Аварийная шахта «Северная» в будущем может восстановить работу, если удастся вытеснить кислород, оставшийся в ней, подачей жидкого азота. Об этом заявил «Интерфаксу» генеральный директор ОАО «Северсталь» Алексей Мордашов. Вытеснение кислорода требуется для того, чтобы прекратить пожар.
Ранее в компании «Воркутауголь», которая входит в холдинг «Северсталь» говорили о возможном затоплении шахты. Речи о том, чтобы спасти 26 остающихся внутри горняков, уже не идет. Из заявления главы МЧС следует, что у них не было шансов выжить, кислорода могло хватить только на 4 часа.
Напомним, авария произошла в четверг, 25 февраля, по предварительным данным взорвался метан, и началось возгорание — тогда сообщалось о четырех погибших. Но после случилось еще два взрыва, сейчас власти заявляют о 36 погибших, пятеро из них — горноспасатели.
Генеральный директор «Северстали» Алексей Мордашов уже прокомментировал заявления родственников, по его словам, манипулирование датчиками метана технически невозможно: «Датчики встроены так, что ими трудно манипулировать, их нельзя закрыть, сигнал сразу же уходит на центральный пульт, их нельзя перенести, они опломбированы».
Эту тему Евгения Воскобойникова обсудила с Александром Сергеевым, председателем Независимого профсоюза горняков России, президентом Всероссийской конфедерации труда.
— Разъясните заявление Алексея Мордашова о том, что датчиками манипулировать нельзя. Что это значит? И значит ли это, что родственники погибших просто не понимают, о чем речь?
— Прежде чем ответить на вопрос, я хотел бы выразить соболезнования родственникам погибших и пострадавших. Отвечая на вопрос, хочу сказать: да, после 2007 и 2010 года стационарная система автоматического газового контроля за метаном на шахтах достаточно жесткая. Их невозможно накрыть фуфайкой, заклеить изолентой, как раньше делали со старыми датчиками. Даже если ты опустишь на почву, всё равно они опломбированы, это значит сорвать пломбу и по новой поставить. Винить рабочих в этом нельзя.
Переносные датчики могут показывать превышение одного или полутора процентов, на которых срабатывает и отключается электричество, потому что в забое, в лаве, где рубится уголь, идет интенсивное выделение метана, и в самой лаве может быть превышение, 2,5–3,5%. Я смотрел фотографии на переносных газоанализаторах, да, это газовый мешок. Он потом разжижается воздухом и уже на выработку выталкивается в невзрывоопасной концентрации в 1%.
Отключение электроэнергии ― да, возможно. Возникает здесь другой вопрос: проводилась ли достаточная дегазация, чтобы газ выделялся мало? Инструкция требует проведения обязательной дегазации обуривания целика пачки угля, прежде чем ее добыть, и извлечения как минимум 30-50% метана, находящегося в пачке угля. Проводилась ли дегазация отработанного пространства? Туда зачастую задувает газ и выходит оттуда при посадке кровли. Были ли эти эффективные меры, проводились ли меры по профилактике горных ударов, по угольной пыли? Много вопросов возникает.
— Александр Андреевич, а если сами рабочие понимали, что нормы безопасности, возможно, не соблюдаются, нарушается техника безопасности, была ли у шахтеров возможность просто отказаться спуститься в шахту? И самое главное, как на это отреагировало бы руководство?
— Конечно, такая возможность была. У нас где-то полтора года назад на «Воркутаугле» был такой пример, когда на шахте «Воргашорская» рабочие обратились к представителям профсоюза и показали эти датчики. Представители профсоюза потребовали снизить нагрузку на забой, чтобы производительность не была больше. Были большие, шумные разбирательства, и при прокуроре города, при собрании работодатель был вынужден пойти на снижение забоя. Но потом давление было на рабочих, некоторых, наиболее активных, принуждали увольнять. Есть эта проблема, я не буду скрывать. Здесь, видно, люди просто говорили, боялись потерять единственную более-менее высокооплачиваемую с точки зрения города работу.
— Насколько высокооплачиваемую? Примерная зарплата?
— У тех ребят, которые погибли, постоянная составляющая была где-то 50 тысяч, варьировалась зарплата до 80 тысяч.
— А как вообще сами горняки и, что главное, руководство угледобывающих компаний относится к соблюдению техники безопасности? Все строго соблюдается или на что-то всё-таки иногда закрывают глаза?
