«Хотя бы на два часа погрузить зрителя в мир, где нет войны, — это отлично»

Синдеева: У меня в гостях режиссер с огромной, большой буквы, продюсер и сценарист, Анна Меликян. Аня, привет.

Меликян: Привет.

Синдеева: Несмотря на то, что сейчас мы с тобой уже «на ты», – мы договорились перед программой и быстро перешли на «ты» –ты первая женщина в программе, с которой мы никогда не общались, с которой я была эпизодически знакома на «Кинотавре» в 2015 году в Сочи, где Аня получила два приза: главный, гран-при за фильм «Про Любовь», приз дистрибьюторов

Меликян: Прокатчиков.

Синдеева: Да. Фильм «Про Любовь». Я бы хотела, конечно, начать с  него, потому что скоро прокат. Я скажу сейчас свои впечатления. Это фильм, который меня погрузил совершенно в это действие, и я плакала, как весь зал, мы все. Мы плакали, смеялись, хохотали, аплодировали в процессе фильма, и когда этот фильм закончился, было так жалко, что он закончился, потому что в какой-то момент я выпала из всех проблем, которые есть вокруг, из того настроения, которое есть вокруг, из тех эмоций, которые совсем непозитивные на тебя сыплются и сыплются. И вот тебя он выдернул из этого, и ты понимаешь, что счастье есть. Счастье в том,  какой получился фильм, и в том, что жизнь гораздо ярче и богаче, чем иногда нам кажется. Ань  как эти новеллы рождались?

Меликян: Я расскажу, но я хотела сказать, что для меня сейчас какие-то очень важные слова для меня прозвучали. То, что фильм выдернул из реальности, мне это очень важно. Потому что это мое существование в последнее время – уход из реальности. Поскольку так плохо, ты не знаешь, чем тебе подзаряжаться в этой реальности. И у тебя срабатывают защитный рефлекс организма, ты закрываешься и уходишь в какой-то иллюзорный мир. И то, что такой эффект от фильма, что ты хотя бы на два часа погружаешься в счастливый, красивый мир, где все друг друга любят, где нет войны – это отлично. Я считаю, что, значит, какая-то цель достигнута. Про новеллы, как они возникали. Ничего не лежало, просто спонтанно возникла история, идея сделать такое кино. Просто мы сели, и придумали,  и написали буквально очень быстро.

Синдеева: Вам легко так  говорить, режиссерам, сценаристам: спонтанно и так далее, сели. Но какие-то зацепки же должны быть!

Меликян: Основная зацепка – я действительно много раз рассказывала, что каждый год снимаю короткометражные фильмы для благотворительного аукциона «Action!». Суть этого аукциона в том, что режиссеры снимают фильмы, их продают, а деньги поступают в благотворительные фонды. Вот скоро будет очередной аукцион, и я опять что-то уже готовлюсь сейчас в октябре снять. И когда я их снимала, я заметила, что это просто совершенно другой подход. Ты делаешь это безответственно, ты используешь любую музыку, ты вообще не думаешь ни о цензуре, ни о критиках, ни о прокатчиках, ни о продюсерах, – ты просто абсолютно свободен. Когда ты делаешь свое кино, ты не можешь себе этого позволить, есть масса ограничений. И мне так понравилась эта энергия, которая рождалась в коротких метрах, возможно, потому что всегда в этом было какое-то хулиганство. То есть мы просто группой добровольцев, энтузиастов, выходили на улицы. Абсолютно все бесплатно, и актеры известные всегда соглашаются на эту историю. И вот снимали, дурака валяли, и в итоге что-то такое получалось, что никогда не получалось у меня в большом кино. И просто мне так это понравилось, что мне захотелось перенести это в большое кино, чтобы у меня так же получилось это состояние, потому что большое кино – это тяжелая машина. Сначала ты три года пишешь сценарий, потом год готовишься, потом снимаешь, потом еще год монтируешь. К моменту окончания ты просто это кино ненавидишь уже. Или хотя бы есть такая история, что к моменту окончания ты уже другой человек, тебе вообще интересны другие темы. Ты же меняешься. А тебе приходится с этим возиться, тебе нужно это монтировать, с этим жить. Есть какой-то конфликт. В коротких метрах такого нет, это горячий пирожок. Ты загорелся идеей, ты снял, смонтировал, и вот ты его уже выпустил. И у моих коротких метров была прекрасная волна зрительской любви, что тоже меня, конечно, подстегнуло. Я вдруг увидела странное совпадение: нравится и мне, и зрителям.

Синдеева: Не только зрителям, но еще и критики оценили. Они получают от критиков призы.

Меликян: Критики да, хотя вот большие не очень оценивали.

Синдеева: Я имею в виду, все твои короткометражки имели очень богатую историю.

