В гостях у Ксении Собчак замминистра связи и массовых коммуникаций РФ Алексей Волин. Поговорили о субсидиях государственным СМИ, конкуренции на медиарынке, личной свободе журналиста и о том, стоит ли «умирать» за своего «хозяина».
Собчак: Алексей, первый вопрос связан с теми изменениями, которые произошли совсем недавно. Так бились, так защищали вы в прессе закон о запрете рекламы. Более того, говорят, едва ли не вы были инициатором. И сейчас все внезапно поменялось, реклама опять вернется на кабельные телеканалы, может быть, если Дума проголосует. С чем связаны такие изменения?
Волин: Эти изменения связаны с двумя вещами. Первое – мы получили достаточно большое количество обращений со стороны региональных телекомпаний, многие из которых не были не совсем коммерческими, и в значительной степени были созданы в кабеле как информационные телекомпании регионов, и не имели при этом эфирной частоты. Хотя, с нашей точки зрения, когда изначально закон принимался, люди, которые идут работать в кабеле, должны быть готовы к тому, что если они пользуются популярностью – за них будут платить абонентскую плату.
Но у нового законопроекта, который внесен Ольгой Тимофеевой в Государственную Думу, и сейчас там проходят рассмотрения и обсуждения, у него есть одна неоспоримо положительная вещь, которая благоприятно влияет на большой рынок телепродакшн. В этом законе отдается право рекламировать товары и размещать у себя в эфире рекламу компаниям, имеющим российский контент. Это является дополнительной мерой поощрения развития российских телевизионных продакшенов, потому что совершенно понятно, что 24 часа вещания в сутки местные региональные телекомпании не смогут обеспечить собственный контент – он дорогой. И дальше встает вопрос – что закупать? Может быть, закупной контент иностранный, может быть, закупной контент российский. Если создаются условия для массовых и больших закупок российского контента…
Собчак: Алексей, простите, что я вас перебью, у нас просто время ограничено. Я не могу поверить в то, что вы не предвидели, такой опытный человек, столько лет в бизнесе, связанном со СМИ. Неужели вы не предвидели эту ситуацию буквально совсем недавно? Неужели вы не предвидели, что этот закон убьет все региональные телеканалы? Так же хочу вам напомнить, что в нескольких интервью вы, наоборот, когда только этот закон был принят, ссылаетесь на то, что региональщикам станет легче, и что во многом этот закон делался с учетом их интересов. Сейчас же вы говорите ровно обратное.
Волин: Я не говорю ровно наоборот. Я говорю о том, что конкурентоспособным региональным каналам этот закон на самом деле создавал хорошие условия, потому что он убирал с рынка недоканалы, которые зачастую создавались или при помощи административного ресурса, или как игрушка.
Собчак: «Живопырки» вы их называли, я помню.
Волин: Более того, мы прекрасно знаем, что эта ситуация пока никуда не делась, что количество игроков сегодня на медийном рынке вдвое превышает объемы и возможности этого рынка.
Собчак: Что же тогда изменилось? Почему не предвидели это с самого начала? Зачем спасать «живопырки»?
Волин: «Живопырки» как раз не спасаются. «Живопырка» вряд ли сможет в этой ситуации нормально развиваться и приобретать тот же самый российский контент. Зато создается мощный стимул для развития отечественных продакшенов. И отечественный продакшн сегодня находится в тяжелой ситуации. У нас весь рынок телевизионного производства реально переколбашен после того, как потерялась Украина для продаж. Потому что вся бизнес-модель любого телевизионного кинопродакшена строилась на том, что мы производили качественный дорогой сериал, продавали его по себестоимости большим российским каналам и добирали необходимую норму прибыли за счет продажи на украинский рынок. Потеря украинского рынка – надо как-то находить ниши, чем их заполнять. И одной из таких ниш явилось очень понравившееся нам депутатское предложение, которое будет стимулировать вторичные продажи, контент региональщикам.
