ВВП России — это не нефть и газ. ВВП России — это люди, их идеи, их труд, их готовность преодолевать трудности и идти вперед. Программа «ВВП России» рассказывает о компаниях и предпринимателях, которые благодаря своему уму, таланту и усердию строят новую экономику России — современную, эффективную и устремленную в будущее. Это цикл фильмов о тех, кто делает нашу страну богаче каждый день.
Героем второй серии программы стал самый крупный и самый мощный игрок на рынке агропрома — компания «Мираторг», а точнее — их наиболее динамично развивающееся подразделение «Брянская мясная компания», которая занимается разведением коров специальной мясной породы. Этот вид сельского хозяйства практически отсутствовал в нашей стране, и «Мираторгу» пришлось буквально начинать с ноля. Масштаб проекта (а сегодня это крупнейшее в мире стадо коров породы абердин-ангус) потребовал гигантских инвестиций. И как следствие, поддержки со стороны государства. Банк развития ВЭБ уже выделили под этот проект полтора миллиарда долларов.
Линник: Мне кажется, эмоционально очень правильный заряд. Мы точно абсолютно это продолжим, пригласим сюда и американских ковбоев, и бразильских ковбоев. Это, знаете, как Формула в принципе у них. То есть, они путешествуют по различным странам, выигрывают призы. Опять-таки, с точки зрения мотивации и подъёма интереса вообще к мясному скотоводству.
Пархоменко: Да, но всё таки это, в моём представлении, такая некоторая «вишенка» на этом «торте», да? Поэтому хотелось бы всё таки уже поговорить непосредственно о том, из чего этот бизнес состоит, как он устроен, сколько требует инвестиций и всего прочего. Начнём со скота. Я так понимаю, что это самая главная доля в инвестициях вообще во всём проекте?
Линник: Абсолютно верно. Это в любом животноводстве, не только в мясном КРС. Мясо у нас появляется на фермах. Соответственно, чтобы получить качественное мясо, два фактора – генетика и кормление. Мы завезли порядка 110 тысяч тёлок из Австралии и Соединённых штатов топовой генетики, быков привезли порядка 5 или 6 тысяч и начали этот процесс.
Пархоменко: Вы говорили, что 60-70% примерно от всего объёма инвестиций, собственно, это непосредственно скот?
Линник: Да, в этом есть отличие мясного от молочного скотоводства, потому что в молочном большая доля инвестиций – это фермы, которые в зимний период, там, где в летний стоят коровы и дают молоко. Здесь, соответственно, поголовье круглый год на улице, и это является главным достоянием нашей компании. Потому что мы сейчас – самые крупные в мире владельцы абердин-ангуссов вообще.
Пархоменко: В одних руках?
Линник: В одних руках, да.
Пархоменко: Даже в мире?
Линник: Не в Европе, да. В мире.
Пархоменко: Теперь, собственно, Вы уже полностью от импорта в этом смысле не зависите?
Линник: Не зависим от импорта. Потому что мы 110 тысяч тёлок этих, абердинов, привезли, осеменили. Сейчас, в этом году, у нас уже больше 100 тысяч отёлов. Общее поголовье будет 350 тысяч голов. То есть мы по факту уже импортонезависимы.
Пархоменко: Ну, и всего в деньгах, так сказать, сколько в общей сложности вы потратили в итоге на скот?
Линник: Порядок приблизительный: 700 миллионов долларов у нас была первая часть проекта. Соответственно, из них 60% - это поголовье.
Пархоменко: Хорошо. Дальше, собственно, этих коров нужно выпасти где-то, прежде чем откормить. Соответственно, это пастбища, поля. Какой там примерно расчёт, допустим, если мы считаем на одну корову?
Линник: Приблизительно одна корова на один гектар. То есть на одной ферме 5 тысяч гектар, 4 тысячи коров со шлейфом где-то 7-8 тысяч поголовья. Таких ферм у нас сейчас 52.
Пархоменко: Это около 250 тысяч гектар земли. При этом, я так понимаю, что сама ферма в общем – это такая максимально простая с точки зрения инвестиций. Что это одна из самых дешёвых частей во всей…
Линник: Нет, это поголовье. 60%. И ещё 15% приблизительно - это стоимость от полей (15-20 наверно) и инфраструктура. Много, знаете, с чем сталкиваемся? Не обрабатывается, а к ней не подойдёшь, потому что собственник не обрабатывает, и ничего ему за это нет.
Пархоменко: И не отдаёт?
Линник: И не отдаёт. Или отдаёт за такую спекулятивную цену… Например, в Калининграде нам один товарищ предложил 2,5 тысячи евро за гектар. В соседней Литве стоит 500 евро – 700. В Калининграде – 2,5 тысячи.
