Президент Владимир Путин сегодня в тринадцатый раз ответил на вопросы россиян в рамках «прямой линии». Итоги прямой линии подвел главный специалист Дождя Станислав Белковский.
Монгайт: Если продолжать терминологию, что вас прикололо, Станислав?
Белковский: Если спросить меня, в чем была основная идея этой прямой линии, то я бы сформулировал ее так: перед нами предстал абсолютный супермен и самый крутой пацан мира.
Монгайт: Он стал более крутым пацаном, чем в предыдущие годы?
Белковский: Причем это было главной самоцелью линии, что не всегда обязательно было так прежде. Он не говорил со своим народом. Он говорил с тремя людьми, сейчас я скажу, с какими. Самый крутой пацан мира — это гигантский мозг, превосходящий Солярис, это огромное сердце, которое, как сердце святого разрывается от любви к Богу и человечеству, наконец, это человек в прекрасной физической форме, опровергающий всякие слухи о том, что он недостаточно здоров. А аудитория из трех человек — это сам Владимир Владимирович, Барак Обама и Ангела Меркель. Массовкой для мероприятия выступает верноподданный народ.
Монгайт: А что нового произошло? Ведь с этими людьми он говорил и год назад, наверное.
Белковский: Качественно ничего, кроме, как мне кажется некоторой коррекции целеполагания этого мероприятия, о чем я только что сказал.
Монгайт: Что именно из его ответов вам показалось основным? То есть, если бы вы, как автор небольшого медиа, выносили бы какие-то главные из него цитаты, главные его высказывания, что бы вы вынесли?
Белковский: Деревянный макинтош…
Монгайт: Деревянный макинтош — что следующее? Так получается как-то несерьезно. Деревянный макинтош, горящая баня и собака, подаренная военным своей жене.
Белковский: Нет, мы ничего принципиально нового о Владимире Владимировиче не узнали.
Монгайт: Вообще ничего?
Белковский: Качественно — нет. Нового качества в нем не раскрылось. Он по-прежнему любит детей и животных, решает все вопросы лично. Важно было для него сказать, что никакого экономического кризиса в России нет, и стабильности страны, по большому счету, ничего не угрожает. Что всего его решения были правильными и ошибок он не совершал. Темы покаяния в его творчестве не существует. Но главное, он хотел показать, что круче его в мире не бывает. И не тем людям, кто сидел в аудитории и посылал ему звонки, только они это знают априори. Он объяснил им это в предыдущие 15 лет.
Монгайт: Мне показалось, что сегодня он как никогда ранее совершил космическое количество волшебных и добрых дел. Он размахивал волшебной палочкой на каждом фактически вопросе. Это новая ситуация?
Белковский: Нет. Это и раньше бывало, просто не в таком количестве. Не качественная, а количественная разница. Точно так же, как и совокупность цифр, которыми он сыпал и которых он явно не знает, и не может, и не хочет проверить. Это говорит о том, что ему было важно показать, что он всезнающий.
Монгайт: А он всезнающий и всемогущий…А с чем, на ваш взгляд, связано такое количество детей в кадре? Можно ли сказать, что в этот раз прямая линия стала более сентиментальной?
Белковский: Да, она стала более сентиментальной по нюансам, но не в главном. Путин всегда был достаточно сентиментален и, возможно, этот прирост сентиментальности должен был сократить повышенную брутальность Путина в других вопросах и его гневные инвективы в адрес Запада и всяких называемых и неназываемых, существующих и несуществующих врагов. Это должно было подчеркнуть, что Владимир Владимирович стал окончательно Богом.
Монгайт: Если говорить о количественном внимании по каким-то вопросам, то больше всего его интересовали надои. Потому что поначалу теме сельского хозяйства, молоку — сухому и не сухому — было дано какое-то рекордное количество времени. И по сравнению с молоком и сельским хозяйством вопросы внешней политики заняли не такой большой отрезок прямой линии.
Белковский: Было видно, что все-таки отдельную важность он уделяет вопросам внешней политики и своему заочному конфликту с Западом.
Монгайт: Сказал ли он что-то новое в отношении Украины? Потому что, в принципе, наш коллега журналист Клейменов задавал несколько довольно острых вопросов. Он переспросил его, был ли разговор с Порошенко. Путин ответил, когда якобы Порошенко предложил ему забрать Донбасс.
Белковский: На самом деле, это был спор о том, кто должен финансировать территорию, фактически контролируемую Россией, а не Украиной, и Порошенко мог в запальчивости и раздражении кинуть, что если эти территории вам нужны, так и забирайте их целиком с финансированием. Естественно, это не было официальным государственным политическим предложением. Он просто выдвинул все свои тезисы, что Украина — несостоявшееся государство, что качество госуправления там не выдерживает критики, что скоро Украину ждет полный крах. И, поскольку он его ждет, то какая разница, на руинах этого государства с кем ему работать. Он же формально должен был сказать, что не нарушает международного права, уважает чужой суверенитет и так далее. А Крым оттяпал — это так, между делом.
