Как в кризис расти по 400% в год

Зыгарь: Мы постараемся приложить все усилия, чтобы не превратить, мы договорились об этом с Шахаром, этот час в рекламную кампанию одного из самых крупных игроков на рынке мобильных приложений такси, а просто поговорим о бизнесе в России, о том, каково — это вести бизнес, будучи, в общем, с одной стороны, уроженцем России, с другой стороны — иностранным инвестором.

Сегодня, день, когда мы проводим наш прямой эфир, 3 ноября. А завтра 4 ноября — это День народного единства, такой странный и не всем понятный праздник, но мы на Дожде много думали про то, в чем может быть суть для многих из нас этого праздника. Подумали, что, в принципе, это такой день «Русского мира» в разных его пониманиях, когда, может быть, стоит подумать о тех людях, которые, может быть, родились в России, наверняка говорят по-русски, но где бы они ни жили, так или иначе, являются частью какой-то такой одной культуры, может быть, носителями одного культурного кода. В связи с этим хотел вас спросить: как вы считаете, вы — часть «русского мира»?

Вайсер: Интересный вопрос. Я действительно родился в Москве и в 16 лет эмигрировал в Израиль, будучи тогда ребенком, сделал эту эмиграцию один. Вырос уже в Израиле.

Зыгарь: Один, без родителей?

Вайсер: Соответственно, да. Родители потом приехали много лет спустя и, соответственно, заканчивал школу, университет, армию и первые бизнесы строил в Израиле. Потом так повезло, что получилось строить компании в разных частях света, в том числе, и в Калифорнии, в Америке, в Израиле, в Европе и в России. Можно ли себя назвать частью «русского мира»? Наверное, конечно же, да, потому что люди в конечном итоге сегодня путешествуя, делая бизнесы в разных странах, заметил то, что это, особенно когда занимаешься бизнесом, ты находишь единый язык в любой стране, в которой ты находишься, я имею в виду язык бизнеса. Наверное, с такой точки зрения отношусь и к России. Мне, безусловно, это близко. Я здесь родился и вырос, и сегодня много времени сейчас провожу здесь.

Монгайт: Например, ваше русское прошлое, ваше российское происхождение помогает вам преодолевать бюрократические препоны в России, строить партнерские отношения с местными непростыми бизнесменами?

Вайсер: Скорее, помогает понимать. Я не могу сказать, что мне близко многое из того, что я понимаю, но понимание необходимо для того, чтобы в конечном итоге двигаться дальше. Мне кажется, по крайней мере, мне понятно, что движет и что является ценностями, что является второстепенным, и помогает, наверное, в этом мире существовать и отстаивать интересы тех идей и тех бизнесов, которые я здесь делаю.

Проскурнина: А что вас тогда не устраивает в России?

Зыгарь: Лев, задай, пожалуйста, Ольгин вопрос.

Пархоменко: Я вообще хотел поговорить, наверное, о том, как выглядит Россия для вас, как человека, в общем, давно отсюда уехавшего, наверное, воспринимающего нашу страну немножко с таким взглядом со стороны. Но все-таки Россия была третьим вашим рынком, на который вы пришли после Израиля и Великобритании, но при этом до Америки. Собственно, почему такой порядок был? Скажем так, это дань, так сказать, вашему происхождению или российский рынок чем-то все-таки для вас особенный и как-то вы его особенно воспринимаете?

Вайсер: Интересно. Дело в том, что, действительно, Россия на самом деле является одним из огромных рынков, мы это знаем, но, может быть, не до конца наслаждаемся результатами этого. Я имею в виду, мы — нация, страна. Дело в том, что Россия на сегодняшний день четвертый или пятый рынок в интернете, как онлайн и в мобильном интернете, огромный рынок. Но при этом он, к сожалению, не настолько представлен в мировом сообществе и не настолько же получает внимание и инвестиции, как соответствующие его месту.

И пример того, что Get, например, запустился здесь, прежде, чем запустился в Америке — это, скорее, нонсенс и, к сожалению, нонсенс, потому что рынок огромный и интересный экономически в своем объеме. Тем не менее, действительно, компании предпочитают запускаться, если у них есть такие возможности, запускаться, прежде всего, в Америке, которая более приспособлена сегодня, наверное, ко всему, что является дигитальным или онлайн.

Нам повезло, или в какой-то мере, или, действительно, дань корням, что мы запустили здесь, потому что понимали этот рынок, ценили этот рынок и видели в нем интерес, продолжаем в нем видеть интерес огромный.

Монгайт: Наверное, не боялись? Или боялись меньше?

Вайсер: Боялись — вообще, наверное, неприемлемое слово в бизнесе. То есть, если ты чего-то боишься, это поражает вообще твой мозг и ты не можешь созидать.

Шанецкая: Подождите, очень важно. Вы сказали очень важную вещь. Вы сказали, что интерес к российскому рынку не соответствует, то есть интерес значительно ниже, чем сам объем рынка. Почему, вам кажется, это происходит? Это же очень важно.

Вайсер: Нет, очевидно, почему это происходит.

Шанецкая: Расскажите, как вам это видится.

Вайсер: Сегодня, к сожалению, мы видим, что рынок недоинвестирован. То есть, российский рынок, если вы посмотрите на его потенциал, на его объем и размеры инвестиций — это соотношение, к сожалению, катастрофически не в пользу России, поэтому для людей, которые могут делать бизнес здесь, развивать его здесь — это, скорее, бизнес-возможность. То есть, для нас, для компании Get, мы видели в этом возможность, потому что рынок объективно огромный, интересный, инвестиций мало и мало серьезных игроков, которые смотрят на российский рынок вначале, а не потом.

То есть, что происходит сегодня? Крупные интересные истории запускаются, к сожалению, сегодня в Америке вначале, потом компания, расширяясь, запускается в других странах. Идя, прежде всего, в Китай, потом в Индию, потом в Россию, потом в Латинскую Америку. Обычно такая последовательность.

С Get получилось ровно наоборот. Мы запустили здесь технологию, которая обычно на таком раннем этапе, к сожалению, в России мало, возможно, и поэтому... Опять же, эта дань была тому, что команда, я в том числе, знал хорошо этот рынок, он мне близок, и мы это делали. Но это, скорее, из-за такого конкретного стечения обстоятельств, ничего другого. И вот это жалко в какой-то мере.

Зыгарь: Стойте-стойте-стойте, как честный человек я должен передать слово Ольге. Ее микрофон исправен. Ольга.

Проскурнина: Хорошо, что голос появился, чтобы задать вопрос о риске для вашего бизнеса. То, что вы говорите, то, что вас не устраивает — это, очевидно, риски. С другой стороны, вы, как бизнесмен, должны их принимать, если вы уж тут работаете. С какими рисками вы готовы мириться, а с какими нет?