Пархоменко: Но это же в некотором смысле результат, так скажем, Вашей деятельности? Именно то, что Вы обеспечиваете такой дикий спрос на землю в таких объёмах, что люди, видя это, просто начинают действительно пытаться на этом спекулятивно заработать?
Линник: Ну, отчасти да. В Брянской области, когда мы заходили, цена на гектар была в районе 1,5 тысяч (которая не обрабатывалась).
Пархоменко: 1,5 тысячи рублей за гектар?
Линнин: 1,5 тысячи рублей за гектар, да. А сейчас она в районе 9-10. В зависимости от залесённости.
Пархоменко: Понятно. При этом уже начинают требоваться иностранные, так сказать, специалисты, которых Вы приглашали (собственно ковбоев) из Штатов. Я так понимаю, что их там буквально несколько десятков человек, да, в Брянской мясной компании?
Линник: Ну, порядка 12 сейчас.
Пархоменко: А как вообще пришла эта идея? О том, что надо их приглашать? Нету у нас квалификации?
Линник: Поголовье, которое мы привезли, опытное – с высоким генетическим статусом, мясной скот. Надо знать и понимать, как с ним работать. Те ковбои, которые у нас работают, большинство из них – в третьем-четвёртом поколении ковбои. То есть они с ними родились, с этим поголовьем, выросли. Реально высокопрофессиональные люди. Поэтому для передачи знаний и навыков, помимо поголовья, пришлось привезти ещё и ковбоев.
Линник: У нас сейчас тысяча российских ковбоев и 12 американских, поэтому у нас несопоставимые цифры, наверное. В ближайшие 2-3 года мы будем с удовольствием с ними сотрудничать дальше. Уже посмотрим, потому что всё таки россияне вырастают. Идёт нормальный процесс развития.
Пархоменко: Понятно. Самое первое, что приходит в голову при таком количестве голов – это корм, который, если что, даже негде взять, грубо говоря.
Линник: Это правильно.
Пархоменко: Если случись вдруг что, просто… Здесь останется только развести руками. Всё таки насколько это серьёзный риск? Как дорого стоит от него застраховаться, и как вообще решается эта проблема?
Линник: Решается эта проблема трудом. И чётким расчётом, планом. Нам в этом году надо, чтобы прокормить на следующий год, следующего урожая порядка 2 миллионов тонн кормов. 2 миллиона тонн! У нас есть огромное количество техники (тракторов, комбайнов), которые сейчас этим занимаются. То есть в летний период идёт кормозаготовка.
Пархоменко: Возвращаясь к нашей линии про стоимость, так сказать, стейка. Вот у нас около 400 миллионов (то есть 60-70%) ушло просто на сам скот. Дальше около 150 миллионов – собственно земля и то, где их выпасать…
Линник: И фермы, да.
Пархоменко: И фермы. Дальше – фидлот. Точка получения «мраморности».
Линник: То есть первое – да, генетика. Дальше, чтобы добавить так называемую «мраморность» (это просто сочность мяса по-другому), необходимо правильно накормить уже именно на финальной стадии. То есть в 12 месяцев мы забираем бычков, мы ставим их на фидлот. Вот там за 4-5 месяцев, порядка 150 дней, так называемый «зерновой откорм». Соответственно, они в спокойном состоянии находятся, прибавляют в весе от 1,5 до 2 килограмм в сутки. Там как раз и появляется «мраморность». В России практически фидлотов-то и не было никогда, откормочников. Они были максимум на 5 тысяч голов. 15 – это исключение. Здесь фидлот на 45 тысяч. То есть стало очень много нюансов, из которых (их сотни!) состоит успех. У нас есть 2 нутрициониста, которые занимаются кормлением. То есть какой рацион… Грубо говоря, животное должно быть счастливым и здоровым, и накормленным.
Пархоменко: На протяжении всей своей жизни.
Линник: Только тогда мы получим искомый результат.
Пархоменко: Это опять же в доле, так сказать, инвестиций (и в деньгах соответственно). Сколько примерно на это уходит?
Линник: Порядка 10%, наверное.
Пархоменко: Понятно. Ну, вот мы начали говорить уже про, соответственно, мясопереработку. Так сказать, финальную стадию вот этой добавленной стоимости – 8,5 миллиардов рублей. Опять же, если мы говорим про долю из общего объёма, это у нас…
Линник: Оставшиеся 15%.
Пархоменко: Понятно. Вообще, действительно: я там был, на нескольких мясоперерабатывающих заводах, но таких масштабов, конечно, не видел. И в общем с трудом представлял, что вообще это возможно.
