Как страна смотрела прямую линию с Владимиром Путиным

Козырев: Первый вопрос – обстоятельство времени и места действия. Где и при каких обстоятельствах вы сегодня смотрели прямую линию с президентом?

Бородина: Дома смотрела, на собственном телевизоре.

Козырев: В одиночестве?

Бородина: В одиночестве.

Козырев: Я знаю, что вы при этом комментировали то, что видели, то, что на вас производило впечатление, в фэйсбуке.

Бородина: Да, это так.

Козырев: В каком контексте сегодняшняя прямая линия сопоставима с тем, что было год назад, пару лет назад, десять лет назад.

Бородина: Поскольку я являюсь постоянным зрителем прямой линии Владимира Путина и, можно сказать, практически его целевой аудиторией, поскольку смотрю все прямые линии от и до, отличия, конечно, есть. Меня всегда интересуют, какие будут рейтинговые показатели, но они будут известны только завтра в Москве, а в понедельник придут общероссийские цифры.

Козырев: Есть ли какое-то предощущение, какие они будут, что это будет? Больше, меньше.

Бородина: Мне кажется, что они будут не очень высокие.

Козырев: Интересно.

Бородина: Во всяком случае, мне кажется, что к финалу они будут значительно ниже, чем в начале, потому что главное, что сегодня для меня было неожиданно как для наблюдателя – не столько содержание, сколько самого формата. Он, во-первых, не перешагнул рекорд временной, потому что все предыдущие прямые линии постоянно шли по нарастающей и в прошлом году это было заметно больше четырех часов, в этом году было почти четыре. И это было для меня неожиданно.

Козырев: У нас есть инфографика, которую мы можем показать нашим зрителям, про то, как удлинялась с годами продолжительность этой прямой линии.

Бородина: Она у меня тоже есть, потому что мы делали подробный анализ ровно год назад в РИА «Новости», и это было 4 часа 33 минуты. Поэтому я знаю, что Владимир Путин  любит такие эффекты, и каждый год прямая линия увеличивалась, это было стандартно. Увеличивались до определенного момента ее рейтинговые показатели. А в этот раз я не знаю, что произошло. Мне показалось, что не было такого завершающего эффекта эмоционального, какие любит Путин, но при этом не было таких, как в прошлом году, сказала ведущая Мария Ситтель, «очень светлых вопросов» о том, что такое счастье, тяжело ли быть президентом, потому что по ним было видно, что рейтинги просто резко пошли вниз. Я тогда написала, что если такие же вопросы будут в конце через год, то они вообще потеряют зрителя в конце прямой линии. Не знаю, совпало это так или нет, но мне кажется, таких вопросов не было, но и какой-то финальной точки тоже не было. Конечно, на мой взгляд, я написала это в фэйсбуке  и повторю сейчас, это политически неправильно, это продолжается последние несколько месяцев в эфире. Невозможно столько времени уделять Крыму и Украине безотносительно чьей-либо политической позиции, моей или кого-то еще. Потому что страна очень большая, почти два часа эфира с прямой линии были посвящены различным проблемам и аспектам украинской темы и Крыма. И мне кажется, граждане нашей страны могут почувствовать себя где-то на периферии, несмотря на то, что, как мы знаем по опросам, большинство поддерживает политику Владимира Путина. Потому что как только пошли социальные вопросы и все остальные внутрироссийские темы, совершенно другой пошел эмоциональный градус, потому что видно даже по тем отобранным вопросам и звонкам, сколько проблем внутрироссийских: ЖКХ, цены, пенсии и так далее. Невозможно говорить только про пенсии в Крыму и повышении зарплат, когда пенсионеры Хабаровского края живут в таких условиях, Липецкой, Курганской областей – у нас страна большая. Это, мне кажется, было большим перебором, что два часа из четырех – это слишком много. Поэтому, я думаю, в начале внимание аудитории будет большим, мы завтра это проверим, а потом оно будет плавно спускаться вниз. Что касается каких-то любопытных статистических данных телевизионных социологических за прошлые линии, я расскажу слушателям, что в 2001 году, когда была первая прямая линия, ее тоже транслировали два госканала, аудитория была огромная – почти 70% зрителей одновременно смотрели на двух госканалах: на «Первом» - 50% аудитории, половина всех включивших телевизор, и четверть всех – на канале «Россия». Это очень много. Средний возраст зрителей в прошлом году – это тоже был предмет обсуждения, я знаю, кремлевской администрации – среди целевой аудитории госканалов составил 61 год.