— Понимаете, то, что собственники вкладывают деньги в новую технику, в повышение безопасности труда, безопасности работы, я отрицать не буду. Это действительно так. С другой стороны, они тут же ставят жесткие финансовые показатели и производственные планы для руководителей предприятий. Здесь возникает вилка: или ты будешь терять время, обуривать скважины и снижать нагрузку на забой, потому что высокая газообильность, или ты будешь идти по лезвию ножа. Я не хочу сказать, что люди делают это специально. Они поставлены в такие условия, как рабочие, все они фактически зависимы от начальства и боятся потерять работу, и средние, и младшие инжерно-технические работники. А высший менеджмент, объединение, шахта ― у них совершенно другое бюджетирование. Если бы собственник отвечал не миллионом за погибшего человека, а сто миллионов каждой семье он выплатил бы, тогда, может быть, у него, помимо финансовых и производственных показателей, возник бы совершенно другой стимул. Пока этого нет, пока будут искать виновных среди младшего ИТР, среди рабочих.
Кстати, ответственность существует, но мне не понравилось, что сегодня руководитель Ростехнадзора заявил, что причина аварии ― природный фактор. Вообще-то это сложная авария, и однозначно утверждать, что это только природный фактор, нельзя. Если бы он сказал «основная из версий, рассматриваемых причин ― природный фактор», можно было бы согласиться. Ладно, Дворкович не горный специалист, ладно, министр по чрезвычайным ситуациям не горный специалист, но я не думаю, что шахтеры, угольщики России поверили этому, когда услышали. Это попытка снять ответственность с руководства за неэффективную организацию безопасных условий труда и снять ответственность со своих представителей, которые были обязаны контролировать безопасное ведение.
Я еще раз подчеркну: а) там должна была быть проведена обязательная комплексная дегазация, это опасная шахта; б) должны были быть проведены профилактические работы по предупреждению горных ударов; в) должны быть решены вопросы с угольной пылью. 11 февраля 2013 года рядом, на шахте «Воркутинская» довели дело до того, что запылили тупик, перегруз, была взрывчатая смесь угольной пыли. Практически на свежей струе загазовали метаном выработку, а свалили всё на погибшего слесаря, что он работал с пускателем с открытой крышкой. А кто ответил за то, что пыль собралась во взрывоопасное состояние? Кто ответил за то, что газовый мешок практически на свежей струе? Это же не рабочие сделали! Должен быть контроль, горный надзор должен быть.
— Александр Андреевич, а можно ли в данной ситуации, когда уже произошло несколько взрывов, говорить о какой-то экспертизе и выяснять, была ли проведена дегазация, было ли большое количество пыли, о которой вы говорите? Постфактум эту экспертизу провести можно?
— Можно. Во-первых, есть документы, должны быть эскизы проведения горных работ, заполненные журналы. Мы будем настаивать, чтобы Следственный комитет проверил не только документы (в бумагах сейчас можно написать всё что угодно), но и опросил не только руководителей, но и всех рабочих, проводились ли достаточно эффективно те мероприятия, о которых я говорил. Это первое.
Второе: раз крыло шахты не затопили, а просто будут заполнять инертным газом, то выработка и все остальное останется в нормальном состоянии. После потушения эндогенного подземного угольного пожара туда можно будет прийти. В первую очередь должны спуститься следственные органы и эксперты, которые уже на месте смогут спокойно определить. Даже после затопления можно откачать и определить, где был вероятный эпицентр первого и второго взрывов, по движению воздушной волны, по характеру завалов это всё можно определить.
— Александр Андреевич, всё-таки что касается показаний превышенных концентраций счетчиков. Я так понимаю, они всё-таки были переносными. Что они значили? Можно ли подтвердить, что концентрация действительно была так высока, что могла привести к взрыву?
— Система, которая непрерывно пишет, полностью фиксируется. Если она не показывает, значит, на тех точках, где происходил замер, она не показывала. Но я еще раз хочу вам сказать, что датчики стоят на свежей струе, прямо на входе, и на исходящей струе в двух-трех мешках, а в самом забое выделение метана происходит на одну тонну добытого угля 20-25 кубов метана. В самом забое есть, в завале газ метан может появиться. При посадке большого количества кровли может быть выдавлена высокая концентрация, выше 5, это порог взрываемости метана. Вообще в угольной шахте метан присутствует постоянно, без дегазации просто проветриванием его не разжижишь. Он может остаться в куполах, он может быть где угодно. Шахты ― действительно опасное дело, метан всё равно будет присутствовать. Нельзя исключить риски взрывов метана и горных ударов. Вопрос в минимизации этого, ответственности за минимизацию. Вот это главный вопрос.
Фото: Павел Лисицын/РИА Новости