Собчак: Можно сказать, что это такая цена Крыма? Вы сейчас упомянули украинский рынок и связанные с этим изменения.
Волин: В рынке всегда есть развитие: потеряли один, найдем другой.
Собчак: Меня завораживает то, что я, готовясь к интервью, прочитала огромное количество материалов и видела, как вы мужественно выдерживали нападки на вас, когда этот закон был принят. И сейчас вы мужественно говорите прямо противоположные вещи в защиту уже другого.
Волин: Я и сейчас говорю, что тот закон был правильный, подход правильный, потому что есть…
Собчак: То есть, если ваша воля, то тех бы изменений, которые есть сейчас, их бы не было?
Волин: Скорее всего, нет. Там очень много было законопроектов, против которых мы возражали. Этот нам понравился тем, что мы увидели в нем поддержку индустрии. Такой индустриальный подход нас устроил.
Собчак: А кто его лоббировал? Почему такая ситуация, которая так резко изменилась? Если вы были против, другие люди были против. Индустрия – это кто?
Волин: Мы всех игроков этой индустрии с вами прекрасно знаем.
Собчак: Мы – нет. Вы – да.
Волин: Не прибедняйтесь. Лицо индустрии определяют те компании, которые имеют львиную долю рынка. Эту долю рынка в нашей индустрии определяют ведущие телевизионные каналы.
Собчак: У которых тоже есть кабельные сети, которым тоже выгодно и ВГТРК, и другие.
Волин: Знаете, здесь бы я поспорил, потому что я буду и дальше настаивать на том, что для кабельного канала точкой капитализации должно быть не размещение рекламы, а повышение ARPU – тех денег, которые платит потребитель за пользование каналом, потому что если за продукцию кабельного канала зритель отказывается отдельно платить, то качество этой продукции вызывает у меня большое сомнение. Но есть хороший пример. Есть кабельный канал «AMEDIA Premium», «AMEDIATEKA» - они пошли абсолютно по пути…
Собчак: Алексей, это тоже лукавство, потому что если мы уйдем глубоко в эту тему, мы сможем поговорить и о том, что реклама – это тоже оплата со стороны зрителей. Плюс, если мы поговорим о федеральных каналах, мы все, хотим этого или не хотим, являемся спонсорами невольными через налогообложение государственных телеканалов: Первого, «России» и т.д.
Волин: Ксения, вот в отношении Первого канала давайте точно не обольщаться. На Первом канале в продакшене нет ни копейки государственных денег. Государство Первому каналу оплачивает только распространение сигналов в городах с населением менее 100 тыс. человек.
Собчак: Но контрольные пакеты Первого канала все-таки государственные.
Волин: Это член семьи, но денег не дает.
Собчак: Это отдельный разговор.
Волин: Ксения, вы мне говорите: «Вы – козлы». Я пытаюсь сказать, что нет, ребята, давайте посмотрим на вещи более глубинно, мы не совсем козлы. Очень легко бросать и говорить.
Собчак: По поводу «Вы – козлы» вопрос. Что за бесстыдство было продемонстрировано в последний день ушедшего года, когда резко, скопом большому количеству, а именно 40 телеканалам, выдали лицензии. Причем явно это было сделано, чтобы юридически эти телеканалы не попали под новое законодательство. Расскажите об этом.
Волин: Это корпоративный подход. У одного из каналов была частота в Москве. Он мог, как собака на сене, съесть ее самостоятельно и только использовать под собственные нужды, но проявил солидарность с другими своими товарищами и коллегами и мужественно поделил ее с другими участниками.
Собчак: Алексей, вы – профессионал, вы – госслужащий. Вы прекрасно понимаете ситуацию, так же, как понимает ее любой человек в индустрии. 40 телеканалов, которые с промежутком в полчаса вещают на одной московской частоте – это просто юридический уход и сохранение статуса кво перед введением законопроекта.