Козырев: 61?

Бородина: Это был средний возраст зрителей прямой линии. Это не значит, что не смотрят молодые, смотрят и молодые. И в прежние годы у молодой аудитории от 18 до 30 лет были достаточно заметные показатели. И вообще, за все годы, что я пишу о прямой линии Путина, несмотря на длительный ее хронометраж, удивительно для меня, в среднем ее динамика не меняется. И это действительно часто одна из самых популярных трансляций той телевизионной недели, когда она выходит в эфир.

Козырев: Интересно почему? Какие характеристики этого жанра вы могли сказать? Это ведь жанр, изобретенный во времена нынешнего президента. До этого ни один президент в таком формате не общался регулярно со своей страной. В чем причина такого высокого рейтинга из года в год?

Бородина: Во-первых, ничто как прямой эфир не манит зрителей. Это можно понять по любым спортивным трансляциям и мероприятиям, когда видно, как люди реагируют на прямой эфир. Во-вторых, это первое лицо, которому можно пожаловаться, попросить все – от новогодней елки  до пенсии, до почистки канализации, и мы знаем, насколько эффективны были просьбы тех людей, вопросы тех, кто обращался к Путину с просьбами. Это с каждым годом привлекало внимание зрителей. А в начале, как говорят, это придумали руководители госканалов Константин Эрнст и Олег Добродеев, мы не знаем, насколько это доподлинно так, но в моей первой заметке в «Коммерсанте» в 2001 году кремлевская пресс-служба именно им приписывает авторство создания прямой линии. Поэтому для меня неудивительно, почему смотрят. Потому что ждут волшебника. В этом смысле для многих людей Путин – волшебник. История с Крымом – тоже такое волшебство. Но, правда, на мой взгляд, сегодня и не только сегодня, были такие ситуации, когда прорывалось в прямой эфир нечто, неподдающееся фильтрации. Такие вещи были. Сегодня была одна слушательница, правда, я не помню, из какого города она звонила, которая сказала: «Вы хотите, чтобы мы умерли от голода», - называя цены на ЖКХ аномальными по росту. И Путин, правда, сказал, что есть у нас координаты этой женщины, я надеюсь, что ее проблемы будут решены, но пошли короткие гудки. У меня было ощущение, что вопрос, который она задавала, и то, как она его сама откомментировала, не вызвал оптимизма  у тех, кто звонок принимал. Но это моя личная версия. Неудивительно, почему такая зрительская реакция.

Козырев: Как вы оцениваете подбор задающихся вопросов? В сегодняшней прямой линии были использованы технологии, которые не использовались в предыдущие года, в частности, формат видеовопроса, включение. Хотя мы, телевизионные люди, понимаем, что, наверное, большая часть этих вопросов была предварительно записана, но тем не мене.  В какой-то момент первые же линии были без включения из разных городов. Сейчас мы уже привыкли.

Бородина: Наоборот, первые были очень широкомасштабные, по всей стране отправлялся десант. Аркадий Мамонтов был в Мурманске.

Козырев: Вот я не помню кадра, когда корреспонденты там стоят.

Бородина: Ну что вы! Прямые линии были масштабные, поэтому 70% аудитории смотрели одновременно, по всей стране были корреспонденты РТР и ОРТ, так назывались тогда главные каналы. Они были в разных точках, были сквозные и прямые включения на всю страну. Это была зима, 30-е декабря, если я не ошибаюсь. Потом ее перенесли на теплое время года, чтобы люди не мерзли, потом она один раз не проходила, потом Путин стал премьером. Если вы меня как-нибудь пригласите на эфир, я вам могу рассказать целый час про экскурс и эволюции прямой линии Владимира Путина.

