«Плана нет». Гуриев о прямой линии

Хорошо, что Путин такой добродушный и уверенный. Тем более что мы помним, какой он бывает грустный и растерянный. Буквально четыре месяца назад на своей пресс-конференции (тоже такая прямая линия) Путин сильно нервничал: нефть упала, рубль скакал, санкции окружала, Роснефть вымаливала деньги из ФНБ и все вообще все пошло не так.

Про прямую линию уже все привыкли думать, что это сеанс психотерапии для населения, надо сказать, с профессиональной точки зрения сделанный достаточно грамотно. В том смысле, что приоритеты выстроены по соцопросам, и пожелания аудитории обычно угаданы. Граждане устали торжествовать про Крым и Донбасс и вообще не хотят войны, поэтому разговор начинается с фуражного молока. Само молоко, конечно, никого не волнует, зато разговор о нем успокаивает, убаюкивает — та самая психотерапия.

Но кажется, что про самого психотерапевта эта прямая линия говорит едва ли не больше, чем про его пациентов. В конце концов, Владимир Путин такой же человек, как и все. Тоже устал нервничать. А тут рубль укрепился, нефть держится каких-то приемлемых значений, пик корпоративных выплат пройдет, можно расслабиться. Поговорить про коров или про малый бизнес. Все же в порядке.

Одним из центральных сюжетов прямой линии стал диалог Путина с бывшим главой Минфина Алексеем Кудриным. Этот разговор состоялся, как я понимаю, для того, чтобы Путин объяснил: политический лидер, у которого есть с сердце, просто так реформы проводить не будет. У него сердце есть. 

Фишман: Вы уже прокомментировали на «Слоне», я, кстати, всем рекомендую к прочтению. Комментируя политику Путина с Кудриным, вы уже выразились в том смысле, что правитель, который хочет стремиться добиться доверия сограждан должен иметь совесть, а не сердце. Что вы имели в виду?

Гуриев: Сердце, безусловно, тоже полезно иметь, но я говорил, что если хочется завоевать доверие граждан, нужно сделать так, чтобы граждане понимали, что вы с ними в одной лодке, что вы разделяете с ними все тяготы финансового экономического кризиса, чтобы они понимали, что реформы проводятся не за счет граждан и в пользу элиты, что элита и граждане одинаково заботятся о будущем страны. Об этом я и говорил. Говоря коротко — это просто то, что власти не должны врать и воровать.

Фишман: Я когда слушал Путина, мне показалось, что это такая довольно важная для него формула, которой он придерживается и пытается нас в ней убедить. Она заключается в том, что, в переводе, я практически цитирую, что если вы проводите реформы жестко, без сердца, как он говорит, то в результате это получается дороже для страны, для населения и для экономики, чем если вы будете действовать мягко, прислушиваясь к просьбам трудящихся, так сказать.

Гуриев: Безусловно, лучше проводить реформы, когда есть такая возможность, когда есть деньги, когда возможно сделать так, чтобы все, так или иначе, не пострадали ни в долгосрочной, ни в краткосрочной перспективе. Такие возможности и у Владимира Путина, и у его правительства, безусловно, были и во второй половине 2000-х годов, и в начале 2010-х годов. Но сейчас ситуация совсем другая. Сейчас ситуация такова, что у России кончаются деньги в Резервном фонде. В нынешнем сценарии видно, что Резервный фонд будет исчерпан к концу следующего года, поэтому, так или иначе, к концу 2016 года придется ставить вопрос о том, какие бюджетные  расходы сокращать.

И я не согласен с Владимиром Путиным в том, что жесткие реформы проводить нельзя. Эта формула исходит из понимания, что народ нерационален, что народу нельзя объяснить, что нужно жить по средствам, что народу нельзя объяснить, что необходимо сокращение некоторых расходов, как Владимир Путин говорит, затягивание поясов — можно и потерпеть, как он сказал. Народ готов терпеть, если он понимает, во имя чего. И говорить о том, что народ не понимает необходимость развития страны, необходимости реформ — это означает не уважать интеллектуальные способности своего народа. Мы знаем много примеров, когда достаточно жесткие реформы проводились, а при этом власти продолжали выигрывать выборы, оставались популярными, причем, выборы были честными, конкурентными, и это связано с тем, что в целом люди, если они понимают, что власти находятся с ними в одной лодке, что власти заботятся о долгосрочных экономических и социальных интересах народа, люди готовы терпеть.

Фишман: Если быть чуть конкретнее, то он привел в пример монетизацию льгот 2005 года, как пример такой бессердечной жесткой реформы, но если мне не изменяет память, она была во многом выхолощена еще во время подготовки законопроектов, когда, собственно, популистскими решениями, под давлением тех или иных лоббистских групп меры были смягчены, и она, собственно, не вполне сработала поэтому.