Волин: Без нарушения действующего законодательства. Нашли красивую конструкцию и проявили солидарность.
Собчак: Но разве это честно? Это справедливо?
Волин: Это справедливо. Было бы несправедливо, если бы один под себя заграбастал. А так как поделились – я считаю, что по-пацански.
Собчак: Я считаю, что в бизнесе именно такие схемы называются «живопырки», когда вот такие каналы нагоняют на одну частоту с вещанием в получасовую разницу.
Волин: Но они же нагнали на одну частоту не какие-нибудь безумные вещи, которые никто не смотрит.
Собчак: Говоря языком простым для людей вне индустрии – это как переписать квартиру на бомжа на 4 дня, чтобы потом не платить с этой квартиры налог при продаже. Вот это примерно такая схема: избавить их перед введением закона от этой ситуации.
Волин: Нет, Ксения. Закон же не нарушили.
Собчак: Скажите уже просто: «Да, это было несправедливо». И аудитория вас зауважает за искренний ответ.
Волин: Нет. Ваша аудитория меня все равно не любит. Что же я буду из образа выходить.
Собчак: Мне кажется, что сейчас исправляется именно эта ошибка, тем новым законом, который сейчас представлен.
Волин: Еще раз. Я это ошибкой не считал, но возможности дополнительные создаются.
Собчак: А вы говорили, что если новый закон не принять, то рекламный рынок схлопнется, и к концу года закроется очень большое количество СМИ, и половина журналистов останется без работы.
Волин: Я это говорил не применительно к этому закону. Я это говорил применительно к другим вещам. Я говорил, если мы не проведем срочную либерализацию рекламного законодательства, имея в виду наличие в сегодняшнем рекламном законодательстве массы ограничений, которые сдерживают развитие рекламного рынка. Эти ограничения принимались последние несколько лет, когда и экономика, и рекламный рынок были на подъеме, и там можно было отказываться от каких-то вещей, понимая, что рынок все равно свое наберет.
Но сегодня, если мы не пойдем по пути расширения рекламы алкоголя, перекладывания ответственности за рекламу БАДов на рекламодателей, а не на средства массовой информации, если мы сохраним ограничения, которые сегодня существуют по поводу объемов в печатных СМИ, не выведем из ограничений телемагазины, то мы реально можем оказаться в ситуации серьезного схлопывания рекламного рынка и разорения большого количества средств массовой информации.
Собчак: А почему вы, госслужащий, так печетесь о рекламном рынке и о схлопывании какого-то количества изданий?
Волин: Потому что у меня в положении в министерстве и в моих функциях как заместителя министра написано, что одна из моих главных задач – это повышение конкурентоспособности российских средств массовой информации.
Собчак: Боже мой, правда? Вы работаете на эту цель? Повышение конкурентоспособности…
Волин: Да. Для того, чтобы они были конкурентоспособными, они должны иметь возможность что-то кушать. Умерши с голоду невозможно быть конкурентоспособным.
Собчак: Вы же тот человек, который говорили: «Для того, чтобы убить, закон не нужен», «Для какого-то маленького телеканала типа «Дождь» не нужна вся мощь государственной машины».
Волин: Не нужна.
Собчак: «Блоху и так можно раздавить», - говорили вы. А сейчас вы говорите о повышении конкурентоспособности.
Волин: Одно другому противоречит?
Собчак: Отчасти да.
Волин: Неправда. У вас тоже конкурентоспособность растет. Вы же знаете старинную поговорку, по которой живет весь бизнес: «…, а мы крепчаем».
Собчак: То есть вы нам помогаете таким образом окрепнуть? Это замечательно. А вы, правда, боитесь, что к концу года половина журналистов останется без работы?
Волин: Я, правда, этого боюсь, потому что в Москве их меньше останется без работы, а в провинции…
Собчак: Опишите эту антиутопию: массы голодных журналистов, дальше они что, выходят на улицы?
