Кашин и альтернативы насилию

Олег Кашин: Для меня безусловное событие недели — очередная атака на Комитет против пыток (сейчас он называется «Комитет по предотвращению пыток»), который после конфликта с Кадыровым переехал в Ингушетию, но теперь его достали и там, в ночь на четверг какие-то люди из автомобилей с чеченскими номерами одновременно разгромили и сожгли автобус с журналистами, приехавшими в пресс-тур по делам Комитета. Журналисты были избиты, и в ингушском Карабулаке разгромили и ограбили новый офис Комитета по предотвращению пыток. И сразу же все стали рассуждать, что вряд ли за этой атакой стоят чеченские власти, ведь Кадыров не стал бы так подставляться сейчас, когда истекает его срок во главе Чечни, и ходят слухи, что у него испортились отношения с Москвой. В своей колонке, написанной той ночью, я пытаюсь спорить с теми, кто говорит, что это какая-то провокация против чеченских властей. Колонка вышла в издании Слон.

Олег Кашин: Забавный момент — в этой колонке я повторял свою любимую мысль, что, рассуждая о Чечне, не надо относиться к ней как к какой-то самостоятельной сущности, как к чужой стране. Нет, это, — уж не знаю, к сожалению или к счастью, — наша страна. Я писал, что не надо говорить «автобус сожгли на границе Ингушетии и Чечни», надо говорить «автобус сожгли в России». И собственно забавный момент заключается в том, что и Дмитрий Песков, спустя несколько часов после меня, повторил эти слова — что не стоит говорить, что это случилось в Ингушетии или Чечне, это случилось в России. Я почему-то не думаю, что Песков так внимательно меня читает, просто эта формула — что благодаря Кадырову Россия не распалась, Чечня осталась частью России, — эта формула, конечно, обоюдоострая, и само словосочетание

«Единая Россия» — не как название партии,а как данность, — звучит иногда вполне зловеще. На следующий день после случившегося в Ингушетию уехали коллеги пострадавшего журналиста издания «Медиазона» Егора Сковороды, и уже из соцсетей главреда «Медиазоны» Сергея Смирнова я узнал о сегодняшнем взрыве в Назрани, когда подорвали машину местного муфтия, тоже, как можно догадаться, конфликтующего с властями соседней республики. Вот его машину взорвали сегодня, и этот взрыв тоже случился не в Ингушетии, а в России, в единой, как мы помним, России.

О нападении на журналистов Олег Кашин поговорил по скайпу с секретарем Союза журналистов России Павлом Гутионтовым

Олег Кашин: На неделе продолжалась трагическая история с Надеждой Савченко, но трагедия начала приобретать совсем уже черты фарса. Все предыдущие дни Савченко держала сухую голодовку, и ее сторонники, в том числе и многие такие, которые до сих пор не интересовались ее судьбой, с замиранием сердца следили за развитием событий — адвокат Полозов писал, что из Надежды уходит здоровье и жизнь, ну и как-то уже прямо реальностью стало ожидание ее смерти.

Я старался по минимум высказываться на эту тему, потому что понимаю, что неосторожное слово может оскорбить слишком многих хороших людей, ну и вообще — когда на кону человеческая жизнь, чего уж тут скажешь. Но теперь, когда голодовка закончилась, я хочу это сказать. Я не разделял всеобщих тревог о том, что Савченко умрет от голодовки. Это ирландские активисты могли умереть и умерли, в 1981 году, знаменитая была история, от голодовки в Великобритании, потому что в Великобритании уважают любой выбор человека, и там нет нашего ФСИНа, прямого наследника Гулага. А у нас ФСИН есть, и если он не хочет, чтобы человек умер в тюрьме, человек в тюрьме не умрет — ему будут колоть глюкозу, будут вводить ему зонд, будут даже, наверное, избивать его, но есть заставят. И честно говоря, ждал я именно такого развития событий, но, повторю, кончилось все фарсом.

Сначала мы узнали, что Савченко прекратила голодовку по просьбе президента Петра Порошенко, который обещал добиться ее обмена и назначить ее на какую-то важную должность. Но оказалось, что Порошенко письма не писал, это были пранкеры, те самые, которых я, да и многие, уже не то что подозреваю в работе на Кремль, а просто не сомневаюсь в этом. Они обманули адвоката Фейгина, но при этом остановили голодовку.