Меликян: Да, в итоге короткометражки показывали на фестивалях, хотя это было совершенно не запланировано. Это были  фильмы для одного красивого вечера на банкете. И все. Вот такой результат в итоге.

Синдеева:  И вот ты говоришь, ты хотела вернуть это состояние: вы сели и быстро написали.

Меликян: Какая-то из короткометражек у меня была написана когда-то, что-то у сценариста было написано. Какие-то мы придумали, скажем, идея про японку пришла от другого сценариста. Мне понравилась идея, и мы ее просто переписали. Про косплееров мы просто в процессе работы...

Синдеева:  Объясни зрителям, что это такое. 

Меликян: Косплееры – это люди, увлекающиеся японскими аниме, они живут образами этих героев. Они наряжаются в образы героев.

Синдеева: И вы в Москве таких увидели?

Меликян: Самое большое мое потрясение, что это огромное сообщество по всей России, и каждый месяц в каком-нибудь городе происходит фестиваль косплееров. Мы туда ходили, это какое-то невероятно красочное зрелище. Они все в этих костюмах, и видно, что все это ювелирно сшито, подобрано, довольно дорого. Ты видишь, что человек очень страстно, долго все это делал. Это такой праздник самодеятельности. Они выступают самозабвенно на сцене. Довольно забавно и очень красиво. И мне показалось, что это интересно.

Синдеева: А  вот история все-таки, то, что они вот за этими масками и костюмами немножко прячут себя? Это уже твоя додуманная история или тебе показалось, что это так и есть?

Меликян: Когда мы их увидели, уже у нас существовала японская история. И я подумала, как интересно: вот есть японцы, которые фанатеют от русской культуры. Я помню, даже во ВГИКе у всех японцев спрашиваешь: «Зачем вы сюда приехали?». Они говорят: «Достоевский. Тарковский. Россия». Они считают, что правда вот здесь, в России. Русская культура. А японская – это всё не интересно. И вот есть гигантское сообщество молодых ребят, русских,  которые считают, что правда где-то там, в Японии. И они увлечены японской культурой. И я подумала, наверное вот две эти новеллы вместе, в рамках одного фильма будут дополнять друг друга и давать какой-то общий большой смысл. Как-то так это было идейно придумано. Ну а сам сюжет, не знаю, ну как-то придумали. Я сейчас уже не помню, как мы его придумали.

Синдеева: И вот ты рассказывала, что это самый быстрый твой фильм, вы его за двадцать… за месяц, фактически, придумали.

Меликян: За 25 дней. А, сняли за 25 дней. 

Синдеева: Ну смотри, что значит месяц придумывали? То есть за месяц написали все сценарии?

Меликян: Какие-то сценарии были написаны.. ну не месяц, конечно. Наверное, за пару месяцев мы все-таки написали, додумали, достали, у кого что было, какие были записи. В начале их было гораздо больше, мы просто выбрали в итоге лучшие. То, что, нам казалось, собирается вместе в одну историю. И писали параллельно, когда снимали. Где-то, например, в новелле про косплееров, я не понимала, чем закончится эта новелла. Мы уже ее снимали, у нас был один финал, и в процессе съемок я придумала другой финал. Я пришла, актерам на площадке сказала: будет все не так, а вот так финал другой. Как-то оно было все очень живое, и это совершенно нетипично. Я такой мегаответсвенный человек, и у меня должно быть все разрисовано, раскадровки, все продумано, каждая реплика записана. А тут вдруг впервые в жизни я себя как-то отпустила. Я попыталась  поступить так же, как и в коротком метре. Я была такой безответственной на площадке, как никогда в жизни. То есть мы выходили, и нам говорили: «А вот Елка звонит, она может завтра спеть». «А где мы снимаем?». «Ну вот где-то в районе Киевской». «Ну пусть приезжает. В Европейском споет». То есть это немыслимо для меня. Обычно локейшн, объект выбирается скрупулезно, по метру.

Синдеева: Ну  и вот этот опыт, как ты думаешь, ты дальше его будешь как-то транслировать? Или ты все-таки считаешь, что невозможно каждый фильм свой так снимать?

 Меликян: Скажем, в фильме «Звезда», в предыдущем моем фильме, нет импровизации. Это еще было связано с тем, что актрисы  иностранные и для них это был иностранный язык. Они просто заучивали текст, не всегда даже понимая, о чем он.

Синдеева: А кого из них переозвучивали?

Меликян: Обеих.

Синдеева: Да ты что.

Меликян: Да, обеих, потому что исходный материал был очень смешной. У одной такой сильный литовский акцент, у другой грузинский. Это было такое странное кино, где они разговаривали. Опыт импровизации мне очень нравится. Конечно, я думаю, что буду и дальше его использовать. Но мне всегда интересно что-то новое. Я не знаю, в какую сторону я дальше пойду.

Синдеева: А как Рената появилась? Я читала, что ты в какой-то момент поняла, что надо как-то соединить эти новеллы.

