Надежде Савченко, арестованной в России по обвинению в причастности к убийству российских журналистов под Луганском, отказали в рассмотрении дела судом присяжных.
Об этом сегодня рассказали адвокаты Савченко. По их словам, им было отказано следствием во всех ходатайствах. 6 июля в Следственном комитете заявили, что расследование дела завершено, материалы переданы в прокуратуру для утверждения обвинительного заключения. Скоро состоится суд, правда, где он будет проходить, пока не известно. Сама Савченко отрицает свою вину.
О том, что можно ожидать от суда, и почему все ходатайства были отклонены, Дождю рассказала сестра Надежды Савченко — Вера.
Дзядко: Какая у вас последняя информация, последние новости, связанные с делом вашей сестры и связанные с ее условиями содержания в изоляторе?
Савченко: Надежда еще находится в «Матросске», это тюремная больничка, ей пытаются вывести камни из почек, чтобы, я так понимаю, к врачам СИЗО не было претензий. Потом, после. Касаемо дела, оно закончено, скоропостижно скончалось следствие, как шутят адвокаты. И сейчас будет суд по делу, он, я очень надеюсь, будет в середине августа. Сейчас мы ожидаем этот суд. То, что отказали во всех ходатайствах, это факт, и суд присяжных УПК РФ предусматривает этот момент, суд присяжных невозможен для женщин, которые обвиняются в том, в чем обвиняют Надю.
Что касается ее вины или не вины, то я уже устала говорить, что люди, которые невиновны, не умеют так лгать, как какие-то политики или олигархи, и себя защищать, когда они виновны, так не могут. Так защищаются только безвиновные люди, поэтому вот так мы боремся за Надю. И, поверьте, мы победим.
Дзядко: Если я правильно понимаю, не так давно у вас была возможность с ней пообщаться, вы ее навещали в следственном изоляторе.
Савченко: Да, это было 3-го числа.
Дзядко: Вы можете рассказать об этой встрече?
Савченко: Надежду держат, как будто она какое-то опасное ядерное вещество, никогда к ней не подпускают. Когда я иду к ней на свидание в комнату, которая рассчитана на 4 человека, то есть 4 человека, разделенные стеночкой стеклянной, могут общаться, я иду одна. За мной очередь из 50 человек, которые идут на свидания к родным, там 6 тысяч, насколько я уже знаю, в «Матросске» содержатся или около того, все люди ждут, пока мы с Надей вдвоем поговорим, дабы никто Надю не увидел. Поэтому ее прячут от всех. Ожидаем суд. Конечно же, мы не думаем, что суд скажет: «Извините, мы ошиблись, украинского человека держали год по нашей ошибке». Конечно же, они будут пытаться всячески довести свою ложь.
Дзядко: А какого вы ожидаете исхода этого судебного процесса, который начнется?
Савченко: Знаете, за этот неспокойный год на нашей земле, виной кому не будем говорить, кто есть, я общалась с массой людей. Людей, которые не из моего круга влияния, а намного выше, я уже поняла, что влияет все и каждый час. Поэтому что повлияет? Не изменятся отношения между странами — будет один вариант, изменятся — будет второй. Но он будет.
Дзядко: Международная кампания в поддержку Савченко, тот факт, что она является депутатом Верховной Рады, членом делегации в Парламентской ассамблее Совета Европы, вы возлагаете какие-то надежды на это?
Савченко: Все, что вы сказали, это касается стран, которые имеют демократию или что-то подобное. Россия утверждает, что у нее демократия, но Россия — это не страна. Она страна, но есть Кремль, который считает, что имеет право распоряжаться судьбами многих стран, которые создают Российскую Федерацию. И вот он решил, что ему законы не писаны, то есть у него есть права, но нет обязанностей. Если он состоит в ПАСЕ, в ОБСЕ, в ООН, то у него только права, качать он их может, а исполнять свои обязанности — это не к нему. Поэтому, к сожалению, он сейчас демонстрирует всему миру, что плевать он хотел на все эти делегации, организации, дипломатические объединения.
Это, конечно, страшно, потому что это демонстрация полного… есть гомо сапиенс, а есть неандерталец, вот с ним тяжело вести диалог, поэтому тут дипломатия плохо работает, тут работает сила. Дабы не пустить эту силу в ход, нужно составить хоть какую-то гнилую, но платформу для диалога. Сейчас, как я со стороны, как украинка, вижу, что Минские соглашения — это фраза, но это гнилая, но платформа для диалога. Хотелось бы, чтобы она как-то, да сработала, чтобы не было войны.