Козырев: Сейчас вас никто не заставлял, не тянул за язык. Я вас приглашаю безусловно. Это очень интересно – исследование драматургии этого всего. С нынешними технологиями, в частности, Сноуден задает вопрос, причем, обратите внимание, он задает его без перевода.

Бородина: Это меня поцарапало, на мой взгляд, очень неграмотно было сделано телевизионно. Зрители не понимали, о чем идет речь.

Козырев: Причем вопрос был не короткий. Он долго его разъяснял, потом мы получили возможность, что у нас президент…

Бородина: А я так и не поняла, честно говоря, этого вопроса. На мой взгляд, это была неправильная драматургическая телевизионная деталь, потому что широкая российская аудитория не обязана знать английский язык. Не было ни титра, ни сурдоперевода. Меня поразило, что Кирилл Клейменов, если я не ошибаюсь, как-то Путину подыграл, понимая, что Путин знает английский, как может не допустить, что президент не понял.

Козырев Но теперь мы знаем, что он знает английский английский и ему сложнее с американским английским.

Бородина: Зрители, те, кто не знает английского языка, остались в недоумении. Нам бы хотелось знать, о чем спрашивал Сноуден. На мой взгляд, это было неправильно сделано.

Козырев: Нужно было посадить синхрониста?

Бородина: И, конечно, ведущий должен был тут же перевести, а не подыгрывать Путину, что он понял, о чем идет речь. Третий раз уже повторяю, на мой взгляд, это была очень неудачная такая ставка. Более того, это было ноу-хау – видеовопросы. На мой взгляд, не сильно себя как-то оправдало. Я не очень отметила это. Тем более это было так смешно накануне слышать в программе «Время», сделали специальный комментарий на этот счет, что компания Apple технологически отказалась в пересылке видео этих портретов через iPhone и iPad, даже Дмитрий Песков что-то на этот счет прокомментировал, потом все-таки, слава Богу, все случилось, но эффекта, на мой взгляд, от этого не было особенного. И гораздо, на мой взгляд, всегда эффективнее, понятнее звонки и эти телевизионные включения с мест, но они дорогостоящие, технологические сложные. Я думаю даже, хоть там люди и отбираются и режиссура там отдельная, но все-таки прямой эфир есть прямой эфир. Наверное, не всегда могут гарантировать, что кто-нибудь что-то не выкрикнет в камеру. Такое тоже имелось в виду, когда отменялись масштабные  прямые включения в городах, на Кавказе они были в свое время. Это была целая разработка населенных пунктов, где должны были быть прямые включения, куда отправлять съемочные группы заранее.

: Последний вопрос такой. Еще раз хотел бы узнать ваши ощущения, связанные с завтрашними рейтингами. По идее, чем короче продолжительность у такого масштабного зрелища, тем сконцентрированнее может быть рейтинг. А насколько оно было интересно с учетом того, что, как вы сказали, мы говорили о вещах, связанных очень косвенно с нашей страной. В основном говорили о соседней стране и о новой присоединившейся территории, было очень много вопросов о НАТО – геополитика доминировала до определенного времени в этой прямой линии. После этого пошли вопросы, связанные со своей душевной болью, с тем, что происходит у тебя на работе, у тебя дома и в подъезде. Как вы считаете, такой спектр вопросов и такое зрелище, скорее всего, завтра не получит  тех рейтингов, которые бывали у этих зрелищ?

Бородина: Год назад это была четверть телевизионной аудитории на каждом из каналов. Тема Украины сейчас очень привлекает внимание, судя по рейтингам российских телезрителей. Я предполагаю, что цифры будут неплохие, но я не думаю, что они будут рекордные, даже несмотря на то, что два часа Путин говорил об Украине. Все-таки это формат традиционный, и здесь ждут от него каких-то решений по внутрироссийским вопросам, а их вначале почти не прозвучало, они были во второй части прямой линии. И мне показалось, что в конце это было скомкано, даже по драматургической постройке эфира. Посмотрим. Мне самой интересно, какие завтра будут цифры. Но еще более мне интересно, какие цифры будут в понедельник, когда общероссийская статистика придет.