Меликян: Да, мы искали какие-то альманахи, пытались понять какие-то хорошие примеры, как можно соединить в альманахе, но ничего такого интересного не нашли. Чаще всего он задается как альманах, и просто тебе рассказывают несколько историй на одну какую-то заданную тему. Но мне хотелось, чтобы это был все-таки не совсем альманах. В какой-то момент возникла история, что это будет лекция, лекция о любви, и мне показалось это интересным, поскольку я хотела сделать коммерческое, зрительское кино, а в кино ходят совсем молодые ребята. И я подумала, как же будет интересно, если придут молодые ребята, и они не просто развлекутся, а, допустим, вынесут для себя какое-то новое знание. Это была такая научно-обоснованная лекция, и вот они придут и что-то новое с точки зрения науки узнают об этом чувстве. Я посмотрела какие-то лекции. Это все очень скучно. То есть какой-нибудь занудный дядька стоит у доски и произносит эти тексты. Смотреть больше 10 минут ну невозможно, скучно. Мне было очень скучно. И тогда я подумала: кто тот человек, на которого можно смотреть вне зависимости от того, что он говорит? И я поняла, что, конечно, это должна быть Рената. И когда эта мысль меня посетила, то других кандидатур у меня не было.

Синдеева: То есть если бы вдруг она не смогла по какой-то причине, ты…

Меликян: Я думаю, что я бы придумала что-то другое. Потому что я не могла придумать другого кандидата, который был бы для меня такой вот стопроцентный. Рената была для меня абсолютно стопроцентна, это было интересно.

Синдеева: Актеры очень быстро все согласились принять участие. С одной стороны, это невероятный успех режиссера, авторитет режиссера, с другой стороны,  есть ли в этом еще умение работать на площадке? Я вот разговариваю иногда с актерами, а они говорят: «Есть вот великий режиссер, очень хочется у него сняться, но невозможно работать на площадке, очень тяжело». И у тебя все время борьба. А есть режиссеры, когда ты летаешь над съемочной площадкой.

Меликян: Пока о площадке было рано говорить, поскольку это были артисты, которые у меня не снимались, они не могли знать, как я себя веду на площадке.  Они, я думаю, соглашались по результатам предыдущих работ, видимо.

Синдеева: А вот ты рассказывала, что Машков заменил какого-то актера, который должен был быть. Кого?

Меликян: Мне кажется, лучше не надо об этом говорить. Да, у нас случился такой странный казус.

Синдеева: Но ты же все равно говоришь

Меликян: Я не называю имя, может быть, человеку будет не очень приятно. Я думаю, наверное, он тоже расстроен. У нас действительно сгорел объект, и он улетел. Я позвонила и попросила Вову: «Вова, ты можешь выйти заменить артиста?». И мне сказали: «Ты сошла с ума, как может Машков кого-то заменить и выйти на площадку». И он  сказал «да», практически не читая сценария. Я его, конечно, ему потом послала, но первое «да»… Он сказал просто «да». И он меня этим поразил, потому что я его действительно знаю, я знаю, как это сложно у него обычно происходит, какой он основательный человек и актер. И на площадке он меня поразил своей основательностью, наверное, больше всех актеров. Просто каким-то подходом. Он приходил с текстом, написанным от руки, как у тебя. Хотя у нас были сценарии распечатанные. То есть сам, сидя ночью переписывал весь текст. И он весь был в пометках, то есть он провел огромную работу. И он добавлял что-то от себя, и это было так талантливо. Он поразил меня работой на площадке, как он работал с партнером. Известно, что в кино снимаются по очереди, у вас тут две камеры, а там одна камера.

Синдеева: Нет, нам не известно.

Меликян: Вот мы с тобой разговариваем. В кино сначала надо снять тебя, а потом надо снять меня. Это происходит не одновременно. Камера одна, это ведь дорого очень. И хорошие актеры за кадром помогают, когда снимает партнера. Бывают актеры, которые говорят: «Меня отсняли, я ушел». И тогда человеку, который остается в кадре, довольно сложно. Он не получает ответной реакции.

Синдеева: Объяснять в любви, ругаться…

Меликян: Да, это же кино, драматическая сцена. Есть такие актеры, я их не очень люблю, они у меня в черном списке, те, кто так поступает. Они могут просто уйти. Есть актеры, которые подают просто реплики, то есть они знают, что если их не снимают, то можно просто подать реплики, особенно не затрачиваясь энергетически. А Машков, когда мы снимали диалог с Юлией Снигирь… Мы снимаем портрет Снигирь, он сидит за оператором, его даже практически не видно там, и он играл так, со слезами на глазах, как будто мы снимали его крупным планом. И я действительно в какой-то момент подумала, может он не понимает, что мы его не снимаем? Я подошла и сказала: «Володя, мы тебя не снимаем». Он говорит: «Ну, конечно, я знаю, но я же должен ей помочь, чтобы она сыграла хорошо». То есть это такая степень профессионализма, когда он понимает, что хорошо – это не когда меня красиво сняли, а когда получится хороший результат. А результат может получиться, только если все хорошо сработают. Такой невероятный.