Волин: Журналисты – это не те люди, которые выходят на улицу. Они в массе своей не сильно уличные ребята, они привыкли к кабинетной работе. Кто куда пойдет. Опять-таки, если мы говорим про регионы, то кто-то пойдет картошку сажать.
Собчак: Но куда? Они же не на панель пойдут? Или все-таки в РИА «Новости»?
Волин: Кто на что способен. В государственных СМИ сокращения будут ничуть не меньше. Государственные СМИ живы, в том числе, и за счет тех денег, что получают с рекламного рынка, потому что государственного финансирования никогда не хватало на то, чтобы обеспечить полностью нормальное функционирование. И я возвращаюсь к вопросу о ВГТРК…
Собчак: Не хватает государственного финансирования на СМИ – это просто на бедных государственных журналистов не хватает финансирования с многомиллионным бюджетом.
Волин: Ну возьмите бюджет государственных СМИ, посмотрите.
Собчак: Я вообще не хочу, чтобы было государственное финансирование на СМИ. Я не понимаю, зачем оно нужно.
Волин: Давайте начнем с самого простого примера. Если не будет государственного финансирования на СМИ, то не будет субтитров для глухих 14 тысяч часов, потому что ни одно частное СМИ не заинтересовано абсолютно…
Собчак: То есть, мои налоги идут на субтитры для глухонемых.
Волин: Не для глухонемых, а для людей с плохим слухом.
Собчак: Понятно. То есть, мои налоги идут исключительно на это?
Волин: Не исключительно, но в том числе и на это.
Собчак: Хорошо, а Russia Today? Чьи налоги туда идут?
Волин: И мои, и ваши.
Собчак: А я не хочу, чтобы Russia Today спонсировалась. Я хочу, чтобы именно для глухих, можно мою часть именно на это, каким образом это сделать?
Волин: Секундочку. Вы приняли участие в заседании акционеров АОЗТ Российской Федерации и выбрали совет директоров, и председателя совета директоров, которые объявили свою программу.
Собчак: Это в какой момент?
Волин: В момент президентских выборов. Следовательно, будучи акционерами АОЗТ Российской Федерации, вы доверили управление компанией людям, и теперь, получив ваш мандат доверия, люди не будут спрашивать каждый раз у вас, могут они сделать тот или иной шаг. Так же, как в бизнесе. Более того, любое государство имеет свои структуры, которые занимаются информированием и отстаиванием информационных интересов этого государства за рубежом. В Америке есть и «Голос Америки», и «Свободная Европа», во Франции есть зарубежные версии французского телевидения, в Великобритании есть BBC, в Германии есть «Deutsche Welle».
Собчак: Но там есть еще и много других телеканалов. Мне кажется, здесь вопрос некоего разнообразия позиций.
Волин: А что, у нас мало телеканалов?
Собчак: Мне кажется, основная проблема, если мы говорим о федеральных телеканалах сегодня, заключается в том, что нет разнообразия позиций, нет даже разнообразия людей приглашенных на этих каналах. И уровень агрессии пропаганды за последние году-два достиг космического уровня. И многие люди, которые смотрят телевидение в нашей стране много лет, это видят. Я уверена, что вы тоже, хоть в этом и не признаетесь.
Волин: Я могу сказать, что, в принципе, уровень экзальтированности в обществе достаточно высок. Если вы являетесь пользователем социальных сетей, то вы увидите, что и там…
Собчак: Социальные сети не получают денег от государства. Почему такой уровень экзальтированности поддерживается на федеральных СМИ за государственный счет?
Волин: Потому что общество такое.
Собчак: Но что, 2 года назад и 10 лет назад оно не было таким? Мы сейчас про государство говорим.
Волин: Минуточку. Мы говорим, что государственные СМИ работают с теми ньюсмейкерами, которые есть в обществе, они работают с теми общественными настроениями, которые существуют.
