Евгений Ройзман о Крыме: за Екатеринбургом закреплена Керчь

Таратута: Евгений, вы пришли с книжкой, на которой написано Евгений Ройзман «Город без наркотиков». Выпустили вы ее, очевидно, не в статусе мэра, не в качестве мэра, а в качестве борца с наркоманией. Расскажите немножко про то, что это за история.

Ройзман: Первая книга о фонде. Фонду уже 15 лет, это самая мощная в России организация по борьбе с наркотиками. Мы начинали в 1999 году, это было просто восстание населения против наркоторговцев. Сейчас уже страна немножко изменилась, и государство все больше занимает место и не оставляет общественным организациям вообще ниши. Восстание переросло в такую планомерную и серьезную работу. Около 6 тысяч успешных операций против наркоторговцев, тысяча спасенных людей. Первая книга вышла в 2004 году, тираж у нее был 50 тысяч, она разошлась вся. И я понял, что пришло время следующую книгу сделать. Здесь где-то период 10 лет.

Таратута: Это истории?

Ройзман: Это истории подлинные из жизни.

Таратута: А что это за жанр?

Ройзман: Я даже не знаю, как этот жанр назвать, потому что это подлинные истории из жизни, но я думаю, жанр такой, здесь очень большая антинаркотическая пропаганда, то, что мы умеем, мы умеем разговаривать с подростками на их языке. То есть эта книга способна сформировать мировоззрение, способна оградить детей от желания что-либо попробовать. Мы по той книге это знаем, что очень много людей сумели не поддаться, именно прочитав книгу. Здесь издательство пошло навстречу, издательство «Центрполиграф», мы дали памятку для родителей в конце книги, за что я им очень благодарен. Книга будет работать. Хотя бы, чтобы понимать, как бороться с проблемой, надо называть вещи своими именами. Вот эта книга называет вещи своими именами.

Таратута: Евгений, вы сейчас мэр города. Как вы сейчас совмещаете?

Ройзман: Я все равно раз в день заезжаю в фонд, смотрю, как работают, я все время на контакте. Надо помогать. Понятно, что я, в основном, в мэрской своей работе, я прихожу первый, ухожу последний, вникаю. То есть потихонечку туман рассеивается, и у меня появляется какое-то понимание. Город красивый, город очень хороший, достойные люди в нем живут, но достаточно непростой.

Таратута: Давайте я перейду к теме, которую мы сегодня обсуждаем целый день и обсуждали раньше. У вас была для человека, который работает в системе, довольно непривычная для России позиция по Крыму. Вы участвовали в пикете, насколько я понимаю, он у вас 15 марта прошел в Екатеринбурге. Ваша позиция, если я верно поняла, была не совсем родственна государственной.

Ройзман: Скажем не так. У нас пикет декларировался антивоенный и за свободу СМИ. То есть моя позиция была именно такая. Ни одного комментария по Крыму я не давал по одной причине, не потому что я чего-либо боюсь, я взрослый и ответственный человек, я не буду подливать керосина в костер. Понимаете?

Таратута: А почему бы не подлить?

Ройзман: Зачем?

Таратута: Если вы выступаете с антивоенной позицией, по-моему, не так много людей в органах власти, на должностях могут себе это позволить.

Ройзман: Это не органы власти, я – частный человек, и как частный человек могу иметь свою позицию.

Таратута: Вы не частный человек, вы – мэр города, и в этом смысле мнение любого человека из системы важно.

Ройзман: Это не государственная власть, тем не менее, я могу себе позволить иметь свою позицию. Это был пикет антивоенный и за свободу СМИ, я на него пришел. Я не давал ни одного комментария, я не участвовал и не выступал по принципиальным соображениям. Я не могу в этой ситуации даже критиковать власть, потому что я не понимаю, что бы я делал, окажись так на месте президента, когда решение надо принимать очень быстро, когда решение надо принимать безошибочно. Я не понимаю, что бы я делал, поэтому я считаю, что я не вправе критиковать.

Таратута: А зачем пришли на митинг?

Ройзман: Обозначил свою позицию.

Таратута: А в чем она?