Синдеева: И скоро зрители увидят этот фильм, и результат действительно тот, о котором ты говоришь. Вот это чувство полета, в котором была ты, вот эта свобода внутренняя, и, наверное, на площадке это все тоже было, – это все есть на экране.

Меликян: Спасибо.

Синдеева: Вот ты несколько раз сказала, что ты это кино снимала как коммерческое кино. Меня эта фраза немножко как-то насторожила. А вот все остальные фильмы? Фильм «Звезда», фильм «Русалка»… Успешные фильмы, много призов.

Меликян: Я считаю, что я снимаю очень зрительское кино, потому что я вижу, сейчас, слава богу, есть социальные сети, я получаю эту ответную реакцию. Я вижу, что людям нравится, совершенно простым незнакомым людям. Но если говорить с точки зрения бизнеса, и «Звезда», и «Русалка» прошли в прокате неуспешно.

Синдеева: Почему? Может быть, не время, не попали? Как ты считаешь?

Меликян: Не время, не попали, плохо прокатали. Плохая рекламная кампания. Просто люди не приходят на такое кино в залы.

Синдеева: То есть они не собрали…

Меликян: Они все хотят развлечений. Все так же, как и мы, хотят уйти от реальности, хотят на аттракцион, а там умирает героиня! Мне сложно сказать. Вообще вся эта система проката.

Синдеева: Мне кажется, что это зрительское.

Меликян: Конечно, оно зрительское.

Синдеева: Мне-то казалось, что все эти фильмы очень зрительские и даже коммерческие. Я очень удивилась.

Меликян: Да, но с точки зрения коммерции они не принесли никакого дохода. Мне самой после фильма «Звезда», поскольку это совсем недавно произошло, тоже было обидно. Мне казалось, что это очень зрительская история.

Синдеева: Очень.

Меликян: Хотя профессионалы бизнеса, конечно, изначально говорили, что это ничего не соберет.

Синдеева: Но ты же тоже продюсер, да?

Меликян: Да.

Синдеева: Ты продюсируешь не только свои фильмы. Как это чутье? Тебя здесь подвело свое чутье или тебе важнее снять…

Меликян: Нет, чутье не подвело, просто когда я снимаю кино… Когда я снимала «Звезду», конечно, я об этом не думала, о том, как сделать, чтобы это кино было прокатным. Вообще мне кажется, что об этом и не надо думать, ты просто должна сделать хорошее кино. Это твоя задача. Рассказать историю, ты автор, ты режиссер, не надо пытаться кому-то там угодить. Это всегда плохо заканчивается. Заканчивается ничем.

Синдеева: Да, но в этой логике клево, когда ты действительно делаешь очень качественное кино, оно правда очень хорошее, а вдруг почему-то зритель не смотрит его.

Меликян: Может быть, оно слишком сложное получилось для зрителя. Тот зритель, который не скачивает в ITunes  фильм, а ходит именно в кино – возможно, ему нужно несколько попроще что-то. У нас такого рода фильмы работают за счет «сарафана». У него был хороший «сарафан». Для этого нужно время, чтобы фильм, как это происходит в Европе, он может идти в прокате полгода, девять месяцев. У нас фильм идет две недели в лучшем случае. Потом его сметают голливудские блокбастеры или какие-то более успешные комедии. И всё. А за две недели он не успевает, это сложный продукт. Пока люди узнают о фильме, его уже нет в прокате. И тогда они начинают, естественно, скачивать с торрентов.

Синдеева: А пытается индустрия что-то делать для того, чтобы немножко изменить?

Меликян: Уже сколько лет пытается, пытается. Все время что-то делает, но ничего не меняется.

Синдеева: Может быть, надо пытаться закрывать все это в сети и попробовать продавать через…

Меликян: Нет, основная проблема – то, что нет залов. На такую большую страну очень мало залов. Поскольку мало залов и много всяких талантливых голливудских блокбастеров, то большая конкуренция.

Синдеева: Министерство культуры, я так понимаю, во всех этих фильмах принимало участие. То есть они частично финансировало эти картины.

Меликян: Да.

Синдеева: А скажи мне, какая вообще система? Министерство культуры дает грант, ты как продюсер обязана вернуть или, если получилось, то возвращаешь, а если нет…

Меликян: По-разному.

Синдеева: Это от договора зависит?

