Как отличить террориста в толпе

Официальные лица фотографию предполагаемой бомбы еще не прокомментировали, но меры безопасности на самолетах обещают усилить. Этим займутся в Росавиации и Минтрансе. Пассажиры изменения еще не заметили, но авиакомпании уже вводят новые правила работы.

Как именно собираются обеспечивать нашу безопасность в воздухе и на земле, и как самому отличить террориста в толпе? Об этом Анна Монгайт и Владимир Роменский поговорили с Ульяной Карагезьян, полиграфологом, директором компании «Политраст», и по скайпу Анной Кулик, экспертом-профайлером. 

Монгайт: Вот об этом мы сегодня поговорим с нашими гостями. В студии у нас Ульяна Карагезьян, полиграфолог, директор компании «Политраст», и по скайпу к нам присоединяется Анна Кулик, эксперт-профайлер. Мы хотели бы спросить вас обеих. Наверное, начнем, Ульяна, с вас. Работает ли ваша компания с аэропортами, и можно ли сказать, что вообще такие запросы появились в какой-то определенный момент, связано ли это с событиями политическими?

Карагезьян: Конечно, последнее время в связи с такими событиями у нас повысился спрос на обучение людей, именно сотрудников, которые работают в аэропортах. И наша главная задача — этих сотрудников обучить, показать им навыки работы с людьми, выявить опасных людей. Главная задача у профайлеров — это предотвратить акты незаконного вмешательства в авиационных комплексах и на аэровоздушных судах.

Монгайт: Что такое незаконное вмешательство? Я думала это как-то иначе называется.

Карагезьян: Нет, незаконное вмешательство. Дело в том, что в первую очередь люди... когда мы только заходим в аэропорт, мы проходим некий досмотр. Сейчас, даже могу пример рассказать, я вчера буквально летела, и уже вижу, как уже оперативно подключились наши ученики, сотрудники. Уже стоят...

Роменский: То есть вы своих воспитанников наблюдали в одном из аэропортов.

Карагезьян: Да, уже да, работают. Уже смотрят помимо всех сканов, которые досматривают чемоданы, какие-то вещи личные, уже стоят люди рядом и...

Роменский: А кто? Это сотрудники полиции, это какие-то работники безопасности аэропорта? Либо это просто одетые в гражданское люди, которые имеют возможность обратиться или просто спросить?

Карагезьян: Нет, сейчас, во-первых, это естественно в первую очередь сотрудники аэропортов. И также ввели людей обычно одетых, которых мы с вами вообще не замечаем даже. Они среди нас, но их совсем невидно. И эти люди, они используют метод конгруэнтности, то есть согласованность того, что мы видим, это согласованность и коммуникативных каких-то данных, и внешних. Потому что бывает, что люди, допустим, зима, а он там совсем в шортиках, или когда человек полностью закрыт, проходит паспортный контроль, он полностью закрыт, у него бывают даже и очки, обычно, сразу обращают внимание сотрудники, что, может быть, какие-то затемненные, одежда закрытая. Потому что люди, как правило, что-то, может быть, пытаются перенести, какие-то подозрительные. Все, что выбивается из общей массы. И это задача в первую очередь наших специалистов.

Роменский: С вашего позволения давайте подключим Анну Кулик к нашей беседе. Она с нами на связи по скайпу. Анна, расскажите, а вот можно ли с помощью одного-двух вопросов узнать действительно ли человек какой-то странный и что-то с ним не так. Ведь многие просто боятся летать, другие любят ну вот такую вот манеру одеваться, именно поэтому они могут выглядеть странно.

Монгайт: Я бы хотела даже развить этот вопрос. Можем ли мы с Володей, люди совершенно неподготовленные, определить в толпе, отличить просто нервного человека от опасно нервного.