Колонку про Савченко для Дойче велле я писал до этой истории, но она мне не кажется устаревшей. Я рассуждаю в ней о выборе между Савченко и нашими силовиками, судами и прочим. 

Олег Кашин: И здесь тоже хочу кое-что уточнить. Многие, кто читал, спотыкались в этом тексте о словосочетание «средний антипутинский интеллигент» — о ком идет речь, о каких людях? И здесь действительно кое-что не так, потому что за этой фразой я спрятал прежде всего самого себя, это для меня омерзительное поведение российских властей — главный аргумент в пользу того, чтобы сочувствовать Савченко. Но при этом я понимаю, что я в этом смысле совсем не типичный антипутинский интеллигент, а у типичного этих проблем нет. Знаю — лично знаю, — сотни людей в Москве, которые восхищаются Савченко как таковой, и не только тем, как она держится на суде, но и тем, что она солдат и что она защищала родину, воевала за родину, убивала за родину.

Среди этих людей есть и те, от кого, то есть буквально лично от них, я узнал о том, что в 1969 году в Вудстоке был фестиваль, на котором люди решили заниматься любовью, а не войной. Есть и те, кто впервые поставил мне песню «Я солдат, недоношенный ребенок войны», и те, кто научил меня поговорке «Когда государство хочет крови, оно начинает называть себя родиной». Я действительно воспитан на этих вещах, я действительно считаю, что так называемые герои войны — это ее жертвы, несчастные травмированные люди, и что нельзя воспевать войну и, как говорил один русский поэт, только в лезвии ножа находить свое отражение. Вот это для меня какие-то базовые вещи, и я каждый раз расстраиваюсь, когда, — это ведь не впервые, — обнаруживаю, что те, кого у нас принято считать голубями, на самом деле — чужие ястребы. Это плохо. А Савченко, конечно, нужно отпустить домой, суд над ней абсолютно позорный, тут и говорить нечего.

Олег Кашин: Путин на днях предостерег нас от головокружения от успехов, в том смысле, что в России сейчас все так хорошо, что велик риск расслабиться. Это уже не первый случай, когда вместо каких-то сильных чувств слова российского президента вызывают реакцию типа «ой, чего это он». Я об этом, — «чего это он», — тоже часто думаю и очередная моя колонка на эту тему — что-то вроде любительской политпсихологии. Я думаю, что во время Крыма он не сомневался, что войдет в историю героем. Я думаю, что сейчас он уже понял, что ничего не вышло — и вот как нам с этим жить? Об этом я писал для Слона.
 

В Вильнюсе прошел «Форум свободной России», форум российских политэмигрантов и их единомышленников из Москвы. Организаторы форума обижались, что не все СМИ согласились его освещать, сочли незначительным. Дождь, по-моему, тоже ничего про него не давал, но я ведь тоже Дождь — давайте о политэмигрантах. Это такой стереотип — частью преувеличенный, частью основанный на реальности, — что мы за границей стараемся избегать друг друга, не бросаемся обниматься или даже просто здороваться, когда слышим где-то русскую речь, ну и вообще стараемся лишний раз не подавать вида, что мы русские. Я тоже часто ловил и ловлю себя на том, что веду себя по этому стереотипу, и мне всегда было интересно, почему так происходит, и что со мной или с нами не так. Ответа у меня до сих пор нет, есть только несколько наблюдений.

 

Я два года жил в Женеве, это не очень релевантный пример, потому что Женева не Амстердам и не Барселона, то есть не очень ходовое туристическое направление, и россияне, которые там встречаются — они либо проездом на дорогие лыжные курорты, либо у них там своя сверхдорогая недвижимость, и, сталкиваясь там с соотечественниками в магазинах или ресторанах, я, действительно, не лез к ним обниматься, а пытался угадать, кого я перед собой вижу — губернатора, депутата или начальника районного отдела полиции откуда-нибудь с юга России. В любом случае желания говорить «мы» о себе и о людях такого рода у меня не было никогда, и это кажется мне вполне естественным — что у нас общего? Ничего.