Вайсер: Нет, когда я сказал, что меня не устраивает, я не имел в виду риски. Еще раз, страхи, риски — это то, что парализует ваш мозг и сложнее работать. Вообще бизнес, особенно инновационный бизнес, предусматривает, что вы будете сталкиваться с проблемами, о которых вы даже не знаете вначале, и вы будете их решать. Если вы скованны в своем процессе мышления и созидания, то вы вряд ли добьетесь успеха. Вообще я всегда говорю о том, что предпринимательство как таковое, особенно в сфере онлайн — это, на самом деле, непростая игра, она сложная, объективно сложная в любой стране. Поэтому это не про риски или страхи, скорее, про то, что инфраструктуры, которые помогают созидать вам ту или другую бизнес-идею, они менее развиты здесь. Вот об этом речь. Риски есть везде.

Зыгарь: Сейчас хочется немножечко вот это все — инфраструктуры менее развиты — это довольно-таки наукообразное. Давайте для наших зрителей, которые нас смотрят по всей стране, разъясним, что за такие инфраструктуры? Это вы говорите про то, что, например, чиновники, с которыми приходится сталкиваться в России, менее развиты, чем чиновники, с которыми приходится сталкиваться в Израиле? Или в чем причина?

Вайсер: Как раз отличный вопрос. На самом деле, действительно, давайте поговорим про макро. Что необходимо для того, чтобы ваши идеи в конечном итоге имплементировались...

Зыгарь: Давайте про конкретные различия. Вот в Израиле так, а в России так.

Вайсер: Вообще сравнивать с Израилем. Давайте возьмем. Израиль — отличный пример. Почему? Потому что страна, в которой нет никаких природных ископаемых вообще, сложная изначально ситуация оказалась, у нее не было ничего, с чего она могла бы зарабатывать, сфокусировались на хай-теке. И для того, чтобы эта история созидалась, сделали несколько важных вещей: первая инфраструктура — это инфраструктура обучения, университеты, которые созидали тех людей, которые обладали определенными skills, второе — это рабочие места в науке и также в производстве, которое связано с хай-теком, и третье — это инвестиционная составляющая. Когда у вас есть три составляющих, а именно: талантливый персонал, инфраструктура обучения и инвестиции — это тот катализатор, который из любой вещи создает в конечном итоге продукт или компанию. И вот именно то, чего не хватает здесь.

Когда приходит такая компания, как Get, то в России меньше инвестиций на душу населения в абсолютной величине по сравнению со странами-братьями, в данном случае Индия или Китай. Очень мало, опять же, мало для такой страны качественного персонала, который занимался в компаниях, имел продуктивный опыт создания компаний. Вот этого мало. Потому уже идут чиновники и все остальное, что обычно подразумевается.

Знаете, на самом деле, в России очень много бизнеса классического и мало инновационного, поэтому когда, наверное, по инерции меня спрашиваете: ок, как чиновники? Потому что основные преграды, которые идут в обычном бизнесе — это, наверное, чиновники и сложность, как сделать то или другое. Не могу сказать.

Зыгарь: То есть, вы с этим не сталкиваетесь?

Вайсер: Мы, наверное, с ним тоже сталкиваемся. Я отдельно про проект. Что для меня прям ярко видно — это на самом деле не преграды, потому что в таком бизнесе нам, мне кажется, мало кому из классического аппарата интересно то, чем мы занимаемся, потому что непонятно, что с этим делать.

Зыгарь: Да ладно?

Вайсер: Серьезно. Есть компания, которая занимается сложной работой, изначально история транспорта — это такая сложная, криминальная, непонятная раньше финансовая история. Пришла компания с частным капиталом и пытается ее перевернуть — это необычно.

Пархоменко: Небольшая компания, в общем, по сравнению, так сказать, с привычными для России бизнесами.

Вайсер: Да, но много чего необычного, поэтому непонятно, что с этим делать — это раз. Второе — еще раз вернусь, там и так сложно, то есть даже с капиталом, с инвестициями, с людьми сложно, нету гарантии того, что у вас будет успех. Это не то что ты открыл здесь вентель, здесь перетекло, здесь затекло, и понятно, что с этим делать. У нас — нет. Каждый день ups and downs. Поэтому как бы чиновники, еще раз — это отдельная история. В нашем случае конкретно это больше инвестиции про персонал, про обучение — вот такие инфраструктуры.

Шанецкая: Давайте про персонал поговорим.

Зыгарь: Прости, пожалуйста, я хочу тогда, может быть, чиновничью тему закрыть, потому что меня... Сейчас я страшные вопросы буду задавать. Сколько у вас в России городов?

Вайсер: Сегодня мы в России в 9 городах.

Зыгарь: А сколько нужно занести в администрацию, чтобы зайти в новый город?

Вайсер: В нашем случае ничего.

Монгайт: А что, вам не предлагают занести в администрацию?

Вайсер: Мы не сталкивались с этим пока.

Зыгарь: Не сталкивались?

Вайсер: Нет, мы не сталкивались с этим.

Монгайт: Ни в одном городе?

Вайсер: Нет. Давайте поймем, к чему, собственно, сводится бизнес Get. Есть существующая плохо работающая инфраструктура транспортная. Известные факты — дураки и дороги, это как бы никуда не делось.

Зыгарь: Но кого это тяготит? У нас дороги никого не тяготят.

Вайсер: Видимо. И, знаете, всегда, где тяжело, на самом деле, там есть возможность для бизнеса. И вот приходит частная компания Get и говорит: «Ок, мы берем транспорт, тот, который плохо сегодня функционирует: не платит налоги, много бомбил, непрозрачно, криминально, сложно, неэффективно». Ведь на самом деле базовая инфраструктура транспортная, она бесконечно необходима бизнесу. Для того, чтобы ваш город жил нормально, вам нужна эффективная инфраструктура, доступная, удобная и т.д., быстрая.

Зыгарь: По учебнику вы говорите.

Вайсер: Это везде. Как бы с этого начинается. Вам нужна связь качественная, вам нужны дороги — это минимум. И приходит частный бизнес и говорит: «Я вот туда ныряю». Причем все пытаются, все декларируют о том, что они пытаются это сделать инновацией или изменить что-то, уже это много лет. Приходит частный бизнес, за 3 года переворачивает всю эту индустрию с нуля — от A до Z.

Проскурнина: Так он приходит куда? Он приходит к условному Ликсутову или он приходит в таксопарк № 1?

Вайсер: Нам не нужно как таковое... Мы как раз берем сегодня то, что работает не по закону, делаем его законным. Мы помогаем лицензированным такси и людям, которые получили лицензию, зарабатывать больше денег. Они подключаются к системе Get ,и там генерируют огромное количество работы более эффективным образом.

Зыгарь: Мы понимаем вот эту вершину айсберга. Мы просто не верим в то, что... Мы с Наташей хором не верим в то, что айсберг заканчивается на уровне воды. Вершина — понятно. Вот этот непрозрачный бизнес становится понятным. А на чем он базируется?