Ройзман: Ну, я же ясно сказал.

Таратута: Не до конца.

Ройзман: Пикет декларировался за свободу СМИ и против войны.

Таратута: Нет, за свободу СМИ понятно, вы за свободу СМИ исторически.

Ройзман: Я только что вам сказал и мне к этому добавить нечего.

Таратута: Меня интересует, вы против абстрактной войны или это история, связанная с Крымом?

Ройзман: Начинаю еще раз: я не буду комментировать ситуацию по Крыму, по юго-востоку Украины, потому что я не хочу подливать керосина в костер. У меня есть своя позиция, я ее буду отстаивать, я ее буду где-то декларировать, но я не хочу в этом участвовать. Понятно, да?

Таратута: Хорошо, вы можете не участвовать в описании самой ситуации с Крымом, но у нас просто происходят события в стране, они касаются каждого гражданина этой страны, они, очевидно, касаются любого чиновника, любое должностное лицо, которое просто находится на своем посту, его могут наказать…

Ройзман: Послушайте, у вас столько людей, с которыми вы можете об этом поговорить.

Таратута: Вы знаете, мы говорим со всеми людьми по поводу актуальной повестки политической, более актуальной повестки политической, чем Россия в мировом пространстве, мне кажется, не существует. Мне интересно, как человек, который в данном случае возглавляет город Екатеринбург, который пришел на этот пост как оппозиционный политик, чувствует себя в этой новой конфигурации. Или нет никакой новой конфигурации, вы не чувствуете нового курса? Мы сейчас говорим о политической атмосфере в стране.

Ройзман: Политическая атмосфера в стране всем понятна, она ощущается кожей, она становится более вязкой. Все понятно. Иллюзий нет никаких, страна надевает сапоги. Понятно, что будет закручивание гаек, понятно, что тенденция к этому есть, что касается свободы слова, что касается свободы собраний. Но до логического завершения, чтобы эту ситуацию довести, надо тогда закрывать границы. Пока к этому никто не готов. Это моя страна, я здесь родился и вырос, поэтому я не удивлюсь ничему.

Таратута: А что вы будете жить в такой ситуации?

Ройзман: Я жил в такой ситуации много-много лет. Когда все началось, мне было 30, поэтому я знаю и другую сторону, я знаю, как выживать, как сопротивляться, как оставаться самим собой в любой ситуации. Когда-то я понимал, что хлеб стоит 20 копеек, а вода из-под крана бесплатна. Как-нибудь переживем, как-нибудь прорвемся. Мне шестой десяток, у меня задача – оставаться самим собой, чем заниматься, я понимаю. Пока есть возможность, пока есть ниша, я буду что-то делать. Я буду сопротивляться, я буду делать то, что я считаю нужным, то, что необходимо моей стране. Потому что когда начинают выть в голос патриоты, с чего они вдруг решили, что любят мою Родину больше, чем я?

Таратута: Мне просто интересно, как человек на вашем месте ощущает эту всю историю?

Ройзман: Человек на моем месте ощущает.

Таратута: Нет, я сейчас говорю не про эмоции, говорю просто про технические детали. Например, у нас депутаты Госдумы по очереди заявляют о том, что они теперь будут отдыхать в Крыму. Очевидно, у них есть теперь такая обязанность. Банки рассказывают про свои кредитные программы на Украине, наша промышленность тоже рассказывает что-то о том, как, кто будет кому помогать, какие контракты нарушаются, какие восстанавливаются, какие образуются. Вот вы – мэр Екатеринбурга, как на вашей жизни руководителя города отражается включение Крыма в состав РФ? Такой вопрос я имею право вам задать?

Ройзман: За Екатеринбургом будет закреплена Керчь. То есть надо будет ехать, смотреть, что там есть в Керчи, как работают судостроительные работы, смотреть, где мы можем контактировать, где Керчи польза от Екатеринбурга, где Екатеринбургу польза от Керчи. Вполне возможно, что будем смотреть какие-то места для детского отдыха, что-то жители  Керчи будут смотреть, какой у них здесь интерес. Как-то будем взаимодействовать. Это наша страна. Все уже, ситуация такая, какая она есть, и будем жить в этой ситуации.