Собчак: Это неправда. Я все-таки много лет работала на телевидении и тоже понимаю.
Волин: Вы хотите сказать, что государственные СМИ в состоянии зазомбировать 145 млн. граждан? Не смешите.
Собчак: Да, я хочу сказать именно это. Плюс, я хочу сказать, что я точно знаю о существовании черных списков, я точно знаю, что помимо меня есть ряд людей, которые после тех или иных событий или высказываний – ни экстремистских, ни направленных на разжигание розней, а просто высказываний своей позиции – были запрещены, их мнение никогда не показывается. Вы отлично это все знаете, вы знаете про фальшивки, которые выходят в эфир, про непроверенную информацию. Я не буду повторять 148-й раз про распятого мальчика. Можно вспомнить другие примеры, про Леонтьева с записками от какого-то американского дедушки по поводу ракеты, которая сбила Боинг из Украины и т.д. Здесь вопрос, почему государство спонсирует разжигание ненависти на федеральных телеканалах. И даже неважно, кто прав, кто не прав. Сам факт этого разжигания ненависти, градуса этих дискуссий основных информационных программ. Почему он таков?
Волин: Во-первых, государство эти программы сильно спонсирует, потому что если мы внимательно посмотрим, на что идут бюджеты государства, то из всех государственных телеканалов их получает только ВГТРК, если мы говорим про контент, а не про распространение сигнала. У ВГТРК этих денег, которые идут от государства, как раз хватает денег на канал «Культура», «Наука 2.0», на детские передачи.
Собчак: Давайте о другом. Вы напомнили про перестройку, про то, как это перестраивалось. Согласны ли вы со мной, что если бы где-то в начале 90-х, когда телевидение было модным, когда волна настоящей журналистики захлестнула страну, и люди, не отрываясь, смотрели первые перестроечные программы. Если бы тогда какой-то условный Алексей Волин сказал, что журналистика – это вообще бизнес, надо деньги зарабатывать, что надо работать на своего дядю и делать это хорошо. Вы можете себе представить, какую реакцию такие слова вызвали бы в 90-м году?
Волин: Да, могу.
Собчак: Какую?
Волин: Представить себе это было бы крайне сложно в силу того, что в 90-м году журналистика бизнесом еще не была. У нас в стране была уникальная ситуация, когда на деньги государства значительное количество СМИ государство какало на голову и считало, что все в порядке. Этот глагол Роскомнадзор разрешает употреблять. Но жизнь движется вперед. С тех пор в стране появился медиа-рынок. В 90-м году не было медиа-рынка. И журналистика, и медиа с тех пор стали бизнесом.
Собчак: Да, но только равняются до сих пор на стандарты журналистики, которые были выработаны тогда для людей, которые тогда начали свою карьеру. И уже прошло столько десятилетий, это является неким…
Волин: Пора развиваться, и за эти десятилетия появились и новые кадры, включая вас.
Собчак: Не задабривайте меня. Включая и вас.
Волин: Я-то начинал еще немного тогда…
Собчак: Просто есть ощущение, я же понимаю, что вы опытный в этом бизнесе человек, когда слышишь от вас такие фразы от вас, как вы сказали тогда на журфаке, как вы часто повторяете это в различных интервью, про бизнес, про журналистику, которая никогда не может быть по-настоящему свободной, есть ощущение, что это внутреннее оправдание той ситуации, в которой вы, как чиновник, представитель власти, регулятор должен находиться. Это то, что я слышу очень часто от людей, которые говорят: «Ну, такая ситуация, что делать? Надо кормить семьи. На самом деле я думаю иначе». Не кажется ли вам тяжелым жить в этом ощущении постоянного оправдания за то, что на самом деле ты творишь?
Волин: Никто никого, во-первых, не заставляет что-либо делать или за что-либо оправдываться. Второе, если говорить про журналистику и бизнес, мне кажется, что куда хуже жить в иллюзии, что ты сам себе хозяин, когда ты таковым не являешься. Ты должен понимать, для чего ты работаешь, и что является критерием и мерилом в твоей работе.