Гуриев: Мне кажется, что проблема той реформы в том, что она готовилась секретно, кулуарно, исходя из того, что народ ее не поддержит. Народ ее действительно не поддержал, но, безусловно, реформы нужно проводить гласно и открыто, объясняя народу, ради чего они проводятся, почему та или иная часть общества выиграет от проведения реформы. А реформы, которые приведут к потерям для общества, которые нельзя компенсировать, это, конечно, реформы, которые обществу не нужны, и общество их не примет. Поэтому, безусловно, та реформа была подготовлена плохо, она была коммуницирована еще хуже. И в этом смысле ее не нужно приводить как пример хорошей реформы, которая провалилась. Это была реформа, которую можно было сделать лучше, и это, к сожалению, не было сделано.

Фишман: Вообще вся эта модель разговора: Путин и в данном случае это Кудрин — некоторый представитель реформаторского экономического блока, который выступает в роли такого мальчика для битья. Вы хотите делать все по жесткому, через голову, мы хотим через сердце, но мы же движемся в ту же сторону, и Путин говорит: «Мы же и будем, не всем будем индексировать зарплаты и пенсии. Мы делаем то, что вы говорите, просто гораздо мягче». Получается, это работающая модель?

Гуриев: Мне кажется, публично противостоять Владимиру Путину не так просто, особенно в сегодняшней России. В этом смысле достаточно твердая позиция Алексея Кудрина, который абсолютно правильно говорил о том, что экономический рост в России кончился, и не видно, откуда он возьмется — это на самом деле заслуживает уважения. Я сам был в такой позиции, он гораздо более в либеральной стороне из тех ситуаций, которые доступны в публичном доступе, в публичном пространстве. Я помню местную коллегию Министерства экономики и Министерства финансов, где я говорил ровно те же слова, которые вчера говорил Алексей Кудрин. Я сказал, что старая модель (это был, мне кажется, 2011 год), я сказал, что старая модель роста закончена, исчерпала себя, поэтому нужна новая модель, основанная на других принципах. Владимир Путин сказал мне, что нет, я ошибаюсь, старая модель роста еще не исчерпала себя. С другой стороны, он абсолютно четко сказал, что, конечно, мы будем бороться с коррупцией, и коррупции в России не будет. У меня есть такое ощущение, что, конечно, такие разговоры, с одной стороны, они полезны, с другой стороны, пока нет доказательств того, что эти разговоры приводят к изменению курса, к реформам, к либерализации. С другой стороны, не совсем понятно, что без этих разговоров не было бы хуже.

Фишман: Я хочу сравнить, я вспоминаю пресс-конференцию Путина 4 месяца назад буквально, когда как раз был самый резкий момент, рубль валился, все были в панике, нервничали, Владимир Путин, очевидно, тоже, и тогда он честно сказал: «Мы, в общем, ничего сделать не можем, цены на нефть упали, экономика в этих условиях перестроится сама, а мы посидим и подождем, пока нефть отскочит». Сейчас он говорит, мне кажется, примерно то же самое, я ничего специально другого, пожалуй, не услышал, кроме того, что у нас есть еще дополнительные преимущества в том, что у нас, наконец, зарплаты будут более-менее совпадать с производительностью труда. Насколько это вообще серьезный аргумент и видите ли вы какой-то план?

Гуриев: Михаил, я почитал вашу колонку и всем рекомендую ее прочитать, сегодня вы написали, насколько я понимаю. Я абсолютно с вами согласен, в декабре был план ждать, что цены на нефть поднимутся, и сегодня, точнее, вчера мы услышали ровно такой же план. И в этом смысле мы увидели, что власти более спокойны, более уверены в себе, но это не связано с тем, что есть какие-то новые идеи или новые планы, просто люди во властных кабинетах привыкли к тому, что, к сожалению, плана нет, и надо спокойно относиться к тому, что зарплаты упали, и мы будем ждать того, что цены на нефть поднимутся.

Надо сказать, что срок ровно такой, я уже упоминал сегодня про 2 года. Сегодня мы знаем то, какая у власти бюджетная политика. Эта бюджетная политика устроена так, что в 2015 году сокращение бюджета в номинальных рублях по сравнению с планом составит примерно 2%, то есть в реальных рублях бюджет будет сокращен примерно на 8%, потому что инфляция примерно на 6 процентных пункта выше, чем ожидалось. Это означает, что доходы бюджетников серьезно упадут. Но и при этих условиях Резервного фонда хватит только до второй половины 2016 года, а дальше, как надеются власти, цены на нефть должны подняться. Надо сказать, что до сих пор так всегда и работало: когда российским властям нужно было, цены на нефть росли, и все проблемы рассасывались. Посмотрим, что будет на этот раз.  

Фото: ИТАР-ТАСС, А. Саверкин