Вайсер: Может быть, с одной стороны, вы как бы хотели, чтобы мы, наверное, не затрагивали сегодня бизнес. С другой стороны, наверное, стоит рассказать, как это работает, иначе это немножко сложно.

Зыгарь: Нет, мы представляем себе. Просто вы сейчас ответьте, я не буду приставать. То есть, договариваться ни с кем, кроме непосредственных участников рынка, то есть таксистов, вам не приходится?

Вайсер: Да, совершенно верно. Вы знаете, на самом деле, давайте поймем…

Зыгарь: Шахар закончит, и Наташа, Лев, он ваш.

Вайсер: Вы знаете, я давно понял одну простую вещь: когда вы делаете бизнес, который меняет что-то фундаментально и в конечном итоге достигает больших оборотов, это не происходит только от того, что мы с вами договорились. Вот мы с вами договорились, можно сделать какой-то контракт или можно запустить что-то. Вы не видите фундаментального изменения и вы тем более не видите фантастического роста или то, что приносит дополнительные ценности. Компания Get растет на четырех рынках одинаково. Мы растем три раза в год, в год увеличивается наша выручка в 3 раза. Компания к концу этого года должна достичь 0,5 млрд. долларов в обороте.

Это большая компания сегодня. Забавно то, что на всех рынках мы растем одинаковым темпом. На все рынках, обращу внимание: это Израиль, Великобритания, Америка и Россия. Соответственно, то, что мы делаем, наверное, в своей сути несет определенную ценность, и я уже начал с чего фразу, что убедился давно, что для того, чтобы ваш бизнес был успешным, вы действительно должны инвестировать в то, что вы несете, имело ценность, иначе большого объема это не достигнет. То, что мы делаем сегодня, приносит ценность как раз именно в...

Зыгарь: Ценность как раз именно в...

Вайсер: Да. Ок.

Зыгарь: Спасибо, извините, что прервал. Наташа.

Шанецкая: Про ценность действительно понятно. И про то даже, как, наверное, построено у вас, скажем, в том же Израиле, в Лондоне или в Штатах, я примерно себе могу представить. Здесь, действительно, немножко по-другому. Принято считать, что здесь по-другому, действительно, строится бизнес, поэтому мы вас так и мучаем этой темой. Потому что считается, что для малого и среднего бизнеса существует огромное количество бюрократических преград, бесконечные разговоры про то, как этот инвестиционный климат и в целом климат для малого и среднего бизнеса нужно улучшать, а вы говорите, что проблем таких вообще нет.

Вайсер: Я не это говорю.

Шанецкая: Хорошо. Тогда что именно?

Вайсер: Я вижу искреннее удивление у вас относительно того, что, действительно, для бизнеса это все в конечном итоге про разрешение/запрещение. Это тоже есть составляющая в этом, и она, безусловно, есть. Я повторяю, она есть. Но, к сожалению, в бизнесах неклассических, а инновационных, связанных с технологией, там 90% усилий не про то, чтобы согласовать — не согласовать, а про то, чтобы то, что вы делаете, работало. Понимаете, вы создаете новую бизнес-модель.

Когда вы открываете ресторан, вы не создаете новую бизнес-модель, или прачечную новую. Вы берете что-то понятное и пытаетесь его сделать качественно, хорошо. И вы тогда, действительно, просто берете модель, и вы ее согласовываете. И в России большинство бизнесов такие. И поэтому когда я вам говорю сейчас о чем-то другом, пытаюсь сказать, я вижу искреннее удивление. То есть, вы мне говорить пытаетесь, но я, скорее, о том, что в вас искреннее удивление о том, как это может быть вообще о чем-то другом.

Привожу пример как раз развития в разных странах, чтобы показать, что эта динамика одинаковая везде. Относительно России вы абсолютно правы, вы говорите, что здесь ситуация… вот мы знаем, как это работает, скажем, в Америке, в Израиле и т.д. Как это у нас, когда это все изначально хуже, и мы все знаем, что это изначально хуже. Понимаете, для бизнеса нет ничего лучше, чем ситуация, в которой что-то не работает. То есть, говоря о том, что здесь, например, транспорт не работает, нам это как музыка для наших ушей, потому что это здорово. То есть, когда что-то не работает, у вас есть огромная возможность принести пользу и, таким образом, получить от этого выручку.

Шанецкая: Правильно ли мы вас слышим тогда, что, по вашему мнению, построение вашей бизнес-модели здесь, в России, совершенно не отличается от того, с чем вы сталкиваетесь в Израиле, Лондоне или в Штатах?

Вайсер: С точки зрения бизнес-модели, безусловно, не отличается никак. С точки зрения сложности имплементации — отличается.

Шанецкая: Какие основные источники?

Вайсер: Я уже говорил об этом в самом начале, о том, что отсутствует базовая инфраструктура. Мы, прежде всего… вот называем это Get University. Мы, сама компания, работая в ней, люди, на наш взгляд, получают некие дополнительные навыки, которых не было до этого, обучаются. То есть, мы вместо того, чтобы искать таланты снаружи, сама компания является, это, кстати, несправедливо для всех стран, чем больше у вас компаний такого технологичного порядка как Get, тем больше людей получают практический опыт в созидании бизнеса. И эти компании являются носителями того самого образования — это № 1.

Второе — поддержка. Вот вы у меня спрашиваете про разрешение/запрещение, а я на другом хочу сфокусироваться. Знаете, мы пока не сталкиваемся — пока, возможно, что прямо сегодня выйдет ваша передача, и буду сталкиваться с проблемами разрешающего или запрещающего характера. Скорее, проблема не в этом. Проблема в том, что поддержки нет. Вот в чем большая разница между любой страной, где мы запускались, и Россией — это в том, что мы видим огромное количество помощи.

Обратите внимание, даже ваши вопросы они про то, как: а что не так? И это вообще, на самом деле, философия, мне кажется, такая, немножко неправильная философия, к сожалению, в России.

Зыгарь: Вопросы: как это устроено? Они вот такие.

Выйсер: Ок.

Зыгарь: Мы просто не понимаем, как это устроено.

Вайсер: Вот это мне интересно тоже. Я про это тоже. Давайте поговорим, как устроено.

Зыгарь: И вот как это устроено у нас иначе, чем не у нас? Расскажите, как поддерживают, каким образом вас поддерживают?

Вайсер: Самым разным. Большая разница, которая мне всегда бросается в глаза — это отсутствие вопроса, начала вопроса, начало любой встречи или конец ее со слов: «А чем я могу тебе помочь? А чем мы можем тебе помочь? А чем мы можем помочь вам?» и любые разновидности этого вопроса. Не слышу его никогда. Есть вообще, на самом деле, мне кажется, здесь этикет порицания очень развитый. То есть, принято порицать, осуждать, это очень сильно развито. Помогать не принято.