Меликян: Да. Есть Фонд кино, а есть Министерство культуры. Считается, что Фонд кино – более коммерческие фильмы, а Министерство – фильмы с арт-направленностью. И там каждый фильм рассматривается индивидуально. Частично они дают деньги безвозвратные, а частично это возвратные деньги, ты должен вернуть. В случае нашего фильма это была какая-то определенная безвозвратная сумма.

Синдеева: Я желаю хорошего проката этому фильму.

Меликян: Спасибо, да, мы тоже все ждем, посмотрим.

Синдеева: Ты уже немножко затронула тему, которая мне тоже всегда была очень интересна. Режиссер пишет сценарий или правит его, длительная подготовка к съемочному периоду, потом длительный съемочный период, а потом еще пост-продакшен какой-нибудь в течение года-двух. И за это время, ты говоришь, ты либо ненавидишь этот фильм, либо ты так изменилась, что тебе уже неинтересно. Есть какой-то способ сохранить себя? Или бывает такое, что ты фильм задумывала так, а уже в процессе пост-продакшена у тебя получается совсем другое?

Меликян: Всегда так бывает, потому что это очень живой процесс. Я за это и люблю кино.

Синдеева: Он такой долгий.

Меликян: Он очень долгий. Он зависит от огромного количества людей. Каждый человек появляется. Все рождается из какой-то маленькой твоей идеи, из какой-то боли, какой-то очень личной, где-то там запрятанной. Потом это вырастает в какой-то грандиозный процесс. Иногда бывает, ты сидишь на площадке, там стоят эти фуры, караван, гримвагены, тонвагены, светобазы и куча народу, все деловые, с рациями, бегают. И ты сидишь в каком-нибудь пуховике посреди этого. Все бегают, передают какую-то информацию, все что-то делают, все понимают, что происходит. И ты только одна сидишь и понимаешь, что эти люди экранизируют твою маленькую фантазию. И ты думаешь: «Господи, что я тут делаю?» Главное, не показать им, как тебе страшно в этот момент, потому что если ты покажешь, что тебе страшно, то тебя сразу съедят. Понятно, это нельзя. Но я ушла в другую сторону. Ты меня спросила про другое. Это самое сложное, да. Процесс очень длинный. Я думаю, что в чем-то помогает то, что это кинобизнес и ты в конце концов просто обязан сдать этот фильм, потому что если бы не было обязательств, очень многие соскакивали бы. У меня есть друг, который просто по своей инициативе собирался снимать кино. Он прошел всю подготовку и перед съемками ушел. На вопрос «Почему?» он сказал: «Ты знаешь, я вдруг понял, что я уже снял это кино, мне уже не нужно это снимать, я в своей голове это снял». Я подумала, что это очень похоже на наши профессиональные чувства. Так действительно бывает, что в какой-то момент у тебя ощущение, что все уже произошло, можно уходить. А ты должен продолжать, потому что коллектив, у всех зарплаты, дети, семьи. Это бизнес, это сложнейшее устройство.

Синдеева: Бывает такое, что актеры проходят кастинг, а иногда не проходят кастинг, просто ты знаешь: «Я хочу этого актера». И они приходят на площадку, контракт подписан, а ты понимаешь, что актер не тянет или не попал в роль. Бывает такое? И что делать?

Меликян: Бывает. У меня такого не было, но таких историй очень много, когда в процессе съемок режиссер понимает, что ему не нравится актер, и меняет актера. Останавливает все, меняет актера, переснимает заново те сцены, в которых он уже отснялся.

Синдеева: Для продюсера это коммерческий риск.

Меликян: Это коммерческий риск. С другой стороны, я считаю, что кастинг – 90% успеха. Если ты ошибся с кастингом, ты можешь сделать всё, всё будет красиво, звенеть, летать. Но в кадре неправильный актер – и все провалится. Поэтому если на начальной стадии ты почувствовал, что это не туда, наверно, будет дешевле сейчас остановиться, поменять, переснять, чем потом у тебя будет провальное кино и ты понесешь гораздо большие потери.

Синдеева: Тут важен тандем режиссера и продюсера.

Меликян: Это вообще очень важный тандем. Чаще всего какие-то конфликты происходят. Может быть, я поэтому и стала продюсером, самой с самой мне проще разобраться, чем пытаться кому-то что-то доказать.

Синдеева: Скажи, пожалуйста, я так понимаю, у тебя сейчас в продюсировании находятся еще и сериалы.

Меликян: Да. В основном, на самом деле, сериалы.

Синдеева: Это твоя компания?

Меликян: Да.

Синдеева: Скажи, какие сейчас сюжеты приносят? Чувствуются изменения, что было несколько лет назад и сейчас? Какие сейчас истории востребованы, как тебе кажется?

Меликян: Я пока не очень чувствую. Я чувствую, что происходят разговоры. На каналах всегда все говорят: «Мы хотим что-то неожиданное, что-то совершенно новое». Но когда доходит дело до этого нового, чего-то хулиганского, чаще всего пугаются. В итоге все равно выпускаются проекты, от которых возникает ощущение, что это уже много раз было, ты уже это видел. Я сейчас сотрудничаю с каналом ТНТ, мне очень нравится, как они работают.