А второе наблюдение — несколько лет назад я два месяца просидел в Нью-Йорке по одной журналистской программе, тихо занимался всякими своими делами, новых знакомств и дружб не искал, но они каждый день образовывались сами, и каждый день хотелось куда-то от них скрыться. Как будто из воздуха материализовывались какие-то персонажи плутовских романов, которые почему-то именно мне, хотя, я думаю, вообще всем русским, которых они встречали, излагали свои сверхамбициозные планы, чаще всего политические. Звучало это так — старик, я Путина знаю еще по Ленинграду, он страшный человек, давай его свергать, вот у меня знакомый с Борисом Абрамычем работал, вот другой знакомый с Мишей Ходорковским дружит, присоединяйся к нам, будешь министром — и через раз то запах серы, то какой-то тухлой селедки. У каждого дела запах особый, как сказал бы Джанни Родари в переводе Маршака.

Я допускаю, что это только моя, вот так мне повезло, практика, но русскую диаспору за границей, я делю именно на эти две большие категории. Понятно, что есть еще много разных других людей, но этих — просто какие-то огромные количества. Либо наши коррупционеры, тратящие там свои деньги, либо наши же революционеры, то есть почему-то прежде всего какое-то политизированное жулье, паразитирующее на небольших, но, по крайней мере, точно существующих тематических денежных потоках — кто с западными фондами, а кто с беглым нашим бизнесом.

 

Понятно, что по-человечески эта вторая категория мне ближе (губернаторы-то это вообще какой-то другой биологический вид), и понятно, что они наследуют или пытаются наследовать предыдущим политическим эмиграциям из России, причем всем сразу одновременно — и еврейской диссидентской, и послевоенной власовской, и белогвардейской, и даже дореволюционной большевистской, и вот эта разнонаправленность почему-то чаще всего делает их такими унылыми советскими идиотами, которые долго тебе рассказывают о планах будущего обустройства России, а потом по секрету говорят — старик, а вон там на сто сорок второй улице в подвале есть шикарный магазин недорогих джинсов, фирмА!

Собрать всех известных людей этого типа на форуме в Вильнюсе было довольно остроумной идеей. Над программой Константина Борового по спасению от Путина, это дословная цитата, жизни на земле, в соцсетях все уже отсмеялись, а война Божены с корреспондентами ВГТРК — это вообще отдельный эпос. Я не хочу много иронизировать по поводу этого форума, дело это нехитрое, я просто вдруг понял, что мне почему-то неловко за этих людей, то есть это буквально тот случай, когда я готов сказать о себе и о них — «мы», как ни странно. Оказывается, именно неловкость и порождает солидарность.

 

Но почему мне за них неловко и перед кем — вы не поверите, перед литовцами. Литовцы же действительно думают, что к ним приехала альтернативная Россия, та самая, которая в девяностом году выходила стотысячными толпами на Манежную площадь, поддерживая литовскую независимость, и вот что осталось от этих стотысячных толп — Евгений Чичваркин и Илья Пономарев? А на самом деле нет, просто сомнительный вид российских политэмигрантов — это концентрированное выражение и отражение наших внутренних дел.

 

Они говорят глупости и не знают, чего хотят, но на самом деле это прежде всего мы говорим глупости и не знаем, какой хотим видеть завтрашнюю Россию. Это тоже хорошо понятно при сравнении с литовцами — в постсоветские годы в каждой из трех балтийских стран президентом становился эмигрант из Америки или Европы, который жил там, может быть, всю жизнь, но оставался литовцем и эстонцем, потому что так же, как соотечественники по нашу сторону занавеса, мечтал о независимости своей страны. Извините за своем уж проповеднический тон, но если бы у нас была общенациональная мечта, то и этот форум в Вильнюсе выглядел бы гораздо менее неприлично, да и с русскими за границей чаще бы хотелось обниматься.

 

О первом форуме российских политэмигрантов Олег Кашин поговорил с блогером КурмлинРаша Арсением Бобровским. 

Олег Кашин: Еще из интересного на этой неделе — развитие событий вокруг смерти Михаила Лесина, но эта история настолько загадочная, что даже я со своей любовью к заговорам не готов о ней ничего говорить, уже понятно, что это новая группа Дятлова — почему они разбили палатку на этом склоне, почему резали палатку изнутри? Вот здесь что-то такое, захватывающее и обеспечивающее мороз по коже. Мы просто не знаем мира, в котором живем, не знаем страны, в которой живем, и я тоже не знаю, но о судьбах родины мы через неделю точно поговорим. Это программа «Кашин.Гуру», я Олег Кашин, всего доброго.​