Знаете, все время улыбаться было не принято тоже. То есть, улыбаться, помогать, тебе бывает тяжело — такого не бывает. Все воспринимают вообще... Знаете, очень много воспринимается как само собой разумеющееся на всех уровнях. То есть, давайте я затрону то, что, может быть, вам ближе все-таки к вашим вопросам. Например, чиновники здесь нам не помогают. Они нам не мешают пока, но они не помогают. Для вас вот эта ситуация необычная, вы думаете: как же так, как это мне не мешают — это уже само по себе считается достижением.

Я вот слышу в ваших вопросах достижение, а для меня это катастрофа. Но это катастрофа — почему кто-то воспринимает как данность, что то, что мы делаем, само собой разумеется. Почему? Кто-то пытался сделать то, что мы делаем, или вообще делать?

Зыгарь: Да, еще две компании на рынке активно работают — Убер и Яндекс.Такси. Я должен назвать их имена, чтобы они прозвучали в нашем эфире. Нам все три дороги одинаково. Я просто зрителям объясню, просто Шахар — такая публичная фигура и все время выступает, является таким амбассадором отрасли, поэтому он сегодня в нашей студии, а не его конкуренты.

Вайсер: Да. Я считаю, что так же, наверное, я бы являлся амбассадором предпринимательства как такового, потому что это более важно. Неважно, компании наши или еще 150 компаний, которые есть, такие же ребята, которые сами либо деньги инвесторов, либо свои, но вместе вкладывают какие-то средства и время, и умы для того, чтобы что-то делать. Что мне интересно, что сильно отличается в России — это то, что все воспринимается как данность, и все ищут какого-то подвоха. Как бы: «Ты же, наверное, зарабатываешь, ты же, наверное, там...». То есть, какая-то постоянно: «Тебе и так хорошо». А тебе так хорошо, что 24/7 тебе хорошо. Ты работаешь с утра до вечера, и это воспринимается как данность. Разница в тех странах, которые я упоминал другие, и без выбора. На самом деле, одинаково во многих других странах. Есть культура созидания, помощи и вопросов.

Я не пытаюсь идеализировать ничего. То есть, везде есть, в индивидуумах можно найти и как очень помогающих здесь, и очень сопротивляющихся там. Концептуально культура другая. И это бросается. И, слава Богу, я еще не сталкиваюсь с ограничениями, но вот просто с помощью тоже не сталкиваюсь. Мне кажется, что за 3 года, например, то, что мы сделали в нашей индустрии… знаете, любая мэрия города, в котором мы работаем, Нью-Йорк ли это будет, или Лондон, или Москва — у всех одинаковые декламации: сделать транспорт еще более доступным, еще более безопасным, еще более прозрачным, удобным для туристов и местных, а также там еще Wi-Fi поставить в него, налоги, безусловно, пускай платят и рабочим места задают. Вот это как бы декламация, которая есть везде. И компании типа нашей, не будем в данном случае специфически говорит про Get, делают это во всем мире.

В тех мэриях выполняются галочки за 3 года, прокламация такая была и в России, мы за 3 года, мы, как сегмент, сильно его поменяли в лучшую сторону относительно этих вещей: машины теперь приезжают за 5 минут, а не за час, стоит минималка 50 рублей, а не 500, говорят, можно на любом языке это делать, можно вообще не разговаривать с водителем, можно платить кредитной картой, можно так, есть Wi-Fi.

Зыгарь: По разным причинам можно не разговаривать.

Вайсер: По разным причинам можно не разговаривать. Но вы можете пользоваться инфраструктурой, будучи иностранцем либо местным жителем. И в другой стране приходят и говорят: «Ребят, вы за частный капитал это сделали. Чем мы можем вам помочь?». Как, например, мэр Тель-Авива пользуется Get, в своих твиттерах он пишет об этом, публично об этом везде промоутит и т.д. И в разных городах. В Нью-Йорке создан, есть вице-президент в мэрии по развитию помощи предпринимательства, которые звонят, активно спрашивают: «Чем мы можем помочь?». Иногда ответ: «Ничем». Но есть вопрос.

Зыгарь: Шахар, я знаю, как вам помочь.

Вайсер: Пожалуйста.

Зыгарь: Я дам вам возможность передохнуть немного, потому что мы сейчас прервемся на рекламу.

 

Зыгарь: Анна Монгайт задаст вопрос своему давнему знакомому, кстати, мне кажется.

Монгайт: Вы только что сказали, что в Иерусалиме, в Тель-Авиве, где вице-мэр пользуется GetTaxi, публикует в социальных сетях сообщения, что он… Понимаете, что в Москве мэр, вице-мэр не ездит на такси, не то что GetTaxi, они вообще не сталкиваются с транспортом, которым пользуются все остальные жители этого города. И этим, в первую очередь, принципиально отличается ситуация в той стране, где мы сейчас находимся. И поэтому эти низкоидеалистические разговоры о том, что мы в принципе точно такие же, как все остальные, не надо — мы здесь живем и мы знаем, что мы абсолютно другие и у нас все иначе, и все это начинается именно с того, что никогда в жизни никакой мэр нашего города не будет ездить на такси без охраны, не на черном лимузине, без мигалки. И уж тем более в своих социальных сетях — у нашего мэра есть инстаграм, и там уже 6 фотографий — не будет там ничего нигде публиковать. И сейчас по всем возможным данным, скорее, инвесторы и иностранные бизнесмены уходят из России, чем приходят и осваиваются и усаживаются поудобнее. Поэтому ваша ситуация… мы вас понимаем как иностранного инвестора, у нас даже список вопросов начинается так: Россия глазами инопланетянина. Так вот вы все-таки — инопланетянин. Именно поэтому. Вы все равно здесь работаете. Эти люди, которые выводят деньги из России и уходят со своими бизнесами просто потому, что их бизнесы недостаточно инновационные?

Вайсер: Наверное, могу ответить: по многим причинам. Мы с чего начали — факты очень простые. Действительно, страна сильно недоинвестирована. Можно спрашивать, почему недоинвестирована — это отдельный вопрос. Но давайте начнем с фактов — она сильнейшим образом недоинвестирована. Как это понять? Очень просто. У вас есть GDP, у вас есть количество людей, сколько живет людей в стране и какое количество инвестиций страна получает. Любая финансовая модель предусматривает… страна развивается быстрее, если у нее плечо финансовых инвестиций значительно больше, чем собственный капитал. Так работает компания, так работает и страна. Посмотрим на огромное развитие Китая — почему? Плечо инвестиций превосходит GDP. Это немыслимая вообще цифра. Когда инвестируют в страну внешнего капитала больше, чем GDP, ВВП. Вы понимаете, что можно с внешним капиталом развиваться быстрее. Домашний капитал, понятно, что если у вас есть больше, то вы можете больше делать. Здесь не такая ситуация, поэтому мы оказываемся там, где мы находимся. Специфически, в хай-тек-сегменте это еще хуже.

