Главный редактор Московского центра Карнеги Алесандр Баунов о том, как собственное право на управление страной нынешняя российская власть обосновывает не только политически, но и эстетически: нам, как и вам, нравится здоровое и понятное, значит, нам можно доверять.
Хрущев на выставке авангардистов
...До революции русская культура говорила с западной на одном языке, после нее — некоторое время на передовом языке русского авангарда. Потом сталинское государство навязало под маркой социалистического реализма весьма архаическую форму академического классицизма. Даже в музыке партия умудрялась бороться за реализм, ориентируясь на гудок и гусли. В результате в голове советского человека на долгие поколения совместились понятия реализма и классики, похожести и серьезного, настоящего искусства. Хороший художник — тот, кто умеет нарисовать «как в жизни». Даже собственное, советское искусство 1920-х годов, не говоря о современном зарубежном, людям почти не показывали, со школы вкусы воспитывали на основе реализма XIX века и советского академизма. Позже интеллигенция, а потом и партия с народом добавили к ним икону — национальную средневековую живопись: чтоб не уступать по древности Западу. Этот краткий курс истории искусства прижился после многолетних мичуринских прививок репродукций в журналах «Огонек», «Работница» и настенных календарях «В мире прекрасного».
Эстетический идеал среднего русского человека крайне архаичен. Импрессионисты для него — еще красиво, хотя и смело, а уже Пикассо — уродство (притом что Пикассо как художника-коммуниста в порядке исключения умеренно пропагандировали в советское время), Ротко — я так тоже смогу, Прокофьев, чья первая симфония сыграна больше ста лет назад, — все еще «сумбур вместо музыки».
Якобы реалистическое произведение может быть предельно уродливым — как большинство штампованных или изготовленных местными умельцами цементных памятников советским солдатам по стране, икона может быть очень плохого качества — как большинство икон с конвейера Софринской фабрики, но они будут приняты. Нереалистическое произведение может быть шедевром мастера — и восприниматься как глумление. Спроси среднего прихожанина, просто любого русского человека — в чем больше христианской веры: в произведении художника ХХ века на библейский сюжет или в бумажной иконе, сделанной гастарбайтером на конвейере, и оба выберут второе...
Читайте полностью на сайте Московского центра Карнеги