Его дом культуры — то самое печальное место, где случился захват заложников на спектакле «Норд-ост». Здесь большая часть застройки — пятиэтажки конца 50-х, чуть дальше — железнодорожная станция Бойня, и хотя, например, теперь делают сериалы — на его территории теперь съёмочные павильоны — это не то место, где хочется провести старость.
И вот в прошлом году здесь приземляется космический корабль — бизнес-центр Dominion Tower архитектора Захи Хадид. Его строили десять лет, и здание одного из главных архитекторов мира появилось в самом большом городе Европы как будто тайком. На этой неделе Заха Хадид умерла на 66-ом году жизни, и теперь говорят: умерла создательница здания на Шарикоподшипниковской улице. И это далеко не такая смешная формулировка, как кажется на первый взгляд.
Большую часть жизни она была бумажным архитектором — её проекты оставались проектами, а не реально построенными зданиями. Самые известные её работы — Центр водных видов спорта в Лондоне, построенный к Олимпиаде 2012 года, Центр Гейдара Алиева в Баку, CGA-CGM Tower в Марселе, Национальный музей искусств XXI века в Риме, Центральное здание завода BMW в Лейпциге. Баку и Москва — не самые очевидные точки на карте для титулованного архитектора. И зачем строить футуристические объёмы в месте, где пенсионерам жрать нечего — уверен, именно этот вопрос задают себе многие жители района, когда проходят мимо. Тем более, что за белоснежным фасадом Центра Алиева — всё равно традиционные ковры и фото национальных блюд, да и передний край мировой архитектуры, появляющийся здесь где-то между Донбассом, Сирией и бесконечным визгом про «гейропу, пиндосов, особый путь и князя Владимира» — кому это нужно?
Дело в том, что архитектура меняет людей сама по себе. Лондон, в котором есть небоскрёб-корнишон — это уже не Лондон одного сэра Кристофера Рена. Китай, в котором появляется национальный стадион — то самое птичье гнездо, говорит нам: ребята, вы можете вспоминать Мао и хунвейбинов, можете по-прежнему мечтать, что мы завтра вторгнемся в Сибирь, но это другая страна. Такая же сложная, как и эта архитектура. В этом смысле не важно, что и где строить: одна из самых известных работ Захи Хадид — это пожарная часть.
И если архитектура меняет людей, то она могла бы сделать эту часть своей работы и здесь. Когда это глянцевое НЛО приземлилось здесь, где-то между промзонами, гермодвери открылись — и к землянам с улыбкой вышел Степашин. Да, это чистая правда: первым арендатором тауэра стал фонд содействия развитию ЖКХ. И по молочного цвета лестницам ежедневно шуршит тапочками его глава Сергей Степашин. До этого он возглавлял счётную палату, но реальную славу ему принесли 90-е.
Короткое премьерство при позднем Ельцине и ельцинская же грозная фраза «Не так сели». Борис Ельцин как раз строил полуторагодовой кастинг на месте преемника, Черномырдин, Примаков и Кириенко уже выбыли из игры, и президент решил продемонстрировать своего нынешнего фаворита. Правда, через три месяца он снова передумает, и мы знаем, чем это кончится.
Так вот, теперь сюда ходит на работу Степашин — и я уверен, что это очень ему полезно. Когда мы ругаем власть, когда говорим, что не понимаем, откуда они такие вообще берутся, — мы катастрофически недооцениваем условия работы, в которых оказывается любой российский госслужащий. Разницы между сайдингом и жалюзи в кабинете главы управы и малахитовыми орлами в кабинете президента нет никакой. Красные дорожки и думские кресла в катышках так же ужасны, как кожаные диваны в администрации ПГТ. Панели под дерево с золотой отделкой, цековский паркет Старой площади, пластиковые салфетки под перевёрнутыми стаканчиками, искусственные цветы, как будто украденные со свежей могилки старательной хозслужбой, коньяк за дверцей из ДСП и «Святой источник» на столе — любой чиновник в России находится в ужасной и душной обстановке, в которой невозможно думать, невозможно принимать решения, зато всё время хочется натворить какой-нибудь нечеловеческих глупостей: вымазаться мёдом и обваляться в перьях, поддержать Новороссию, запретить усыновлять сирот.
В екатеринбургском Ельцин-центре есть гениальный зал, воспроизводящий обстановку президентского кабинета: ты знаешь, что сейчас сменится эпоха, знаешь, что последствия непредсказуемы, но назад пути нет, ты уже произнёс внутри себя «я устал, я ухожу», но ещё несколько часов ты настоящий президент самой большой страны в мире — а на тебя смотрит ковёр с узорами и зелёная лампа из магазина «Свет» на Реутовской улице. Лучше всю жизнь жить в «Икее» и питаться только холодными фрикадельками, чем месяц провести в интерьерах русской власти. Она отравляет раз и навсегда — и только один человек в России принимает заместительную терапию, и этого человека зовут Сергей Степашин. Я верю, что через несколько лет он встрепенётся, подкачает президентские амбиции и без труда станет президентом свободной России на самых демократических выборах в истории. И первым указом переименуют Шарикоподшипниковскую в улицу Захи Хадид.