Поэтому я констатирую факты. Тем не менее, для компаний, которые могут работать в России, у которых есть свой капитал или опыт работы в России, то, конечно же, скорее, для нас это хорошо, потому что, еще раз повторю, ты работаешь на огромном рынке, который недостаточно конкурентный именно из-за того, что он недоинвестирован. Это трагедия, на самом деле, для страны. Надо понимать: то, что я сейчас говорю, это не есть хорошо.

Монгайт: А вам политика не мешает?

Вайсер: Еще раз говорю: бизнес…

Монгайт: Про недоинвестированность я поняла.

Зыгарь: Это эвфемизм, да.

Вайсер: Скорее, мешает в том плане… не помогает это точно.

Монгайт: Все уйдут, а вы останетесь один и, в принципе, будет неплохо.

Вайсер: Я так понимаю, что есть большое количество людей, которым нравится то, что происходит, и поэтому не стоит беспокоиться за бизнес-модель кому пользоваться. Тем не менее, безусловно, на инвестиционный климат это оказывает неблагоприятное впечатление, к сожалению. Опять же, из-за этого есть недофинансированиность, недофинансированность не позволяет развиваться с той скоростью, с которой могла бы развиваться страна.

Шанецкая: Давайте поговорим конкретно про вас. У вас есть ваш традиционный, скажем так, инвестор — Леонард Блаватник, который, я так понимаю, участвует во многих ваших проектах практически с самого начала. Его не смущает то, что происходит? Он в последнее время все-таки стремился к тому, чтобы, скажем так, уходить потихонечку, сворачивать свою бизнес-активность здесь.

Зыгарь: Даже не потихонечку.

Шанецкая: Ну, или можно сказать, что не потихонечку. И, тем не менее, вы при том, что, понятно, вы существуете не только в России, а еще в каком-то количестве других стран, тем не менее, через вас он, по сути дела, обратно заходит, получается. Его это не смущает?

Пархоменко: Дополню Наташин вопрос. Таких разговоров, что: Шахар, давай, может быть, в другую страну зайдем, ты же видишь, что там происходит.

Зыгарь: Наташа хорошо сформулировала.

Вайсер: На самом деле мне нравится в ваших вопросах представление о том, как делается бизнес. Это не представляет из себя разговор на кухне, что тебе нравится здесь на карте. Это далеко не так. Поэтому, наверное, на этот вопрос не буду отвечать. По поводу первого вопроса, знаете, тоже, опять же, господин Блаватник, наверное, лучше ответит относительно своих горизонтов инвестиций и планов и всего остального. Наверное, будет большим преувеличением также сказать, что компания Get… Лен персонально участвовал, вначале он был одним из первых инвесторов, наверное, был тем самым визионером, который на этапе еще модели, которую я показывал, видел ту перспективу, с которой мы поменяли всю индустрию. Мне кажется, что как раз господину Блаватнику нравятся те модели, которые меняют целиком индустрию. При его капитале инвестировать в маленькую компанию не имеет финансового смысла, но да, имеет смысл, если компания может перевернуть целую индустрию, мы говорим про масс-индустрию, такую как транспорт.

Шанецкая: А в какой именно стране будем переворачивать — это не столь важно.

Вайсер: Это он видел вначале. И как визионер, соответственно, безусловно, я думаю, финансово бесконечно доволен результатами компании. Опять же, ему лучше отвечать за это. Сегодня большинство финансов уже было привлечено после раунда Лена Блаватника. Большинство средств было как раз поднято от крупных инвестфондов, которые фокусируются, в том числе, на российском рынке. По поводу стран — сегодня действительно компания диверсифицирована, Россия представляет важный кусок бизнеса для компании, но лишь часть бизнеса. Потому что, как я уже повторюсь, динамика развития рынка одинакова, мы растем в три раза каждый год с начала создания, и растем на всех четырех рынках.

Шанецкая: Ну это же отчасти эффект низкой базы, понятно, что если вы растете по 400% в год, вы не можете продолжать расти по 400%. А вы при этом серийный предприниматель.

Вайсер: Серийный предприниматель на русском звучит плохо. Давайте отойдем от этого определения.

Шанецкая: Просто вопрос заключался в том, на каком этапе вы готовы будете, так сказать, покинуть…

Пархоменко: То есть что-то новое перевернуть.

Вайсер: Вы абсолютно правы, говоря о том, что действительно редко можно увидеть модели, когда растут три раза в год. На самом деле в истории почти нет таких примеров. Поэтому каждый год преодолевая эту цифру, для нас это большой челлендж, нам это очень интересно. Но в то же время компания уже очень большая, это уже не цифра малой базы. Любой бизнес, прошедший 100 млн. — это крупный бизнес, и расти в три раза действительно сложно и интересно, тем не менее, это та динамика, которую компания сейчас показывает и показывает и в России, и не в России. Поэтому можно смотреть на вещи, которые правильны для нее и не только для нее.

Проскурнина: Наверное, инвестируют большие фонды и миллиардеры в интернет-бизнес в России так охотно, в том числе еще потому, что много-то инвестиций не надо. А если что, можно все свернуть и уйти. Нет?

Вайсер: Мне кажется, это немножко упрощение модели. Во-первых, вы сказали некую гипотезу о том, что миллиардеры инвестируют в интернет охотно и много. Три аксиомы: миллиардеры инвестируют — не соглашусь, второе, охотно — не соглашусь, и много — тоже не соглашусь.

Монгайт: Тут вы абсолютно правы.

Вайсер: Поэтому мне трудно ответить на последствия аксиомы.

Зыгарь: А по поводу «свернуться и уйти» возражений не было.

Пархоменко: Я здесь хотел продолжить про нашу страну, потому что, опять же, в последнее время мы видим такой вполне тренд в развитии интернет-отрасли в нашей стране со стороны государства, тоже такое некоторое онлайн-импортозамещение. Закон о персональных данных, репетиции отключения интернета загадочные и прочие.

Проскурнина: Национальная платежная система для карт.

Пархоменко: В общем, крупные игроки понимают, что это большой рынок и т.д., продолжают с этим мириться, говорят, что мы будем выполнять и это, и это, и это. Как вы относитесь к этому тренду, как вы его оцениваете, где последняя его точка?

Вайсер: Первый вопрос — сначала тоже была некая гипотеза о том, что интернет в России развивается. Что вы под этим имели в виду?

Пархоменко: Рынок я имею в виду. Российский интернет-рынок продолжает расти.

Вайсер: Что это значит?

Пархоменко: Я имею в виду в смысле его объема и в смысле инвестиций, которые здесь есть.

Вайсер: Соглашусь с пользователями.

Пархоменко: Да, в том числе.

Вайсер: Пользователи прибавляются. Точка.

Шанецкая: То есть это вопреки, получается, всему?