Собчак: Правда, наверное?
Волин: А что есть истина?
Собчак: Сейчас мы уйдем далеко в софистику. Кого вы считаете своим хозяином? Если у всех есть некий хозяин, то кто ваш?
Волин: В отношении работы в государстве?
Собчак: Вы сейчас сказали, что у каждого есть свой хозяин. Ответьте на вопрос – кто ваш?
Волин: Про журналистику? Ну хорошо, когда я работал в издательском доме Родионова…
Собчак: Секунду. Иллюзия – считать, что ты сам себе хозяин. Когда тогда ваш хозяин?
Волин: Я говорю про журналиста. Когда я работал в издательском доме Родионова, моим хозяином был Сергей Сергеевич Родионов. Когда я работал в РИА «Новостях», моим хозяином было государство российское в лице президента, премьер-министра и остальных уполномоченных ими людей.
Собчак: Вы бы стали работать на человека, если бы знали точно, что он убийца или вор?
Волин: Убийцами тоже бывают в разных обстоятельствах.
Собчак: Вы уже говорили, что вы стали бы работать на Гитлера. Это было в шутку сказано?
Волин: Я прошу прощения, я прошу цитировать меня правильно.
Собчак: У меня точная цитата. «Если вас попросят снять красивый фильм про Олимпиаду 1936 года как Лена Рифеншталь?». Но кто был заказчиком?
Волин: Правильно. У меня к Лене Рифеншталь с точки зрения профессионализма нет.
Собчак: К Гитлеру у вас есть претензии?
Волин: Есть. И в ответе про Гитлера, как раз, в том самом интервью: «А смогли бы вы, а если бы вдруг», помните? Там есть принципиально важная ремарка, на которую вы все не хотите обращать внимание: «Для этого надо быть немцем».
Собчак: Ким Чен Ир – нормальная ситуация для вас?
Волин: Прикольная.
Собчак: А на Сталина хотели бы работать?
Волин: В том отношении, когда он – руководитель государства, работали и наши с вами дедушки и бабушки.
Собчак: С удовольствием?
Волин: Я не говорю с удовольствием или без.
Собчак: Так ответьте, я у вас спрашиваю.
Волин: Все зависит от условий.
Собчак: От условий работы?
Волин: Да.
Собчак: При каких условиях с удовольствием?
Волин: Когда мне это интересно. Я люблю заниматься тем, во что верю. Коммунизм бы я строил без удовольствия.
Собчак: А во что вы верите?
Волин: Верю в людей. Причем, в самостоятельных людей. Я верю в то, что человек сам является хозяином своей судьбы.
Собчак: Он не является сам себе хозяином, потому что это иллюзия, как мы помним.
Волин: Я говорю, что является хозяином своей судьбы и сам должен решать. Я считаю, что если человек дееспособный, с руками, ногами и головой, то по жизни ему нужно как можно меньше помогать. Тогда он лучше проявляется.
Собчак: Вы не боитесь, что вы будете не нужны? Придет какое-то время, когда люди с подобной позицией, когда: все – бизнес, все цинично, у всех есть хозяин и заказчик. В этих людях отпадет какая-то необходимость.
Волин: Нет, не боюсь. Вы про государственную службу или вообще?
Собчак: Да неважно. Вы не боитесь, что вы испортили свою репутацию так, что уже невозможно будет найти работу.
Волин: Я точно не испортил свою репутацию, потому что в своем профессионализме я уверен. Если группа товарищей какая-то считает, что я испортил себе карму или что-то еще, то перед собой, своей семьей и своим профессионализмом я спокоен.
Собчак: А не боитесь, что люстрируют вас?
Волин: Во-первых, я не собираюсь отдавать страну людям, которые собираются заниматься люстрациями.
Собчак: Но кто же вас спросит, если до этого дойдет?