Кулик: Смотрите, здесь, наверное, я соглашусь с коллегой, здесь используется метод неконгруэнтности, и если мы говорим про потенциально опасных лиц, которые могут совершить террористический акт, то обычно у них на лицах можно наблюдать три выражения лица. Это либо гнев, то есть сведенные брови, сконцентрированный взгляд. О чем речь? О том, что человек настолько готов совершить то, на что его готовили долго, что у него настолько много ненависти и ярости, что он сконцентрирован, вижу цель — не вижу препятствий. Но здесь возникает небольшая сложность. Потому что, если мы посмотрим в местах массового скопления людей, мы вполне с вами можем увидеть большое количество людей, которые находятся в гневе. Поэтому вот здесь, в данном случае важно задавать определенные специфичные вопросы, которые могут задавать профайлеры. Тоже вернусь сейчас к ним. Следующее выражение лица — это некое трансовое, когда человек ничего не видит вокруг. Это как зомбированный взгляд. Тут тоже важно обращать внимание на то, что человек мог задуматься, вот здесь именно опытный взгляд, именно взгляд практика может отличить, когда человек просто ушел в свои мысли и в неком таком легком трансе находится, от четкой сконцентрированности и пропускании мыслительного процесса, нацеленного на действие, на какое-то противоправное. И страх. Страх часто бывает у смертников в том случае, если это молодой человек, либо молодая девушка, которые проходили момент промывки мозгов, давайте я так назову, но в момент самого решительного действия, у них возникает, срабатывает инстинкт самосохранения. То есть задача есть, сознание промыто, но бессознательное, то есть наш критик внутренний, он все равно дает некие рефлексы, которые «на защитить». В данном случае, когда эксперт-профайлер помимо выше перечисленных вещей, видит такие эмоциональные реакции, более того, мельтешение, тревожность, какое-то опасение взгляда на лиц в форме, либо особняком держащихся. Происходит момент именно взаимодействия вербального, то есть вопросом. Но бесполезно задавать прямые вопросы, а-ля, Здравствуйте, вы действительно везете в сумке... не везете ничего противоправного? Конечно, человек с подготовленной легендой вам всегда ответит, от зубов отскакивая. Здесь используются некие хитрые способы, скажем так, вопросы из разряда — срыв шаблона. Допустим, дает вам паспорт человек, которого нужно проверить на причастность к террористическому акту. И понятно, что если вы спросите дату рождения, ваше имя, цель вашего направления, если это ж/д, если это аэропорт, то здесь в данном случае у вас будет простроенная чистая речевая конструкция. Но если вы зададите вопрос: «Скажите, а в какую дату вы родились?» Он допустим скажет: «В январе». — «А кто вы по знаку зодиака?» То есть здесь понимаете в чем суть? Задавать вопросы не четкие по контексту, а неожиданные. На то, что стандартный человек мало может обратить внимание. То есть все, вне зависимости от того, верите вы в гороскопы или нет, все равно так или иначе каждый человек знает свой знак зодиака. Лица же, которые простраивают легенду, не всегда задумываются о таких мелких выбивающихся характеристиках и частях. То есть здесь именно вопросы либо о цели вашей поездки — я к друзьям, здесь задавать вопросы не из разряда — куда, где они живут и так далее. А где вы познакомились? Вспомните самый интересный случай знакомства. То есть здесь еще зависит от того, сколько выделено времени на беседу, потому что при обмене опытом с иностранными коллегами, с точки зрения террористических угроз, они говорят о том, что у них на данный диалог и у наших экспертов тоже, — от минуты максимум до пяти. Но в чем сложность именно с точки зрения нашего российского менталитета, где-то в других странах люди готовы, что к ним подойдут, они не агрессируют на лицо опрашиваемое, то есть там более регламентировано. У нас, к сожалению, если человек в плохом настроении и к нему действительно подходит, неважно в штатском, либо в форме человек, чтобы поинтересоваться, даже если он будет деликатен и безопасен, все равно наши российские граждане могут в силу либо времени нет, либо на работе кто-то разозлил, они могут сагрессировать, и тем самым, к сожалению, они тратят время концентрации внимания именно на себя, внимания специалиста, которое по идее хорошо бы было бы направлено на всех окружающих.

Роменский: Анна, то , что вы, то, о чем вы рассказываете, напоминает сериал «Lie to me» про доктора Лайтмана, который просто глядя на лицо человека, может сказать, врет он, не врет, что он задумал. Мне просто интересно, где здесь фантазии, а где действительно реальные дела. Насколько, у меня вопрос, наверно, к обеим нашим собеседницам, насколько эта работа приносит пользу? Сколько уже было задержано преступников, террористов?

Монгайт: Ну, Вова, тебе никто сейчас не скажет, сколько уже задержано преступников. Этак общо скажите, насколько это эффективно? Сталкиваются ли действительно специалисты с такого рода преступниками?