Синдеева: Сейчас все в каком-то бешеном восторге от сериала «Измены», цитируют, все об этом пишут.

Меликян: Мне нравится их подход, что они пригласили всех режиссеров, которые считались арт-режиссерами. Такие, как Хомерики, Хлебников, Германика, кто там еще? Я для них сняла пилот. Раньше это считалось «нет, это артхаус, они не смогут снимать сериал. Нужны простые ребята, которые понимают, как разговаривать с народом». А они сделали этот ход, и мне кажется, это очень… собственно, Перельман, который снял фильм «Измены». Они не побоялись, пригласили, это дает свои плоды. Это очень интересно. Я видела несколько пилотов, которые еще не вышли.

Синдеева: А что ты делаешь сейчас? Или это нельзя еще сказать?

Меликян: Я сняла пилот проекта, который называется «Квартет», про студентов музыкального училища.

Синдеева: Сериальный тоже?

Меликян: Там будет восемь серий. У них такая кинолинейка по восемь серий. Это будет длинное кино. Снимала, как раз сейчас пост-продакшен.

Синдеева: Но делает твоя компания?

Меликян: Да, я уже давно… Только первый фильм я делала в чужой компании. Все остальное я перенесла уже на себя. Я давно привыкла работать так, что я несу полную ответственность, и производственную. Мне сложно куда-то пойти наемным режиссером. Просто к хорошему привыкаешь. Я работаю в своей компании, мне так комфортно.

Синдеева: У тебя есть партнеры еще?

Меликян: Нет, это просто моя компания.

Синдеева: Ты, конечно,  для режиссера, все равно баловень судьбы, хотя ничего просто так не сыпется сверху, это талант, работа. Все-таки не все же пробиваются так или иначе, хотя говорят, что талант всегда пробьется. Но, к сожалению, мы знаем примеры, не всегда пробивается. Что, как ты считаешь, какое качество обязательно нужно режиссеру помимо таланта, чтобы ты все-таки мог выстрелить?

Меликян: Кстати, считается, что я какой-то баловень судьбы, но, может быть, только я знаю на самом деле, как это все устроено. Просто я всю жизнь, с семнадцати лет, все время работала. Может быть, даже во ВГИКе, когда все мои сокурсники отдыхали, ходили по клубам, я все время снимала, сколько я себя помню. Потому что я понимала, что я совершенно из другого мира, у меня нет никакого блата, нет людей из кино или каких-то богатых родителей. Я попала в эти стены, у меня есть шанс. Пока я учусь во ВГИКе, я должна как-то продемонстрировать, что я что-то могу. Я сняла четыре короткометражных фильма, когда все мои сокурсники сняли только по одному. Тогда это было очень тяжело, мы снимали на пленку. Все это скотчем вручную клеилось, стоило больших денег. Сейчас проще. Тогда было сложно. Я все время работала, и к моменту, когда я закончила институт, у меня уже были предложения. На самом деле я вообще никуда не ходила. Меня просто сами находили, говорили: «Мы знаем, у вас проект, давайте мы вас поддержим». Потому что продюсеры точно так же ищут режиссеров. Когда ко мне приходят сейчас молодые режиссеры, я им всем говорю: «Вам не нужны дипломы. У вас есть камеры, есть айфон. Берешь айфон, идешь на улицу, снимаешь кино, монтируешь. Если тебе есть, что сказать, если ты умеешь, тебя заметят». Есть огромное количество кинофестивалей, тот же Кинотавр. Мы все ходим, полные залы короткого метра на Кинотавре. Все продюсеры выискивают режиссеров. Как только появляется хоть кто-то с приличной работой, на него сразу нападают все продюсеры. Поэтому, в общем, все в твоих руках, иди, делай что-то.

Синдеева: То есть у тебя не стояла с самого начала проблема поиска денег на свои фильмы?

Меликян: Ну как? Эта проблема, в общем, всегда стояла, но в целом к моменту, когда я первый фильм понесла в Минкульт, меня уже сами нашли. Меня уже знали, у меня уже было 40 призов за короткометражные фильмы, которые я снимала, экономя свою студенческую стипендию. Дальше, на второй фильм я вообще могла пойти к любому продюсеру, меня бы приняли с распростертыми объятиями. Сейчас, на самом деле, происходит то же самое. Всем нужны режиссеры.

Синдеева: Я постоянно слышу, что есть проблема со сценаристами.

Меликян: Это правда, да. Это, наверно, правда. Если бы я писала, то я была бы самым счастливым человеком на свете. Но я считаю, что я пишу, все мои фильмы сняты по моим сценариям, но мне очень тяжело это дается. Я это делаю от безысходности. Мне кажется, что у меня нет какого-то дара писательского, легкого. Я завидую все время каким-нибудь братьям Коэнам, представляю все время, как они сидят вечерами перед камином.