Вайсер: Не вопреки. Становится больше людей, которые получают доступ к онлайн через телефоны либо через выделенную линию и т.д. Действительно больше аудитории онлайн. Аудитории. Развитие интернета обычно предусматривает созидательную составляющую, то есть, есть больше продуктов и сервисов. В любом уравнении есть пользователи, потребители и производители. Так вот потребителей становится больше, это натуральный естественный процесс, который происходит так же во всем мире, цифра, которая может удивить, есть в Китае — 700 млн. человек с мобильными устройствами. 700 млн. человек. Фантастически. Там тоже много пользователей растет.

Шанецкая: Кстати, вы не хотите в Китай?

Вайсер: Очень хотим, но поздно.

Зыгарь: То есть у вас в бизнесе тоже такая стратегия, как в нашем разговоре? Вы старательно избегаете не то что разговора — упоминания проблем. Вы отвечаете на те части вопросов, в которых мы говорим про позитив. А когда мы намекаем на то, что бывают и проблемы, вы очень красиво это делаете, отсекаете все проблемные части, подчеркивая, что они, в общем, несущественны. Пока количество пользователей растет, проблемы — неважно.

Вайсер: Я хотел бы, во-первых, закончить мысль. Я сказал о том, что увеличивается количество потребителей, но при этом я хотел сказать, что не растет интернет, нет созидания, в нем не появляется больше сервисов и продуктов. Это трагедия. И вас попрошу, чтобы у нас был диалог: если я не отвечаю на какой-то вопрос или тот ответ, который вы хотели услышать, не считается отвеченным, а также слышать другую составляющую вопроса, а именно… я говорю о многих проблемах, которые есть, может быть, они другие для вас, но они трагичны. И как раз не принимая их, мы, опять же, может быть, продолжаем развитие этих самых проблем. О том, что здесь нет поддержки ни в чем — это трагедия. О том, что страна недофинансирована и недофинансирована глобально, недофинансирована в хай-теке особенно — это трагедия. О том, что нет всех трех составляющих инфраструктур, которые помогают делать инновационный бизнес — это трагедия. Вы меня слышите?

Пархоменко: Да, вполне.

Зыгарь: Вы вначале эфира говорили о том, что слышимость не очень хорошая, потому что мы с Шахаром очень далеко сидим. Но достаточно хорошо слышно.

Вайсер: Может быть, я говорю о других проблемах, но я говорю именно о них. И у нас у обоих есть огромная возможность: у вас — услышать, какие они по-настоящему, у меня — услышать, какие у вас есть гипотезы. Честное соглашение? Вперед.

Зыгарь: У Льва был вопрос про тренд, который Лев находит тревожным. Закон о хранении персональных данных за рубежом, импортозамещение в интернете и разные инициативы по вмешательству государства в интернет. Каково ваше отношение к этому тренду?

Вайсер: Когда мы затрагиваем этот вопрос конкретно, безусловно, любой контроль… нет примеров в истории, когда государственное управление приводило к эффективности. К  сожалению. Нет такого примера не только в России, но и везде. Задача правительства любого — создавать побудительные механизмы, которые стимулируют те или другие развития. Когда ты начинаешь инвестировать в наказание, то от этого меньше прогресса, скажем так. Примеров немного. Интернет во всем мире развивается свободно, и понятно, что отходя от этой модели, мы, скорее, больше рискуем, чем выигрываем.

Шанецкая: Можно ли сказать, что вас пугает этот тренд?

Вайсер: Он мне точно не нравится.

Шанецкая: Настораживает. Извините, что я за вас пытаюсь сформулировать.

Вайсер: То, что не нравится, это означает — не нравится. Хорошо от этого не становится.

Проскурнина: У вас есть вариант ухода из страны на случай, если все это станем совсем невыносимо? Или вы тут будете, сжав зубы, до конца?

Вайсер: Что невыносимо? У меня ест определенные ценности, которые нельзя переходить. То, что происходит сейчас, это неприятно. Но это не переход через ценности.

Проскурнина: А где точка отсечения?

Вайсер: Наверное, каждый человек, каждый бизнес для себя должен решить. Я не задумывался об этом, честно. Скажем, понятно, что для меня, например, вещи, которые незаконны — это точка, которую я не перехожу в своей жизни. Незаконность. Я верю в то, что для того, чтобы быть успешным и для того, чтобы приносить ценность, созидая что-то, ты можешь это делать в лоне закона.

Проскурнина: Законы-то у нас тут, видите, какие? От года в год все интереснее.

Зыгарь: Какие законы? Просто в разных странах разные законы. По нашим, по законам Российской Федерации, начать бизнес ваш в Севастополе и в Симферополе — это законно, нормально приветствуется. Но для ваших бизнесов в других странах, видимо, это будет проблематично, это даже опасно.

Вайсер: Еще раз, компания, например, любая глобальная компания, а Get является глобальной компанией, должна в конечном итоге обладать инфраструктурой глобальной. То есть, как мы работаем, технологии, принципы и т.д. При этом иметь адаптацию к конкретному рынку. И, собственно, так и построена сегодня Get. То есть, работа в России — это российская дочка, которая в конечном итоге адаптирует продукты, процессы под Россию и т.д. под каждую страну.

Монгайт: Скажите, пожалуйста, а можно я поверю в то, что у вас все хорошо и что вы оптимист? Просто мы не привыкли к такого рода людям, и счастье, что они есть. Я хочу вообще спросить про другое.

Зыгарь: Спасибо вам за это.

Монгайт: Это, действительно, здорово. И правильно отсекаете все эти вопросы про трагедии до последнего. Как устроен ваш HR? Кто эти люди, которых вы нанимаете на работу или с которыми вы заключаете партнерские соглашения? Кому вы отказываете, где пределы терпимости здесь и в других странах? Или все всюду одинаково?

Вайсер: Есть такое понятие — корпоративная культура. Корпоративная культура не бывает правильной/неправильной. Она в одной компании одна, в другой — другая. Важно, чтобы компания на раннем этапе могла ее описать и следовала ей. Тут важность момента — это последовательность. Соответственно, если вы описали эту культуру и при этом делаете наем, исходя из нее, также делаете ревью ваших успехов, исходя из этой культуры, и также увольняете на базе этой культуры. Причем не только профессионально — это важный момент.

Монгайт: Можно конкретные примеры? Все-таки такси — это люди, таксисты, через которых мы сталкиваемся с народом.

Вайсер: HR — сейчас мы говорим то, как мы нанимаем внутри компании, или как мы…?

Монгайт: Нет, я имею в виду, именно таксистов.

Вайсер: Ок, я не понял вас, извиняюсь. Просто в Get работает 500 человек, и на самом деле, это самое важное, что можно любой компании сделать.

Зыгарь: За что вы выгоняете таксистов в Москве, в Тель-Авиве, в Лондоне, в Нью-Йорке?

Монгайт: Нет, как вы их нанимаете?

