МОНГАЙТ. «Вий» в 3D: Гоголь перевернется в гробу

Монгайт: Алексей, как вам пришло в голову переписать Гоголя? Почему вы решили сделать его страшнее?

Петрухин: Давайте начнем с того, что Гоголя мы не переписывали и страшнее его не сделали, мы его сделали точнее.

Монгайт: Точнее – исходя из какой системы координат? То есть так можно добавлять эротические сцены в «Евгения Онегина».

Петрухин: Можно.

Монгайт: Сделать его сексуальнее, чувственнее.

Петрухин: Можно. Что мы сделали, когда мы изучали, чтобы не делать ремейк, не экранизировать повесть, а все-таки это кино, кто хочет почитать повесть – прочитает книгу, кто хочет посмотреть кино – посмотрит эту версию. Мы наткнулись на не то чтобы рукопись первого источника, на одно из изданий 1894 года, где в повести многие предложения, многие абзацы, многие вещи отличаются от того, что дошло до сегодняшнего дня. Самое главное – мы наткнулись на то, что когда панночка шептала своему отцу: «Пригласи Хому читать по мне три ночи, он знает, кто в овечьем…». Вот это, что «он знает, кто в овечьем», оно сразу побудило нас: подождите, если это написано, это что, ошибка в этом издании? Мы находим 1903 года издание - в нем по-другому уже. И вот тогда столкнулись с этим, и эту историю ковыряли, скажем так.

Монгайт: И что удалось наковырять именно в этой истории, в каком направлении ковыряли?

Петрухин: Если я расскажу эту историю, то я расскажу фильм, и тогда идти смотреть, пропадает та самая интрига, которая произведет эффект в любом случае неожиданности. Не будет поворота. Гоголь будет весь, вся его повесть войдет. И три ночи, и круг, и «поднимите мне веки», покажут Вия…

Монгайт: Это так хайлайтс повести.

Петрухин: Да. Но там есть новый персонаж – это прототип военного картографа Гийома Левассера де Боплана, который составил карту от Трансильвании до Московии и оставил нам в наследство вообще описание Украины, свое описание, как он столкнулся с этими людьми в Малороссии. Он называл их пиратами сухопутными и так далее. Эти две истории соединили.

Монгайт: То есть все-таки это Гоголь плюс еще одна цельная история про еще одного персонажа?

Петрухин: Да, тоже исторического персонажа, и он наши глаза, глаза зрителя.

Монгайт: «Тоже» - кто там еще исторический персонаж?

Петрухин: Гийом Левассер де Боплан – это наш путешественник. Получилось достаточно забавно, сильно, какой-то новый взгляд, новый ракурс. Мы, правда, тоже кино еще не видели, его завтра должны закончить.

Монгайт: Дмитрий, мне кажется, вы должны как-то прокомментировать.

Быков: Понимаете, как-то хочется за него вступиться. Он и так, по слухам, несколько раз переворачивался в гробу, но я не понимаю, ребята. Я вас всех очень люблю и уважаю, а Смоляков – один из моих любимых артистов. Я никого не хочу обидеть, но давайте вступимся за права Гоголя. Вот представьте себе, что вы написали повесть, одну из самых сложных повестей в русской литературе, потому что про что «Вий», об этом Синявский сотню страниц исписал в повести «В тени Гоголя», что такое «Вий», что он олицетворяет. Повесть очень сложная по композиции, там явно совершенно, что это история любви, потому что когда ночью они летят, то он на ней, то она на нем, это сложная метафора полового акта. Это история о том, что любовь – это всегда проникновение в какие-то мистические сферы, и она губит мужчину всегда, поэтому Гоголь любви боялся панически. Сложный, интересный текст. Потом проходит 200 лет, продюсер переписывает начисто, вставляют картографа, выколачивает смысл, убирает по сути дела всю метафизику, которой нагружен «Вий», и приписывает туда имя Гоголя. Кто вам мешает без названия «Вий», без Гоголя, без всего этого сделать хороший 3D-ужастик на современном материале?

