Следственному комитету придется сильно постараться, чтобы убедить независимых наблюдателей в причастности Михаила Ходорковского к убийству мэра Нефтюганска Владимира Петухова. Эту тему Михаил Фишман обсудил с политологом Дмитрием Орешкиным.
Фишман: Дмитрий, скажите, давайте мы про этот внезапный поворот с ЮКОСом, реанимацию этого дела Петухова, я хочу вас спросить, как вы…и Ходорковский, собственно, всем приходит в голову, что это ответ на выкаченные из санкций 50 млрд. Вы видите связь?
Орешкин: Знаете, если животное выглядит как кошка, ведет себя как кошка, царапается и пахнет как кошка, то это, скорее всего, кошка и есть. То, что Следственный комитет вне политики, мы неоднократно имели возможность проверить. В частности, на деле Навального. Надо было — Навального посадили, потом понадобилось его выпустить для участия в гонке мэра — его сразу выпустили. И Следственный комитет всегда при этом брал под козырек, как положено исполнительному органу, оставаясь, естественно, вне политики. Точно так же и сейчас.
К сожалению, я думаю, для Кремля и для Следственного комитета, во-первых, это может работать в лучшем случае только на внутреннем информационном рынке. Ну, еще раз чем-то там замажут Ходорковского, потому что его, видимо, всерьез боятся здесь как внутриполитического игрока. А на внешнем рынке с 50 млрд. это никак не сработает, потому что на внешнем информационном пространстве к России отношение, скажем так мягко, мало симпатизирующее, а уж к Следственному комитету — тем более. Так что это, конечно, ответ, но не на 50 млрд. Это ответ на ощущение Кремля, что он теряет контроль над ситуацией, и что в качестве альтернативы может засветиться кто-то другой, в частности Ходорковский. Это признак страха.
Фишман: Давайте попробуем немножко порассуждать, как могут развиваться эти события. Во-первых, эти 50 млрд. Так или иначе, этот поезд едет по взысканию долга. Разные юристы говорят разные вещи по поводу, могут ли активы «Роснефти» и «Газпрома» быть арестованы или нет, можно ли нефть забирать буквально из водопроводов и т.д. Очень много соображений по этому поводу. Это одна линия. А по второй у нас есть дело Петухова. Как это может быть дальше? Где мы можем оказаться через год с этими двумя процессами?
Орешкин: Примерно там же, где мы сейчас находимся. Можно не называть это место. Что касается Петухова, то какое отношение дело 17-тилетней давности, по которому, кстати, прошел срок давности, может иметь в юридическом отношении к аресту российской государственной собственности? Никакого. Здесь дело не в том, что нефть в трубах или деньги в банках. У России, как у государства, достаточно много собственности в Соединенных Штатах, не прикрытой дипломатическим иммунитетом. Так что суд американский, несомненно, примет решение о том, что надо арестовывать эту собственность во исполнение решения соответствующего арбитража и трибунала. Арестовывать будут. И здесь что вы про Петухова не говорите, каких собак на Ходорковского не вешайте — это просто одно с другим не связано. Связь есть только в одном: Ходорковского надо убить информационно, надо ему запретить въезд сюда.
Фишман: Это и так же уже произошло. Он же и так не может.
Орешкин: Ну просто на всякий случай, если вдруг вся эта система рухнет, то может появиться нужда в каком-то другом альтернативном антикризисном менеджере. И здесь может быть ведь разное: это может быть антикризисный менеджер из стана силовиков, а может быть антикризисный менеджер из стана вменяемых экономистов, среди которых может быть Кудрин, а может быть Волошин — кто угодно может быть, а может быть и Ходорковский. Так вот, Ходорковский — это худший вариант для нынешней властной элиты, поэтому заранее надо подтвердить давний тезис о том, что у него руки по локоть в крови с тем, чтобы его политическое будущее в России точно никогда не могло состояться.
Фишман: Но я не понимаю, как это на практике может работать?
Орешкин: Еще одна простая мысль. Ведь наше общественное мнение сейчас примитизировано, а примитивное общественное мнение — оно как песочные часы: от любви до ненависти один шаг. Вот сейчас все обожают-обожают, а потом вдруг что-то узнали, и оказывается, что наш главный — трус, предатель, убийца и Бог знает кто. И, соответственно, тот, кто еще недавно был главным предателем, убийцей, вдруг становится очень…
Фишман: Понимаю. Если я правильно вас понял, то смысл возможный этого реанимирования петуховского дела заключается в том , что по телевизору нам расскажут снова с поводом все эти истории, и снова будут снимать какие-нибудь репортажи, и в этом выхлопе и будет весь результат?
Орешкин: Это, наверное, главное. Но плюс еще, когда тебя достали по всем местам, когда ты в узком коридоре возможностей, а, точнее говоря, в тупике, люди хватаются за соломинку. Надо что-то сделать, каким-то подчиненным самого главного нашего лица надо что-то доложить наверх — как мы боремся за улучшение ситуации. Они делают то, что умеют. В кризисной ситуации животное всегда повторяет…
Фишман: Отчет о проделанной работе.
Орешкин: Да, они больше ничего не умеют.
Фото: altapress.ru