Кулик: Очень эффективно, более того, давайте мы не будем касаться с точки зрения террористических актов, сколько было поймано и так далее. Я скажу о практике уголовного судопроизводства, когда определенным государственным структурам мы, моя команда, в частности, я в роли независимого судебного эксперта, проводим экспертизу. Я сама опрашиваю людей, провожу именно оценку искренности и неискренности собеседника, также важно почему вот понятие профайлинг, именно составление профиля, нам в первую очередь важно составить характер. Чем страдает сериал «Обмани меня»? Там тотально, давайте все-таки делать поправку, это действительно сериал, и там должна быть некая доля волшебной таблетки, которая «вот, неужели так просто все?» В чем страдает именно сериал? Потому что все просто, нос почесал — соврал, плечо дернул — о, не договорил, руки скрестил — то, допустим, скрытная личность или закомплексованная. В жизни так не происходит. В жизни существует огромное количество типов личности. Каждый человек — это уникальный мыслительный процесс. И задача в первую очередь профайлера на высоких скоростях, быстро считать по поведению, по походке, по чертам лица, по каким-то мимическим изменениям жестикуляции и спрогнозировать поведение. То есть составить профиль. Высоко обученные люди, а это с практикой не менее двух лет, когда не только обучение теоретическое, но и практическое. Я по опыту своих учеников могу сказать, такого возможно добиться, когда только увидел человека, буквально 30 секунд-минута, уже полностью составлен профиль, и уже примерно сценарий, под который можно подобрать под этого человека вопросы, на которые он сагрессиррует, либо наоборот расслабиться, уже выстраивается в голове.

Монгайт: Страшно общаться с такими специалистами, тут же задумываешься, как я себя веду, как я держу руки, о чем я должна думать. Да, Ульяна.

Карагезьян: Также хотела бы добавить, что вообще профайлеры еще обладают навыками психотерапевта. Дело в том, что иногда в самолете, на аэровоздушном судне бывает общая какая-то агресиия, и сейчас в принципе этих людей, как правило, специально сажают, они с нами летят. И если возникает какое-то волнение, в принципе агрессия какая-то, сейчас уже есть такие люди.

Монгайт: А скажите, пожалуйста, вот сейчас профайлеры, предположим, в аэропорту, в первую очередь обращают внимание на людей с восточной внешностью, потенциальных представителей запрещенного в России «Исламского государства», не знаю, или равное внимание к славянам и, предположим, к южанам, кавказцам и так далее.

Карагезьян: Нет, должно быть, конечно, сейчас равное, полностью всех досматривают, нет такого...

Монгайт: То есть опасны могут быть все.

Карагезьян: Все, конечно. Нет такого портрета, понимаете, чтобы четко описать опасных людей, нет такого.

Роменский: Интересно, что вот тот самый преступник, которого называют идеологом взрывов и расстрелов в Париже в минувшую пятницу, сам рассказывал о том, что его полицейские тормозили. Даже обладая его фотографией не смогли его опознать и не стали даже задерживать тогда. Там по лицу прочитать, видно, ничего не смогли.

Монгайт: Видимо, профайлеры не сработали или человек опытный. Анна, скажите, пожалуйста, хватит ли нам в России тех самых свежеобученных или опытных профайлеров, чтобы каким-то образом снизить угрозу, которую мы ощущаем теперь вокруг? В аэропортах, на железной дороге, ну где эта еще может возникнуть необходимость?

Кулик: Давайте так, нет предела совершенству. Но мы рассчитываем, что хватит.

Монгайт: Как вы считаете, Ульяна?

Карагезьян: Будем надеяться, что хватит. Мы можем только надеяться. Я не могу сказать, что, точно, но будем надеяться.

Роменский: О каком количестве людей, если мы говорим об аэропорте...

Монгайт: Сколько нужно людей?

Карагезьян: Ну сотня.

Монгайт: Сотня. То есть больше сотни профайлеров должно работать в одном международном аэропорту, чтобы можно было говорить о том, что все более менее прикрыто.

Карагезьян: Да, они могут быть, они могут не носить название профайлеров, но в принципе у них есть навыки, которые могут предотвратить теракт.

Кулик: По-хорошему, нужно всех обучать, навыкам, кто работает с людьми.

Монгайт: Спасибо большое, мы записались уже к вам с Ульяной, с Вовой на ближайшие же курсы.

Роменский: Спасибо большое, мы говорили с Ульяной Карагезьян, полиграфологом, директором компании «Политраст», и по скайпу с Анной Кулик, экспертом-профайлером, о том, как определять террористов в толпе. 

 

Фото: РИА Новости / Кирилл Каллиников