Петрухин: Мы, кстати, показали все, что вы сказали, вам очень понравится. Именно это мы и показали, именно эту историю любви.

Быков: Но причем там картограф, причем чудовища эти, которые выскакивают из пасти у казака? Он что, недостаточно страшно у Гоголя описан?

Петрухин: Как только посмотрите, сразу поймете.

Быков: Да нет. Авторские права же есть. Зачем портить хорошую вещь?

Петрухин: Потому что «Вий».

Быков: Потому что гладиолус. Это хороший ответ, достойный, но есть же Гоголь.

Петрухин: Потому что «Вий» в прямом смысле слова, а не потому, что  вы спросили. Именно поэтому и «Вий».

Быков: Но это совершенно другая сказка, он не писал даже половины того, что у вас есть даже в трейлере. Сколько всего там придумано в картине, я боюсь думать. История с церковью тоже, она другая совсем. Она несет нагрузку сложнейшую, понятно, почему в православной церкви все это происходит.

Петрухин: Точно, это основная задача и была.

Быков: У вас там католический Христос в первых кадрах. Ребята, ну давайте, правда. Причем здесь «Вий»? Что вам мешало сделать вариацию на темы фольклора украинского? Вот кто вам мешал написать свою повесть, назвать ее не «Вий», а каким-нибудь другим трехбуквенным словом, я не знаю, «Май»? Почему надо было обязательно к Гоголю приверствоваться?

Чурина: Дмитрий, а почему вы считаете, что если существует некое произведение, то нельзя его интерпретировать и трогать святое?

Быков: Есть границы интерпретации.

Чурина: Вы де не знаете наших границ, вы не видели нашего фильма.

Быков: Я вижу ваш трейлер, в котором нет ничего от Гоголя.

Чурина: От Гоголя там как раз очень много что.

Быков: Понимаете, как, я хочу поставить вопрос об авторских правах.

Монгайт: Анна, вы же тоже играете героиню, которой нет у Гоголя.

Чурина: Да, я играю героиню, которой нет у Гоголя.

Быков: А кто она?

Чурина: Она – английская аристократка, возлюбленная того самого картографа, который вам так не нравится.

Быков: Почему не нравится? Он красавец, но зачем это?

Чурина: Он прекрасен. Зачем? Вы увидите это в фильме, хотя много раз сказали…

Петрухин: Чтобы разглядеть то, что вы только что сказали.

Быков: Аня, вот пройдет сто лет, будет кто-нибудь писать историю вашей жизни, впишут вам английского аристократа и девочку-сироту, которую вы взяли на воспитание в Греции. Вам понравится это или нет?

Чурина: Почему нет? Посмотрим, что будет.

Быков: Молодец. Что я могу сказать – я завидую вашей толерантности.

Чурина: А потом в жизнь на этом не заканчивается, у меня будут еще роли.

Быков: Вы через сто лет сумеете им возразить.

Чурина: Я думаю, что я возражу обязательно.

Монгайт: Дмитрий жестоко критикует саму фильма идею, а Андрей счастливо улыбается.

Смоляков: А я счастливо улыбаюсь, потому что у меня много есть поводов для улыбки.

Петрухин: Предвкушает вопрос Анны – Андрей, а вы кто там?

Быков: Он – отец панночки, как я понимаю.

Петрухин: Отец панночки играет Юрий Цурило.

Быков: А кто ты тогда?

Смоляков: Я играю отца Паисия – нищий.

Петрухин: Тот, который у Гоголя зашел в конце.

Смоляков: Да, зашел в конце и понял, что он без дыхания.

Монгайт: А вы знаете о существовании первого издания «Вия»?