Линник: Вообще мясоперерабатывающий комплекс должен иметь масштаб. То есть этот мясоперерабатывающий комплекс, на котором вы были, у него объём в 2 смены убоя минимально будет 400 тысяч голов. И наша цель – через 3 года полностью загрузить своим стандартным поголовьем. Потому что размер стейка на тарелке зарождается на уровне фермы. Дальше – фидлоты, дальше – убой и переработка. Всё искусство здесь – получить стандартную голову. Тогда мы все отруба стандартизируем, и все клиенты, которые с нами работают, знают, что если они у нас покупают «стриплойн», это «стриплойн» вот такого качества, вот такой «мраморности». И знают, за что они платят деньги.
Пархоменко: И стандартного размера даже?
Линник: Да, да! Абсолютно верно. И для экспорта (когда мы сейчас активно начинаем прорабатывать экспорт) – там то же самое. Любой «рибай» от «Мираторга» должен соответствовать «рибаю» этого стандартного качества.
Пархоменко: Самая красивая история во всём мясокомбинате – это как раз камера сухого созревания. Я так понимаю, что одна из первых промышленных в нашей стране? То есть они были на фермерских хозяйствах?
Линник: Абсолютно верно. Вы знаете, по поводу камеры сухого созревания, конечно же, топовые рестораны (на сухом созревании мы теряем в весе порядка 20-25%). Но при этом получаем более изысканный вкус дорогих отрубов.
Линник: Вот это бескостное мясо: из него всего 10-15% - доля так называемых дорогих отрубов. Они, конечно, играют важную роль, но не являются основополагающими. Потому что большую часть туши (это 85%) мы продаём в обычную розницу. Мы развиваем, кстати, такую линейку (опять-таки, более приемлемую по цене) – это альтернативные отруба так называемые. Они ничуть не хуже, чем эти запиленные «рибаи», «стриплойны» и вырезки. Это из заднего окорока. Соответственно, при определённом созревании и обработке можно получить реально вкусный стейк, который по вкусу мне даже больше нравится, чем «рибай» (он для меня немножко жирноват, честно говоря). А там более яркий вкус. У нас в советское время, знаете, корова, когда заканчивала, переставала доиться, как Владимир Владимирович говорил, её соответственно на котлеты отправляли. Поэтому мы знали, как приготовить суп (вспомните!), но никогда не было культуры стейка. Потому что говядина была такая.
Пархоменко: На сковородку никому не приходило в голову положить кусок говядины.
Линник: Да, я сам удивился, что о «Мираторге» начали знать гораздо больше, когда мы пошли на производство говядины, начали производить говядину. Потому что все блогеры обсуждают «рибаи», «стриплойны», вырезку; критика идёт. И вообще, с точки зрения нашего оборота, это 10-15% наверно от оборота компании. Но с точки зрения обратной отдачи от общества, это уникальная совершенно для нас ситуация.
Пархоменко: В итоге всё таки себестоимость стейка (того, который мы можем купить в магазине) – какая и какова она в соответствии с мировым показателем?
Линник: При курсе 65 мы будем более конкурентны, чем в Штатах.
Пархоменко: То есть себестоимость получается ниже…
Линник: Ниже, чем в Соединённых Штатах.
Пархоменко: То есть это фактически уже сейчас так?
Линник: Это уже сейчас так у нас.
Пархоменко: Понятно. Возвращаясь к разговору об инвестициях: сколько в итоге уже вложено в это направление мясного КРС и сколько ещё впереди?
Линник: Первая часть полностью проинвестирована (около 700 миллионов долларов). Начались сейчас инвестиции во вторую часть. Это ещё порядка 800 миллионов долларов. То есть общая сумма проекта (включая наши собственные средства) будет 1,5 миллиарда долларов. Наверно из второй части пока только 50 миллионов. По факту создаётся инфраструктура мясного скотоводства Российской Федерации.
Пархоменко: Собственно, хотел ещё спросить про людей, о которых Вы начали говорить – о тех, кого нанимаете. Ощущение такое, что называется «с миру по нитке»: из совершенно разных регионов, разброс невероятный. Такие специальности, как оператор (я так понимаю, Вы так называете тех, кто коров пасёт)…
Линник: Ковбои российские.
Пархоменко: Действительно нет компетенции, приходится брать людей и переучивать. Сколько времени занимает вообще обучить его, чтобы он стал полноценным сотрудником со всей компетенции?
Линник: Я думаю, минимум год.
Пархоменко: А вот такие, опять же, истории, как родео – это всё туда же, в повышение компетенции какой-то, в какую-то внутреннюю конкуренцию?
Линник: Вы знаете, люди должны гордиться тем, чем они занимаются.
Линник: Все эти люди, к ним уважение должно быть, понимаете? Поэтому там и будет родео, будут однозначно и зарплаты. Будут все необходимые мотивационные вещи. У нас люди очень способные, если правильно ими заниматься. Поверьте: нужно просто время и немножко больше внимания к собственному народу, и мы «заткнём» всех, это абсолютно точно.