Монгайт: Мне кажется, что одна из самых интересных деталей — это было активное участие Кудрина в начале программы. Вот еще скажу почему. Потому что в прошлые годы ему тоже задавали вопросы про Кудрина и возвращение его во власть, и тогда он сказал, что «Кудрин отказался, сачок, работать не хочет, чувствует, что тяжело — и раз, сразу на крыло». Это ответ Путина в прошлый раз. Как в этот раз звучало присутствие Кудрина и его ответы на его вопросы? Это же были ответы, преисполненные нежности и солидарности.
Белковский: И тогда это было сказано нежно и солидарно — про сачка. Путин сказал это с очень доброй улыбкой, лояльной к Алексею Леонидовичу. Он имел в виду историю, когда он предлагал возглавить Центробанк, преобразованный в мегарегулятор путем поглощения Федеральной службы по финансовым рынкам. Кудрин отказался, дав понять, что готов согласиться только на премьерский пост с определенным карт-бланшем на реформы. Путин всегда выделял Кудрина и подчеркивал их дружеские отношения. Поэтому по части Кудрина это означает только то, что Алексей Леонидович активизирует свою роль формального и неформального советника Путина и лояльного внешнего критика существующей власти.
Монгайт: То есть, в принципе, сегодня количество либералов было довольно значительное. Был Кудрин, Хакамада, уже не впервые. Был Венедиктов, мне кажется, он тоже задавал вопросы, был Ремчуков, мне кажется, он тоже присутствовал. Но в целом, у них было довольно существенное представительство. Вопросы они задавали довольно резкие. Кроме Венедиктова и…
Белковский: На мой взгляд, это вопросы были не более резкие, чем Путин был готов отвечать. Состав либералов не меняется уже много лет и, кроме того, все эти люди, по большому счету, единомышленники Владимира Путина. Сенсации не было.
Монгайт: Говорят, что даже в вопросе был упомянут Навальный, правда, в ответе — нет, но все равно в этом тоже есть какой-то прорыв.
Белковский: А когда это было? Я упустил этот момент…
Монгайт: Когда говорила Хакамада о присутствии оппозиции во власти, в Думе и вообще в ее легализации.
Белковский: Путина неоднократно спрашивали про Навального открытым текстом, даже на всяких селигерских слетах. Сам он старается никогда это имя не произносить, но в вопросах это можно делать. Опять же, никакого нового качества нет.
Монгайт: То, что Путин не ответил на первую часть вопросов Венедиктова про чеченский след в расследовании по убийству Немцова — этот вопрос был санкционирован, но Путин дал понять, что такого вопроса нет?
Белковский: Вопрос мог быть санкционирован, но Алексей Алексеевич мог его слегка подкорректировать, это нормально. Ответа не было, потому что Владимир Владимирович все прекрасно знает про чеченский след. Его доверенные правоохранители проинформировали. Но сделать с этим ничего не может. Сюда его всемогущество и чудотворство не распространяются.
Монгайт: А вы обратили внимание, что Кавказ вообще никак не присутствовал в этой прямой линии? Его как не было как целого большого региона, кроме, по-моему, мальчика из Нальчика, который много спит, но хочет быть президентом.
Белковский: Это был вопрос про много спит, на чем, видимо, постоянно концентрируется бессонный Владимир Владимирович. Ну да, потому что там много мин замедленного действия, на которые не хотелось привлекать всеобщее внимание. К тому же, отношения между Кавказом и остальной Россией становятся все более напряженными, и примирить этот конфликт не может даже наш всемогущий вождь.
Монгайт: Было довольно много вопросов про экономику. Ожидаемых вопросов. Можно ли сказать, что во время прямой линии Путин дал какие-то важные ответы на эту тему, что-то изменится или какие-то действия будут предприняты?
Белковский: Нет, никаких реформ не будет, во всяком случае, серьезных и фундаментальных. У Путина было две главных мысли. Первая — я остановил экономический кризис, все апокалиптические прогнозы конца прошлого года не подтвердились, а моя позиция, изложенная в декабре, подтвердилась. Второе — я знаю про экономику все, и те, кто утверждает, что я не разбираюсь в экономике, сами в ней ничего не понимают.
Монгайт: Ну да, и главный довод, связанный с курсом валют, который выигрышно смотрится сегодня. Даже доллар пониже 50-ти. Суммируя, вы считаете, что, предположим, ничего нового за все эти 4 часа президент не сказал?
Белковский: Качественно нового — нет. Только могли быть небольшие количественные отклонения по этим цифрам и приоритетам…
Монгайт: Эти небольшие нюансы в чем?
Белковский: Я не могу сразу ответить на этот вопрос. Нужно проанализировать это снова. Но я не могу сказать, что мне ничего не резануло слух. Я не вцепился ни взглядом, ни слухом ни в какую декларацию Владимира Владимировича. Я ни от чего не сошел с ума на этой прямой линии. Это был обычный Путин, который просто произвел апгрейд и стал уже самым крутым человеком в собственном понимании, о чем он хочет доложить своим западным контрагентам, которых он ласково именует проклятыми партнерами.
Монгайт: Для меня было главным итогом вопрос, заданный Нютой Федермессер, и какой-то ответ ею полученный все-таки. Я надеюсь, что таким образом эту довольно трудную проблему удастся сдвинуть с места.
Белковский: Дай Бог.