Вайсер: Одинаково, принцип одинаковый. Безусловно, для нас важно первое — мы работаем с легальными перевозчиками в любой стране, второе — они должны быть профессионалами своего дела, уровень профессионализма определяется для нас — быть выше той планки, которая определена в стране. То есть, например, в Лондоне мы работаем с black cab, это исторические такие, легендарные, iconic black cab, которые вы знаете, и там, для информации просто, чтобы стать водителем этого iconic black cab, вы проходите образование 4 года. Это фантастика. 4 года.

Монгайт: Какой-то колледж есть?

Вайсер: Это прямо колледж для водителей, и они много лет еще ездят на мопедах, изучают улицы, прям сдают экзамены. Отдельная есть история о том, что им делали анализ мозга, у них развита часть, которая...

Монгайт: Анализ мозга? Какой кошмар!

Вайсер: Давайте не будем преувеличивать. И за счет того, что они знают огромное количество улиц, у них реально видеопамять более развита, чем у обычного представителя homo sapiens.

Монгайт: Очень интересно про анализ мозга российских таксистов, я теперь спать не буду.

Проскурнина: Вы там томографию какую-то делали?

Вайсер: Возможно.

Шанецкая: Они изучают улица, вот в чем дело.

Вайсер: И в то же время. Смотрите, давайте так. То, что в России важно, есть понятная совершенно проблема, связанная с тем, что большинство водителей плохо говорят на языке, плохо знают город — это ровно антонимы того, что я сейчас описал в Лондоне. Вот прям антонимы. То есть, человек, который родился в Лондоне, 4 года изучал улицы, классический английский язык. Это прям апогей того, что бы вы хотели видеть здесь, и антонимы — это то, с чем мы сталкиваемся здесь. Тем паче, наверное, и интереснее бизнес. То есть, есть реальность, факт. Повторяю, мы пришли в индустрию, которая сложная. Из нее взять, из побитых шестерок, в свое время еще, в 2012 году до метро 100 рублей, и привести ее в западные машины, люди, которые заботятся о сервисе: у нас в бизнес-классе вам открывают двери и т.д. Вот как пройти этот этап — от человека, который плохо говорит на русском, до профессионала, который открывает вам двери, спрашивает, какую музыку вы слушаете и т.д., и у вас Wi-Fi в машине, совершенно другой уровень экспириенса.

Монгайт: Вы берете людей на работу, которые плохо говорят по-русски? То есть, я знаю, что вы берете, но я хочу, чтобы вы мне это подтвердили.

Вайсер: Давайте немножко от обратного. Процесс поступления известен. Вы можете пойти на сайт, и вы прекрасно его знаете, и если действительно кому-то интересно, есть экзамены, которые состоят из двух частей: первая — знание русского языка, понятно, что оно не ультимативное, это будет не юрфак и не более сложные экзамены. И также у вас на знание города Москвы. Люди, которые могут пройти эти экзамены, попадают на первый этап зачисления.

Что значит первый этап зачисления? Система дальше, как вы знаете, в Get каждую поездку вы оцениваете. В результате чего в каждый момент времени, сегодня, мы знаем, наш водитель № 1, как он называет себя Miss Univers Get, и последний водитель. Вот те, что последние, они находятся на гране риска, потому что, несмотря на то, что они прошли тест по знанию языка и т.д., скорее всего, либо мы что-то упустили, либо мы не упустили на тестах, но они плохо водят, опасные, неприятные, все, что угодно. И компания работает на двух принципах: экзамен-скрининг, как мы это делаем, второе — увольнение на базе рейтинга.

Теперь представьте, сегодня порядка 25 тысяч машин, в Москве, Питере — это огромная масса. Мы нанимаем порядка 5 тысяч в месяц, скрининг происходит. На самом деле, как построить процесс — это отдельно можно об этом говорить долго.

Монгайт: Столько же выбывает или это вы просто так расширяетесь?

Вайсер: Сегодня дельта где-то, скажем, предположим, в этом месяце мы расстались с 2 тысячами водителей, которые были в списке.

Шанецкая: Ничего себе.

Вайсер: Вы представляете, что такое, на секундочку, то есть, в системе 25 тысяч водителей — это только в России. То есть, 10% внизу, несмотря на то, что они прошли тест, еще сколько не прошло тест, мы с ними расстаемся, потому что они не соответствуют пределам качества. Вы можете видеть в этом оптимизм, я вижу в этом колоссальную работу. То есть, оптимистичного в этом ничего нету, это огромная работа, к сожалению. В Англии, например, мы не увольняем водителей на базе качества. Это очень редко встретить профессионалов.

Зыгарь: Потому что профсоюз.

Вайсер: Нет профсоюзов. Каждый из них — индивидуальный предприниматель, платящий налоги, отдельно платящий.

Проскурнина: Кстати, а вы сами ездите на своих машинах, на GetTaxi?

Вайсер: Да, конечно.

Проскурнина: Вы постоянно ездите?

Вайсер: Почти постоянно.

Проскурнина: А у вас есть своя машина?

Зыгарь: На чем приехали, спросила Анна. Важный вопрос. Сюда.

Проскурнина: Сюда приехали на чем?

Вайсер: Вы так переживаете.

Шанецкая: Мне нравится, что все вчетвером решили задать его.

Вайсер: Давайте я вам расскажу. Все очень просто. Бизнес у нас построен в 4 странах. Я провожу в каждой стране по неделе. Во всех странах пользуюсь Get. В единственной стране, где у меня есть машина, это Россия.

Шанецкая: Собственная машина?

Вайсер: Собственная машина.

Монгайт: А почему вы не пользуетесь Get  в России?

Вайсер: Я в России пользуюсь так же Get, помимо этого у меня есть также машина.

Проскурнина: Почему?

Вайсер: Дань, наверное, истории, которая еще продолжается.

Проскурнина: То есть, статус типа?

Зыгарь: Просто нравится самому водить по Москве. Это здорово.

Вайсер: Факт остается фактом. 4 страны, в трех нет машины, в одной есть, и это здесь.

Проскурнина: А квартира в Москве у вас есть?

Вайсер: Да, есть.

Зыгарь: А паспорт российский?

Вайсер: У меня есть тоже паспорт российский.

Монгайт: А как часто вы делаете выводы, увольняете сотрудников, то есть, таксистов?

Вайсер: Они не сотрудники.

Монгайт: Как они называются?

Вайсер: Партнеры.

Монгайт: Увольняете ваших уважаемых партнеров по факту ваших поездок?

Вайсер: Мы не можем их увольнять, то есть, мы расстаемся.

Монгайт: Расстаетесь, ставите им низкие балы и делаете выводы по факту ваших личных поездок на такси?

Вайсер: Да, безусловно. То есть, как раз это то, что называется на английском, dogfooding, когда ты ешь собственную...

Монгайт: Контрольная закупка.

Вайсер: Это не контрольная закупка. Вы пользуетесь, вам интересно пользоваться сервисом.