Таратута: А вы уже понимаете, где точки соприкосновения с Керчью или вам это только предстоит выяснить?

Ройзман: Во-первых, смотришь на карту и видишь все. Во-вторых, там судостроение, у нас много заводов, которые работают. Где-то какие-то точки соприкосновения будут. Детский отдых был и будет всегда. Много нюансов. Будем смотреть. Торопиться некуда, все еще только начинается.

Таратута: А как у вас население воспринимает все эти новости?

Ройзман: Кто телевизор смотрит – так воспринимает, кто из других источников берет информацию – иначе воспринимает. Те, у кого был опыт прошлой жизни – какая-то другая устойчивость. Все по-разному, тем не менее, мы все живем в одной стране. С Украиной, конечно, ситуация очень сложная, потому что этот водораздел иногда проходит по семьям. Люди иногда прежде, чем начать разговаривать, вынуждены друг с другом сверять позицию, чтобы не наговорить друг другу. Давно такого не было.

Таратута: Просто муж с женой или дети с отцами.

Ройзман: Да. Это очень серьезно, и это нехорошо.

Таратута: А что в последний раз так раскалывало, на вашей памяти, семьи, какие политические события?

Ройзман: Думаю, что, может быть, какие-то очень серьезные выборы, но я не помню такого.

Таратута: Вы в эфире нашего телеканала с Ксенией Собчак обсуждали, что когда вы шли на выборы мэра Екатеринбурга, не отрицали некоторых контактов с Кремлем, что люди, которые курируют внутреннюю политику, понимали, что вы идете на выборы. Вот у вас было это выступление в городе антивоенное и за свободу слова, за свободу печати. У вас был какой-то разговор с Кремлем?

Ройзман: Там же тоже в большинстве разумные люди, и мне никто не может запретить иметь свое мнение. То есть, есть определенное правило, которое я стараюсь не нарушать, тем не менее, свое мнение мне никто не может запретить иметь.

Таратута: То есть у вас нет такой практики, чтобы после такого митинга вы обязательно получаете звонок с окриком и шлепком?

Ройзман: Во-первых, такой практики нет. Во-вторых, митинг был достаточно простой, достаточно ясный. Никаких лишних лозунгов я не видел. Я пришел, задекларировал позицию, посмотрел, что все нормально, успокоился и ушел.

Таратута: Я почему спрашиваю, потому что вы видите, например, что происходит с Андреем Макаревичем. Казалось, любимый всей страной певец.

Ройзман: С другой стороны, Макаревич столько этого видел и столько этого проходил.

Таратута: Такое вряд ли он проходил.

Ройзман: На него всю жизнь бросались комсомольцы, кусали его за пятки. Комсомольцам не нравились его тексты, комсомольцам не нравилась его музыка, не нравилось, как он себя ведет. Но он всегда делал то, что считает нужным, поэтому они комсомольцы, а он Макаревич.

Таратута: Это правда, но только на Доме книги висит плакат с его портретом, там политики и его портрет.

Ройзман: Ну и что.

Таратута: Условного говоря, человека причисляют к группе опасных, что ли, для страны людей. Или вам кажется, это ерунда?

Ройзман: Во-первых, мне кажется, что это ерунда. На самом деле, главное – чтобы они Рейхстаг не подожгли, а все остальное – нормально, ничего страшного.

Таратута: Вы говорите, что нет никаких окриков, не было никаких звонков.

Ройзман: Там произошло следующее – буквально папку с компроматом, с фотографиями. Но я еще раз говорю: там в большинстве нормальные люди.

Таратута: А куда положили эту папку?

Ройзман: Куда? Как обычно все.

Таратута: Папку с компроматом отнесли, а звонок был итогом заноса папки?

Ройзман: Послушайте, я не сделал ничего плохого.

Таратута: Я вас не осуждаю и не оцениваю вообще.

