Главный хранитель фонда парка искусств «Музеон» Вера Трахтенберг рассказала Юлии Таратуте и Тихону Дзядко, какая судьба ждет надписи, оставленные на памятнике Феликсу Дзержинскому, и вернется ли он на историческое место на Лубянке.
Дзядко: У меня к вам вопрос, может быть, не слишком конкретный, но, тем не менее. Памятник был создан в некий момент, потом в силу определенных известных исторических событий 1991 года на нем оказались эти надписи. И сегодня, насколько я понимаю, часть сторонников того, чтобы эти надписи убрать с памятника говорили о том, что памятник создавался без них. Они не были предусмотрены. Насколько теперь в силу того, что его свержение стало важным в каком-то смысле и культурным событием, эти надписи также становятся объектом культуры, и памятник без них уже не воспринимается?
Трахтенберг: Для нас эти надписи объект истории. Это ключевой артефакт, символ важнейших исторических событий в истории развития нашей страны. И в связи с этим мы считаем, что этим надписям, эти граффити должен быть придан статус музейного объекта, они должны быть сохранены. Если это потребует дальнейшей консервации ежегодной, если это потребует даже возможного обновления, поскольку, к сожалению, ничто не вечно, в том числе и краска на постаменте, то готовы поддержать эту историю. Мы храним памятники, являющиеся объектом культурного наследия. Все эти памятники обладают не только искусствоведческой и культурной ценностью, но в первую очередь исторической.
Дзядко: Историческая ценность в первую очередь?
Трахтенберг: В данном случае в первую очередь.
Таратута: Динамика в данном случае важна, и отношение к памятнику отражается на самом памятнике. У меня вот какой вопрос: поскольку все время много-много лет с тех пор, как этого памятника не стало на его месте, с тех пор, как его демонтировали при обстоятельствах, которые мы обсуждали, периодически все стараются этот памятник вернуть хотя бы в качестве идеи возвращения. Об этом говорил даже Владимир Путин. К чему я веду? Если этот памятник кто-то и правда захочет вернуть, вам придется стереть надписи?
Трахтенберг: Знаете, этот памятник является собственностью Москвы. Если будет принято решение о его возвращении, в чем на данный момент мы сильно сомневаемся, потому что официальной информации такой нет, то все решения о предании памятнику первозданного вида будут приниматься городом, правительством Москвы. Наше мнение как балансодержателя, музея, в чей основной фонд включен этот памятник, будет учитываться в данной ситуации, пока он остается на нашей территории.
Дзядко: Но ваше мнение как искусствоведа?
Трахтенберг: Мое мнение как искусствоведа – надписи должны быть сохранены как исторический памятник.
Таратута: Это совершенно идеологическая история. У вас должно быть какое-то число оппонентов, которые считают, что памятник должен быть чистым.
Трахтенберг: У нас есть определенное число оппонентов. В любом вопросе, тем более таком, в некотором роде политическом, конечно, есть разные мнения.
Дзядко: Как люди в парке «Музеон» реагируют на памятник Дзержинскому? Он вызывает интерес? Неинтересен? Люди приходят, кидаются тухлыми помидорами или молятся?
Трахтенберг: Он вызывает безусловный интерес у людей, причем самых разных возрастов, потому что сейчас интерес к советскому наследию, как ни странно, возрастает, это становится популярным. Конечно, есть люди, которые, например, приносят к памятнику цветы. Есть люди, которые считают, что памятник вообще должен быть уничтожен. Есть группа людей, которая разделяет нашу точку зрения о том, что памятник должен быть сохранен как музейный экспонат. И в том числе, надписи на его постаменте.
Таратута: Власть проявляет интерес к этому памятнику? Какие-нибудь представители? Не то, чтобы кто-то ночью привозит цветы, но какой-то специальный интерес к этому монументу?
Трахтенберг: Насколько нам известно, нет. Никто специально ночью цветы не привозит. Люди могут положить цветы днем, это не запрещено. Мы пресекаем и будем пресекать любые попытки нанести еще какие-то вандальные надписи. Но таких попыток за последние десять лет не было.
Дзядко: Сегодня как мы говорили с Дмитрием Врубелем по телефону, обсуждали судьбу памятников и отношение к ним различных властей различных городов (на примере Москвы, Берлина), он вспомнил, что с периодичностью примерно раз в год появляется инициатива перенести памятник Дзержинскому на Лубянскую площадь. Дмитрий Врубель назвал это словом «троллинг». Насколько, на ваш взгляд, и по вашим наблюдениям, по тому вниманию, которое оказывается или не оказывается памятнику со стороны властей (московских, федеральных – не имеет значения), вы видите, что, вероятно, это уже не троллинг, а, может быть, настоящий трепетный интерес?
Трахтенберг: Эта тенденция – ежегодно кто-нибудь выдвигает эту инициативу, ее московская городская дума рассматривает, потому что она обязана рассматривать такого рода предложения. Предложения поступают, кстати, не только от представителей власти, но и от частных лиц. Но что касается власти, я не могу сказать, что интерес силен.
Таратута: Можно перевести в примитивную плоскость, прямой вопрос. Не то, чтобы просят почистить памятник к какому-то моменту, и вы чувствуете, что некоторая готовность №1 должна быть у вас. Такого с вами не происходило?
Трахтенберг: Почему? Такое у нас происходит, когда поступают все эти предложения, и мы понимаем, что это очередной инфоповод. Но, возможно, кто-то пытается пропиариться на этой истории.
Таратута: А в чем заключается эта готовность №1?
Трахтенберг: Заключается №1 в том, чтобы быть готовым отвечать на вопросы журналистов, власти. Быть готовым дать какое-то экспертное заключение, предоставить материал, собрать какую-то иконографию по доказательной базе. Сложно доказать, в принципе, что эта надпись была нанесена в 1991-м, а не в последующие годы.
Дзядко: В продолжение разговора об интересе, но не со стороны власти, а со стороны людей. Проводятся у памятника Дзержинскому какие-то мероприятия, какие-то акции, какие-то массовые возложения цветов?
Трахтенберг: Нет, массовых акций не проводится. Мы являемся музеем и парком. У нас не проводятся массовые акции и тому подобное.
Фото: РИА Новости/Игорь Михалев