Карина Орлова разбиралась в том, будут ли последствия у громкого заявления главного детского онколога России.
«Главный детский онколог назвал лечение за рубежом дискредитацией российской медицины. С такими заголовками после пресс-конференции Владимира Полякова вышла российская пресса. И если смысл слов главного онколога Минздрава журналисты несколько преувеличили, то глава думского комитета по охране здоровья Сергей Калашников выразился предельно точно: «Многие фонды паразитируют на милосердии и сострадании наших граждан».
У больного раком ребенка есть три способа уехать на лечение за границу – за свой счет, за счет государства и с помощью благотворительного фонда. И иногда у российских врачей нет другого выбора, кроме того, чтобы отправить ребенка в зарубежную клинику.
Но, говоря о лечении за границей за счет благотворительных фондов, главный детский онколог Владимир Поляков все же имел в виду детей, которых российские врачи признали инкурабильными. То есть – неизлечимо больными.
Диагноз онкология в России ежегодно ставят примерно пяти тысячам детей и подростков до 18 лет. На всех заболевших приходится 80 центров и отделений детской онкологии и гематологии, из них восемь – федерального уровня. И если в регионах некоторые заболевания не лечат, то нужно ли считать приговором диагноз московских врачей?
Владимир Поляков заявил, что ему неизвестны случаи, когда признанный неизлечимым в России ребенок был бы вылечен в зарубежной клинике. Актриса Чулпан Хаматова привела главному онкологу несколько примеров подопечных ее фонда «Подари жизнь»: «Я часто вспоминаю девочку Дашу Егорову из Тулы, которой в 6 лет поставили диагноз остеогенная саркома, рак кости. Врачи предлагали ампутировать Даше ногу, но и при этом не давали гарантий на положительный результат. И только за рубежом Дашу приняли на лечение, ей сделали операцию по эндопротезированию, ногу удалось сохранить и всё прошло успешно, вопреки прогнозам российских врачей».
Официальной статистики о том, сколько больных раком детей ежегодно отправляют на лечение за рубеж и скольких удается вылечить, у Минздрава нет. Но таких детей знают – и многих по именам, в благотворительных фондах.
Депутат Госдумы Сергей Калашников озаботился тем, что у государства остаются неиспользованные деньги, которые могли быть потрачены на лечение ребенка за границей.
Возможно, парламентарий просто не знает, что из-за бюрократических проволочек многие родители не обращаются в комиссию Минздрава, которая может отправить ребенка на лечение за границу, а сразу просят помощи у благотворительных фондов.
Заявления Владимира Полякова вызвали бурную негативную реакцию, скорее всего, потому, что сегодня никто уже не может быть уверенным в том, что депутаты не запретят, например, благотворительным фондам отправлять детей за рубеж. Однако и депутат Калашников, и помощник министра здравоохранения Игорь Ланской такую возможность исключили.
Сам Поляков от комментариев отказался, но и врачи, и сотрудники фондов уверены, что никаких запретов главный детский онколог не имел в виду, а, вероятно, всего лишь неправильно выразил мысль о том, что деньги, собранные фондами на лечение неизлечимо больных детей, лучше было бы потратить на строительство онкологических центров.
Но, кроме этической стороны вопроса, есть еще и практическая. Сегодня российские фонды собирают средства на конкретных детей. В западных странах так никто не делает – средства жертвуют только на проекты. Тогда можно помогать и подопечным фондов, и строить клиники. В России аналогичная система действовала в 1990-х и начале 2000-х годов, но появилось слишком много нечестных и непрозрачных фондов. Теперь, вероятно, осталось сделать всего один шаг – от прозрачных фондов к мировой системе сбора средств.