Ройзман: Это было бы слишком примитивно, если бы так было. Так не надо думать, не все так примитивно. Другое дело, что холуи еще нагибать не начали, а они на всякий случай уже нагибаются. Холуям же свойственно бежать впереди паровоза. Но это, слава Богу, не про нас.

Таратута: Я поняла. Но про звонок вы все время уходите от ответа, но можно предполагать, что не было звонка.

Ройзман: Не было звонков, потому что разумные люди. Ну, позвонят мне и что скажут: «Женя, ты свою позицию имеешь?»? Я скажу: «Да, я имею свою позицию».

Таратута: А что это за история, которая появилась в прессе буквально через несколько дней, в вашей местной прессе, в екатеринбургском МК, по-моему? Там была статья, я расскажу зрителям, вы наверняка ее читали.

Ройзман: Я скажу вам и зрителям, что я не читаю.

Таратута: Я просто хочу понять, как построена реакция на то, что вы делаете, верховная реакция, и связаны ли эти события. Вот была заметка в «Московском комсомольце» Екатеринбурга про то, что вы якобы устраиваете некие неформальные рауты, встречи с  иностранными дипломатами в Музее Невьянской иконы, американский консул, сотрудники УФСБ интересуются. Это реакция на ваш пикет?

Ройзман: Объясняю: «Московский комсомолец» в Екатеринбурге – это такое достаточно маргинальное занятие, у них там тысячи три с половиной тираж, то есть это меньше, чем у любого раскаченного блогера. Дальше – я действительно собираю у себя в музее дипкорпус, я собирал всю дипмиссию Екатеринбурга, у нас, слава Богу, в городе 26 консульств, и, возможно, появились бы еще несколько, если бы не произошло этих событий. Я являюсь главой города, и моя задача – выстраивать отношения, в том числе те, которые влияют напрямую на инвестиционный климат. Это моя непосредственная работа.

Таратута: Вы не поймите меня превратно, я не считаю, что российский гражданин не имеет права встречаться с американским консулом.

Ройзман: Я пытаюсь объяснить. Это часть моей непосредственной работы, я представляю свой город. Я знал всех американских консулов, которые были, я знал всех консулов Китая и других консулов. Это часть моей работы. Но если сотрудникам УФСБ что-то надо, они знают, как мне позвонить, как меня найти и что спросить.

Таратута: Звонили?

Ройзман: Нет, не звонили. Ну ничего не происходит, это обычная работа. Оно так и должно быть.

Таратута: Скажите, пожалуйста, вы сейчас себя ощущаете оппозиционным политиком?

Ройзман: Я никогда не был оппозиционером, я всегда работал с властью. То, что мне надо было делать, я мог сделать только через контакт с властью. Я контактировал всегда, потому что у меня была задача не политика, а достижение конкретных результатов. Другое дело, что я мог себе позволять иметь свое мнение. Я не делал карьеру, меня никто никуда не назначал ни разу, я не стремился делать карьеру. Я – свободный человек. Для меня моя свобода важнее всего остального.

Таратута: Екатеринбургская пресса подводила итоги вашего полугодичного существования на этом посту и по-разному оценивала то, как вы существуете на посту мэра. Говорят, например, такое, что вас воспринимали как народного именно оппозиционного политика, этот ярлык навешивается прессой, а вот сейчас вы вполне дружны с «Единой Россией», вы вполне дружны с местными элитами. Совершенно понятно, что человек, который работает мэром города, должен сотрудничать с людьми, которые вокруг. Но на вашем рейтинге это как-то отражается? Вы не теряете поддержку населения?

Ройзман: Я объясняю: я не контактирую с «Единой Россией», но я общаюсь со всеми членами «Единой России», которые достойные люди. Я не контактирую с другими партиями, но я общаюсь со всеми членами этих партий. На уровне муниципальной власти партийную принадлежность надо как можно дальше задвигать.

Таратута: Ваш коллега Никита Белых когда-то рассказывал, понятно, что он ушел из СПС, и сказал, что больше ни в какой партии участвовать не будет, а потом написал программу для…

Ройзман: Писать можно все, что угодно. Я – счастливый человек, я не читаю о себе на всякий случай, потому что там можно такого начитать.