Волин: Я стрелять умею.
Собчак: Вы будете отстреливаться?
Волин: Если надо будет защищать право граждан не подвергаться люстрациями и самим определять свою жизнь, значит, мы будем защищаться, кто чем сможет.
Собчак: А у нас сейчас есть опасность гражданской войны?
Волин: Я думаю, что нет.
Собчак: То есть, общество не поляризовано настолько?
Волин: Нет, общество достаточно консолидировано, и вся социология это показывает. Я вообще считаю, что лимит революций и гражданских войн Россия исчерпала.
Собчак: А зачем тогда нужен закон о злоупотреблении свободы слова? Он был внесен не так давно.
Волин: Понятие о злоупотреблении свободой слова содержится в законе о средствах массовой информации, принятом в 1991 году.
Собчак: Вот в прошлом году были приняты поправки, был внесен законопроект о злоупотреблении СМИ, уголовное наказание.
Волин: Нет. Наш законопроект? Он предусматривает административную ответственность.
Собчак: Да, штраф миллион рублей.
Волин: Да, потому что у средств массовой информации до внесения этого закона был следующий вариант: или получить предупреждение за экстремистские материалы, а два предупреждения – это закрытие СМИ, или подвести журналиста как физическое лицо под уголовную статью, которая уже существовала.
Собчак: То есть теперь журналист просто заплатит деньги?
Волин: Да, теперь есть возможность, не получая предупреждения и не привлекая журналиста к уголовке, пойти по более мягкому либеральному пути через штраф. Этот закон мы со всей индустрией обсуждали.
Собчак: Я так и знала, что на самом деле вы окажетесь либералом. Вы бы оштрафовали журнал «Шарли Эбдо» на миллион рублей за злоупотребление свободой слова?
Волин: А это не я решаю, а суд.
Собчак: Вы как Владимир Владимирович Путин научились отвечать. Я все-таки вас спрашиваю, если бы это было в вашей власти. Вам кажется это правильным?
Волин: Оштрафовать? Там много за что можно было оштрафовывать, и не один раз.
Собчак: Скажите, за что?
Волин: Давайте. Там был ряд… Вы вводите меня сейчас в опасную стезю. У нас есть российская традиция, что о мертвых либо хорошо, либо ничего. Про «Шарли Эбдо» говорить хорошо мне сложно, причем, начиная не с карикатур на мусульман или пророка. Я по части разного рода религиозных вещей считаю, что вообще у нас одна из проблем не только в России, а в целом в мире, на мой взгляд, происходит в росте клерикализма. По нему в мире происходит перебарщивание. Если говорить про «Шарли Эбдо», то мне они были неприятны с момента реакции на смерть де Голля.
Собчак: То есть давно.
Волин: Мы же знаем историю журнала. Кстати, тогда их не оштрафовали, их закрыли.
Собчак: Вы, как большая часть нашего общества, считаете, что нельзя сказать, что они заслужили, но свобода слова должна быть ограничена, и сатира, и вещи, которые оскорбляют чувства верующих, должны быть ограничены законодательно.
Волин: Я в этом отношении государственный служащий. Мне что приняли – я то и исполняю. Если говорить про оскорбление чувств верующих, у нас часто происходят попытки злоупотреблять этой статьей закона, потому что у нас есть категория людей, которые подпадают под профессиональных оскорбленцев. И, цитируя, Александра Глебовича Невзорова, ходят и ищут то, на что бы им оскорбиться.
Собчак: У вас, кстати, во многом схожие позиции. Я с вами разговариваю и понимаю, что Невзоров, помимо того, что он такой ярый антиклерикал, он тоже всегда занимает позицию того, что мы – журналисты, наемники, кто нас нанял, на того мы и пишем. Это тоже его внутренняя оправдательная позиция за те вещи, которые он делал в своей профессиональной карьере.