Зыгарь: Как говорится по-английски — контрольная закупка.

Вайсер: Да, соответственно, конечно же, если сталкиваешься с некачественным сервисом, то...

Шанецкая: Вы мне все-таки расскажите, поскольку вы любите говорить о каких-то достаточно высокоуровневых вещах. Давайте я вам задам высокоуровневый вопрос про бизнес в целом. Вы же все-таки прям, действительно, очень рано начали и очень успешно двигаетесь в направлении различного абсолютно. То есть, у вас было все, что угодно уже. Я сейчас не буду перечислять, но у вас очень много чего было именно в плане бизнеса, и большая часть этого, в общем, увенчалась успехом, и вы успешно это продавали, начинали что-то следующее. Для вас это про что? Для вас это про деньги, про амбиции, про доказать что-то, я не знаю, маме, папе, бывшей жене? То есть, правда, зачем? Что движет?

Вайсер: Смотрите, бизнес — штука такая, она, действительно, как компьютерная игра, в конечном итоге. Я не знаю, часто людей, который вы встречаете в бизнесе, они очень passionate, очень горят тем, что делают.

Шанецкая: Страстные.

Вайсер: Да. И это нельзя объяснить. То есть, какие-то вещи... То есть, мне повезло, что бизнес, которым я сейчас занимаюсь, он бесконечно интересен еще и финансово. Но так бывает, что, например, некоторые бизнесы, которые были до этого, они мне были так же интересны, но абсолютно были финансово, наверное, менее интересны или перспективны, но я ими занимался с таким же усердием.

Шанецкая: То есть, вы не зарабатывали на них?

Вайсер: Я не сказал, что не зарабатывал, я сказал, что принципиально отличаются. Но одно дело — бизнес миллиардного оборота, другое дело — не миллиардного оборота. Это разные бизнесы.

Шанецкая: Вы миллиардер?

Вайсер: Это принципиально к нашей дискуссии?

Зыгарь: Среди нас есть сотрудник Forbes, она записывает.

Вайсер: Компания очень быстро растет. Делать выводы относительно капитала тех или других сотрудников, наверное, еще рано. Когда она будет публичной, тогда будет проще.

Проскурнина: А когда она будет публичной, кстати?

Вайсер: Мы говорили о том, что это компания, которая движется такими темпами и обладает таким оборотом, на сегодняшний день имеет все шансы быть публичной. В то же время нет в истории компаний, которые идут на публичный рынок, когда они растут 3 раза в год. Такого не бывает. Публичные рынки не дают мультипликатора, который этому соответствует, поэтому хорошие новости: пока мы будем расти так быстро, мы не будем размещаться, плохая новость — если мы начнем замедляться, то это будет в то время, когда компания выйдет на публичный рынок, что обычно и происходит где-то в 8-9 лет.

Зыгарь: У нас, мне кажется, время для последних вопросов, поэтому если у кого-то что-то еще наболело, то это последний шанс. Или я предоставлю, обычно я сам задаю последний вопрос, но сегодня я хочу уступить его Анне, поэтому если кто-то хочет перед Анной задать вопрос, то это шанс.

Монгайт: Я уже задала фактически. Насколько еврейский бизнес и евреи внутри других стран помогают друг другу? У меня просто всегда было ощущение, что это очень сплоченная комьюнити.

Вайсер: Вы знаете, безусловно, помощь единомышленников, скорее, есть. То есть, являются ли единомышленники в данном случае евреями или нет. Я видел помощь от единомышленников, безусловно, также видел помощь от комьюнити евреев. Безусловно, проведя большую часть своей жизни в Израиле, то есть, наверное, там так натуральным образом это получается. Действительно, есть очень много поддержки, вот то, о чем я говорил. Та разница, которая бросается в глаза — это, наверное, поддержка. Поддержку часто мы почему-то воспринимаем финансовую. Знаете, в создании бизнеса, наверное, финансы, безусловно, очень важны, но также важна просто поддержка. Вот вы говорите про оптимизм, но я бы сказал про то, что, на самом деле, бизнес и конкретно стартап — это, скорее, про сплошные сложности и иногда позитивные новости, иногда успехи. Это, скорее, нонсенс, нежели истина. Поэтому еще больше требуется поддержка базовая, вопрос помощи, помощь человеческая и т.д. И это сильно развито в Израиле, и во многих других странах.

Монгайт: А здесь? Шахар, почему вы не отвечаете ни на один вопрос — да или нет? Вот скажите мне — да или нет? Помогает еврейская комьюнити за рубежом?

Вайсер: Да. Если так проще, да.

Шанецкая: Шахар, пока время еще есть. Скажите, вот чем вы зарабатываете — понятно, а на что вы тратите?

Вайсер: Личные или компании?

Шанецкая: Да, личные. Вот есть у вас какая-то страсть, которая дорого стоит? Дорогая такая вот. Или не очень дорогая.

Вайсер: Я не могу сказать что-то одно, наверное, самое главное, что я понял, фраза очень интересная была, с которой я согласен полностью и ее воспринимаю. Уровень обеспечения важен такой, когда вы не задумываетесь, сколько это стоит. Вам не надо быть для этого очень богатым, но, мне кажется, что с момента, когда ты делаешь то, что считаешь нужным или хочется, не задумываясь о том, сколько это стоит — это момент свободы.

Шанецкая: А чего хочется?

Вайсер: Я говорю: то, что мне хочется, я делаю.

Монгайт: Шахар, а вы бы хотели, чтобы ваши дети или ваш ребенок жил в России? Тут нужно просто говорить да или нет. Это такая игра у нас сейчас.

Вайсер: Вот на этот вопрос я не могу сказать да или нет. И да, и нет.

Зыгарь: Я, честно говоря, думал, что Анна спросит «стал таксистом», но она Анна задала более интересный вопрос. Я благодарю всех гостей и моих коллег. В начале программы я вспомнил про то, что завтра праздник — День народного единства. Не ожидал, что программа окажется такой праздничной и радостной. Спасибо за это огромное Шахрану Вайсеру, основателю и гендиректору компании Get.

P.S. Вайсер: Меня зовут Шахран Вайсер. Я генеральный директор и основатель компании Get. Сегодня поучаствовал в Hard Day's Night. Впечатления смешанные. С одной стороны, мне очень приятна аудитория и компания, и я вижу такой же интерес профессиональный к тому, что вы делаете, какой у меня есть к моему бизнесу. В то же время, наверное, больше хотелось бы диалога. Больше хотелось бы слышать того, что говоришь в одну сторону, потому что, мне кажется, что тогда reflektion такой, что если ответ не устраивает то, что изначально вы хотите услышать, то это меньше журнализм, это становится больше желание вести какую-то ajenda. Как бы это необычно. Очень важно в диалоге быть. Кроме этого, мне очень понравились вопросы и быть здесь, с удовольствием продолжил бы эту дискуссию на много часов вперед. Спасибо.