Таратута: Давайте я вам расскажу.

Ройзман: Не надо.

Таратута: Еще пишут, например, про то, что вы страстно боролись против поста сити-менеджера, а потом на него согласились, согласились на человека, который не занял это место.

Ройзман: Во-первых, у нас очень достойный сити-менеджер. Он понимает во внутреннем управлении города в 10 раз больше, чем я.  

Таратута: Просто выяснилось, что человек хороший…

Ройзман: Чтобы вы понимали, город Екатеринбург возглавляет рейтинг городов-миллионников в России, Екатеринбург – это третий город страны, в нем самые высокие зарплаты среди миллионников, самый высокий прирост населения, самая низкая смертность населения, самый низкий уровень безработицы из всех миллионников, самое большое количество машин на душу населения, торговых площадей на душу населения. Приятно было узнать, что самое большое гостиничное хозяйство среди всех городов-миллионников. Город действительно очень хороший, и если есть команда, которая город к таким результатам привела, там, где они умеют лучше меня работать, я им буду просто не мешать и помогать. Но там, где я понимаю больше, где я напрямую работаю с населением каждый день, я постараюсь нести какой-то свой вектор и свое отношение. Там команда и здесь команда, мы совершенно разные люди, но мы вынуждены друг к другу относиться с уважением и друг с другом считаться.

Таратута: Еще один тезис – вы будто бы выступали раньше против проведения разных мероприятий на ваших площадках, «Экспо-2020», и того, чтобы Екатеринбург был одним из мест, где базируется Чемпионат мира. И вы тоже якобы, по мнению ваших оппонентов, откатились. Почему?

Ройзман: Послушайте, вы же знаете, что журналистам иногда нельзя верить, скажем так мягко. Я никогда не выступал против «Экспо», никогда не выступал. Одна из выборных тем была, что если я приду, то «Экспо» не дадут, «Экспо», естественно, не дали, но не по этой причине. Причем не дали «Экспо» очень просто – Лоссерталес сказал, что та страна, которая хочет, чтобы «Экспо» у них проводили, они должны включаться все и все на это работать. А у нас власть не сумела даже жителей города убедить, что «Экспо» требуется городу. Поэтому с учетом ошибок будем работать дальше.  Чемпионат Мира по футболу, конечно, городу интересен, это мощное мировое мероприятие.

Таратута: Вы тоже не выступали против?

Ройзман: Там другое – там были вопросы по реконструкции центрального стадиона. Другое дело, что когда я зашел внутрь, я понял, что у города с проведением чемпионата плюсов значительно больше, чем минусов.

Таратута: Понятно, выяснилось, что все иначе.

Ройзман: Ну, конечно.

Таратута: А с Куйвашевым, какие сейчас у вас отношения? Журналисты ваши  местные заметили, как вы жали друг другу руки, сфотографировали и поражаются.

Ройзман: Мы пытаемся найти взаимодействие. От этого очень много зависит, как мы найдем взаимодействие. Понятно, что между нами много разных запятых, тем не менее, мы стараемся найти взаимодействие и, даст Бог, у нас получится.

Таратута: Скажите, вы ощущаете себя политиком, руководителем, человеком, который не должен, несмотря на всю свою личную позицию, смелость и дерзость, не выходить за флажки?

Ройзман: Совершенно понятные рамки накладывает должность. Понятно, что очень сложно при этом оставаться частным человеком, достаточно сложно просто оставаться честным человеком.

Таратута: А где эти флажки сейчас?

Ройзман: А мне их никто не выставляет, я их сам ощущаю.

Таратута: Вы чувствуете, что время расставляет флажки в других местах?

Ройзман: Я вижу, понимаю. Как любой нормальный человек, я это кожей чувствую. Тем не менее, я должен иметь свою позицию, и я ее имею, конечно. где-то я ее не высказываю, где-то я сглаживаю – приходиться. Потому что за твоей спиной полуторамиллионный город, все равно ты будешь взвешивать слова и смотреть…

Таратута: Вы стали осторожнее в последние месяцы?

Ройзман: Скажем так: я стал больше думать, взвешивать.