Волин: У журналистов есть еще одна возможность, о которой я тоже всегда напоминаю. Журналисту никто не мешает найти денег и стать самому себе хозяином. Что у нас происходит с Ремчуковым. Он решил ни к кому не наниматься и никого не нанимать, а сам стал владельцем и редактором «Независимой газеты». Тоже вариант. У нас есть ситуации, когда у нас есть энное количество журналистских коллективов, которые говорят: «Да мы нашим хозяевам приносим деньги, они от нас зависят». Ребята, если вы такие умные и замечательные и хозяева зависят от вас, то что мешает вам создать собственный бизнес и пойти зарабатывать себе, а не дяде?
Собчак: Есть такая традиция прекрасная японская, что если уж твой хозяин умирает, не считаете ли вы, вот вы сказали, что все – наемники, если журналисты – все наемники, может быть, в момент смерти своего хозяина будет правильнее сделать себе харакири, чем отстреливаться из окопа?
Волин: Каждый для себя решает.
Собчак: Вы не сделаете себе харакири в момент смерти хозяина?
Волин: Точно не сделаю себе харакири после смерти хозяина, потому что читаю, что надо периодически менять работу и хозяев. Это нормальная ситуация для любого нормального карьерного человека. Если возвращаться к японской традиции, я хотел бы напомнить, что там не только делали харакири, некоторые становились ронинами – бродячими самураями, которые в этой ситуации полностью становились каждый сам за себя.
Собчак: Как наши блоггеры. У меня последний вопрос, связанный с поляризацией общества. Она сейчас очень наглядно проявилась на примере отношения самых разных людей к победе фильма «Левиафан» на «Золотом глобусе» и ко всей этой истории с этим связанной. Следили ли вы за этим?
Волин: Конечно, следил.
Собчак: Смотрели фильм?
Волин: Нет.
Собчак: Как вы считаете, этот фильм имеет шанс быть показанным на федеральных каналах? Фильм-победитель, фильм, за который патриоты нашей страны должны радоваться.
Волин: Имеет, хотя, мы с вами прекрасно понимаем, что для телевидения этот фильм не рейтинговый.
Собчак: Как? Национальный контент.
Волин: Есть рейтинговые фильмы, есть нерейтинговые. У него хронометраж, по-моему, свыше 2 часов, фильм достаточно тяжелый. Если бы я делал сетку программирования, будучи руководителем канала, я бы «Левиафан» поставил бы после того, как он прошел, но это точно ночной показ.
Собчак: Ваш прогноз какой? Покажут его по федеральному каналу?
Волин: Не исключаю, что покажут. «Остров» показали же.
Собчак: Последний вопрос. Кто, на ваш взгляд, самый блистательный наемный журналист нашей современной эпохи?
Волин: Во всех сферах берем: и телевидение, и радио?
Собчак: Журналист?
Волин: Блистательный – Колесников.
Собчак: Андрей Иванович? Из «Коммерсанта»?
Волин: Да. У нас же еще колумнист есть. Нет, он умный, но не блистательный. Я имею в виду второго Колесникова. Я считаю, что из блистательных – Парфенов, если говорить про телевизор. Мы не про медиа-менеджеров, а про исполнителей. В принципе, Венедиктов.
Собчак: Колесников, Парфенов, Венедиктов. У вас такая подборка прекрасная. Нашему зрителю остается только гадать, что происходит у вас с точки зрения потребления информации, если у вас такая удивительная подборка самых разных людей. Алексей, спасибо вам огромное за интервью. Вот вам книга. В конце я всегда дарю своим гостям книжку, надеюсь, она вам понравится. Вы можете открыть ее, показать. К вопросу о наемниках и пропаганде я не могла вас не порадовать.
Волин: «451 по Фаренгейту».
Собчак: Читали?
Волин: Да, конечно. У вас в студии самые разные книги лежат.
Собчак: Да, самые разные. И эта специально для вас – Рей Брэдбери «451 по Фаренгейту».