Синдеева: А они сидят вечерами?

Меликян: Я не знаю. Они сидят и говорят: «Что бы нам такое еще придумать?». В беседе, в диалоге легче все придумывается, когда есть человек, с которым можно поговорить. Со сценариями, мне кажется, сейчас основная проблема. Есть какие-то режиссеры интересные, актеры есть интересные, операторы у нас блистательные есть, а вот что рассказывать?

Синдеева: Насколько здесь важна школа? Очень многие дети разных известных кинематографистов едут учиться в Америку, Европу, в основном именно сценарному курсу, на сценарные факультеты, потому что говорят, что, помимо таланта, очень важно иметь.

Меликян: Как и в любом деле, наверно, нужно знать какие-то основы этого ремесла, но все-таки должен быть талант, особенно в писательском, мне кажется. Ты можешь знать, мы все знаем правила, как это должно развиваться, на какой странице должен появиться герой, контргерой, но в общем, это все совершенно… Ты должен это знать, но ведь правила существуют для того, чтобы забыть про них и дальше дать место, чтобы пошел чистый талант. Вот с этим гораздо сложнее.

Синдеева: В том же интервью «Tatler», которое взяла моя коллега Аня Монгайт…

Меликян: Да-да, Анечка.

Синдеева: Там прозвучала такая мысль, что Меликян, будучи сама успешной, богатой, умеет красиво и правильно снимать богатых. Мне, наоборот, из твоих фильмов показалось, что все богатые показаны совершенно гипертрофированно, штампами.

Меликян: я думаю, то, о чем мы говорили в интервью с Аней, скорее шло о каких-то технических нюансах, о том, как показывают дома, шубы, бриллианты, о том, что это всегда смотрится очень убого. Я как производственник понимаю, почему. Нет денег на то, чтобы арендовать реальные виллы.

Синдеева: Сумки за сорок тысяч евро.

Меликян: Сумки, бриллианты. Просто на это нет бюджетов, поэтому в кино жизнь богатых выглядит убого, может быть, даже не потому, что люди, которые снимают, не понимают. Я говорила о том, что у меня стояла задача, хотя бюджета у меня не было, мы всего добились бесплатно, просто задача, чтобы все было настоящее. Вот в этом. А в том, как показано – не знаю. Просто мне вообще свойственна некая гипертрофированность, может быть, какая-то клоунада во всем. Я это люблю выпячивать, брать какую-то черту и ее утрировать. Я не боюсь этого, это клоунада, может быть, поэтому так показалось.

Синдеева: Ты отлично ты все мне объяснила, потому что когда ты изучаешь человека, у тебя рождаются вопросы, ты начинаешь спорить внутренне. Сейчас я задала тебе вопрос, все, у меня нет внутреннего спора. Но сумки были настоящие, крокодиловые.

Меликян: Сумки, бриллианты, шубы – все было настоящее.

Синдеева: В семнадцать лет ты уехала из дома, из Армении. Это тяжелый был отъезд или просто ты ехала учиться?

Меликян: Он был тяжелый, потому что это было тяжелое время. Последние пару лет, когда я жила в Армении, это было блокадное, голодное, холодное, несчастное, какое-то чудовищное время, из которого просто хотелось вырваться. Вроде мне казалось, что это мои лучшие годы, шестнадцать-семнадцать лет, что вся моя жизнь проходит где-то мимо. Но то, что я уехала, это была какая-то необходимость, потому что мы заканчивали школу, на этот момент пришелся пик национального самосознания, когда запретили русский язык во всех республиках, а у меня в семье все-таки говорят по-русски. Русский – мой родной язык. Мы жили с мамой, моя мама – учитель физики, она не пишет по-армянски. Она может говорить, она научилась разговорному языку, но она не умеет писать. А педагогов попросили, первого сентября все педагоги должны были выйти в школы и начать преподавать на армянском. Я помню, мне было шестнадцать лет, я сидела с моей мамой, мы с ней как с первоклассницей учили грамоту. Я ее учила армянскому языку, чтобы она через два месяца вышла бы в школу и преподавала физику, потому что это была ее зарплата, мы на это жили. Вот такая была ситуация. И когда все уже понимали, куда будут поступать, я хотела с детства быть режиссером, но я поняла, что я никогда не смогу на армянском языке придумывать сценарии, писать эти сценарии. Хотя я владею, я говорю. Может быть, потому, что в этом языке как-то особенно разговорный отличается от литературного языка. Я отдавала себе отчет, что это невозможно, поэтому я была в растерянности и не понимала, куда мне вообще идти. В общем, переезд в Москву случился случайно. Но в моем случае это было какое-то спасение.

Синдеева: А с мамой ты переезжала?

Меликян: Да, конечно, мы переехали вместе с мамой.

Синдеева: Это тоже было сложно, наверно.

Меликян: Конечно, это все было очень сложно в начале.

Синдеева: И когда ты вернулась, полетела…

Меликян: Да, так получилось, что я улетела, пятнадцать лет я туда не возвращалась. Вернулась я туда спустя пятнадцать лет с фильмом «Марс» на фестиваль «Золотой абрикос». Меня пригласили, я приехала уже как режиссер.

Синдеева: А там не осталось бабушек, дедушек, родственников?

Меликян: Нет, там никого не оставалось. У меня вообще мало родственников. Но там как-то никого не оставалось. Я приехала, это было так странно. Меня поселили в отеле, возили на экскурсии. Это очень необычное чувство. Я была с русской делегацией, с кинематографистами. Непривычное ощущение, когда в город, в котором ты вырос, ты вдруг приехал как турист. Потом я уже ездила туда, сейчас, бывает, езжу туда. В основном с фильмами на фестиваль.

Синдеева: как ты ощущаешь время сейчас?

Меликян: Я сказала об этом в самом начале, что, к сожалению, сейчас у меня такой период, что я просто закрылась от этого времени, потому что у меня был период какой-то активности в социальных сетях, когда мы постоянно подписывали какие-то письма, делали какие-то перепосты страшных статей. Я варилась во всей этой информации: новости, новости, новости. А потом то ли пришло внутреннее ощущение безысходности и понимание, что от тебя ничего не зависит… Возможно, это неправильно. Меня восхищают люди, которые так не считают и пытаются что-то делать, но у меня пришло это ощущение. Я вдруг подумала: это твоя жизнь, может быть, это вообще лучшие годы твоей жизни. Так произошло, это пришлось на такой исторический период жизни. Я это воспринимаю как защитную реакцию организма. Я просто вообще от всего закрылась. У меня есть спасение. У меня есть кино, мир моих фантазий и придуманных историй, в котором я абсолютно счастлива. Я езжу за рулем, я не вижу реальность. Я езжу и придумываю истории.

Синдеева: То есть ты не читаешь? Ты закрыта.

Меликян: Да, не читаю. В данный момент я не читаю, не смотрю новости, я просто закрылась. Возможно, это такой период у меня. Наверно, он пройдет.

Синдеева: Но все равно иногда врывается эта реальность, да?

Меликян: Врывается, но пока ты внутри какой-то работы, особенно когда у тебя происходит активный период (съемки или придумывание), это очень спасает, потому что ты живешь внутри, тебя нет в реальности. Ты физически существуешь, ты отвечаешь на бытовые вопросы, ты что-то делаешь, ты ходишь в магазин, водишь ребенка в школу, как-то участвуешь в жизни, но на самом деле в голове ты в другом месте. Вот такое у меня спасение, что ли. А что иначе делать? Уезжать? Я не могу это себе представить, к сожалению. Я очень люблю эту страну, я очень люблю этот город. Я человек нерусский, но я люблю этот город, люблю этих людей, считаю, что других таких людей нет, когда каждый день с тобой может произойти какое-то знакомство, которое тебя удивит. А люди – одно из немногих, что меня продолжает как-то удивлять в этой жизни, потому что как мало всего удивительного осталось! Такое количество совершенно удивительных людей я могу встретить только в этом городе.

Синдеева: Здесь это очень совпадает с тем, что чувствую я. Мы уже практически должны закончить. В каком творческом процессе сейчас ты? Что сейчас? Короткометражка в ближайшее время должна быть?

Меликян: Да, поскольку у меня нет чего-то большого… Вообще это так интересно, это как рождение ребенка. Пока ты не выпустишь фильм… я просто уже несколько раз даже об этом думала. Все говорят: «Ну что, уже следующий сценарий есть?». У меня нет, потому что у меня это, видимо, связано. Вот он выйдет в прокат у нас десятого декабря. Это тоже какая-то работа, я сейчас как продюсер принимаю большое участие в этом во всем выпуске. Это промо фильма, мы работаем, чтобы прокат прошел успешно. Но, наверно, когда он выпустится, я выдохну, пойму, что и этот ребенок от меня ушел, я могу уже шагнуть в какую-то другую историю. Хотя пока я все равно в процессе. Я сняла пилот сериала, я снимаю какие-то ролики и, да, сейчас я сниму очередной короткометражный фильм, к которому я отношусь не менее серьезно.

Синдеева: Это потрясающе.

Меликян: Придешь на «Action!», посмотришь.

Синдеева: Да, да.  Аня, спасибо большое.

Меликян: Спасибо, Наташа.

Синдеева: Я желаю удачи и вообще новых фильмов.

Меликян: Да, спасибо. Посмотрим, как пойдет.