Быков: Да чего вы говорите мне, господин? Все редакции, варианты «Вия» напечатаны в полном академическом собрании миллион лет назад. Нет никакого канонического «Вия». Вообще все эти первые редакции, у Гоголя есть первая редакция «Портрета», радикально отличающегося, и первая редакция «Тараса Бульбы». Все остальные тексты у него печатаются в каноническом виде. Зачем придумывать? Ну не выдумывать, вы нашли издание, где есть, допустим, черновики и варианты, ради Бога. Есть же каноническое издание, где полный Гоголь, полный «Вий». Все черновые, отброшенные редакции, пожалуйста, берите. Но ни в одной из них вы не найдете ни утопленницу, это, видимо, русалка, которую видит летающий Хома, нигде вы не найдете никакой английской аристократки.

Петрухин: Мы с русалками не справились, мы их убрали из картины.

Быков: Ну и слава тебе, Господи. Я вообще не понимаю, может быть, у вас гениальный триллер, но зачем тревожит прах несчастного украинского классика?

Петрухин: Посмотрим – мы его потревожили или не потревожили.

Быков: Бойтесь, если он действительно восстанет, у него широкие загробные возможности.

Петрухин: Да, мы поэтому делали это очень осторожно, понимая, что придется…

Быков: Он же является.

Монгайт: Вы ввели дополнительную сюжетную линию, появился, он же главный герой, картограф является главным сквозным героем, пригласили западного актера. Я читала некий удивительный текст, в который я не очень верю, что на эту роль якобы рассматривался и Брэд Питт, Брюс Уиллис, Венсан Кассель, в общем, самые известные имена. Действительно ли это так?

Смоляков: Кассель тормозным оказался, он дольше всех тянул.

Петрухин: Кассель в Москву приехал, мы здесь обсуждали.

Монгайт: То есть это правда?

Петрухин: Он сказал, что это ломает его имидж. С Киану Ривзом мы уже договорились почти, но в какой-то момент вроде бы застопорился разговор только о деньгах, но потом мы подумали, что будут ждать от него только «Матрицы», а он никак не вписывается в эту историю. У нас был Шон Пенн, Шон Пенн вообще поработал над сценарием, просто он сел и сказал: «Ребята, это надо вот так, это я не понял».

Монгайт: И вообще это интересный сюжет, как Киану Ривз, Шон Пенн, Брэд Питт работали над сценарием «Вия». Это могло быть отдельной параллельной историей.

Смоляков: Вы зря так иронично к этому относитесь, они на самом деле очень коммуникабельные ребята вполне. Вы думаете, они такие неприступные и только по красной ковровой дорожке в рваных джинсах только могут ходить?

Монгайт: Почему они отказались тогда все?

Петрухин: Не отказались, мы просто не могли осилить определенные вещи, определенные условия.

Монгайт: Сумму?

Петрухин: Не только.

Быков: Вам принципиально, чтобы иностранная звезда была?

Петрухин: Да, принципиально, чтобы ряженности не было, поэтому даже мы не оставили француза Гийома Левассера де Боплана, а все-таки сделали английским путешественником, потому что культуру Англии столкнуть с Малороссией нам было интереснее, и возможностей для этого было больше.

Монгайт: А вы сделали его английским не для того, чтобы у него было больше будущего в иностранном прокате?

Петрухин: И для этого тоже. Мы сидели и считали, но изначально, конечно, работали с французом, мы и Касселя приглашали.

Быков: Нет, если серьезно, вам не кажется, что настоящая украинская этника, сейчас же огромная мода на этнику, что настоящее украинское фольклорное кино имело бы гораздо больше шансов в прокате.

Петрухин: Мы сделали так. Столько лет мы бились за то, чтобы создать эту атмосферу, чтобы не возникло ни малейшего ощущения, что это декорация, о том, что это костюмы, о том, что эти чубы наклеены и еще что-то. Если это не получилось, если так вдруг окажется, значит, тогда нам грош цена как профессионалам. Посмотрите.

Монгайт: Мы говорим в некотором анонсном стиле. Про этот фильм очень много говорили. Во-первых, он снимался, но был в производстве 9 лет. Это фактически Алексей Герман-старший.

Петрухин: Не 9.

Монгайт: А сколько? 2005 год начало, сейчас 2014. Сколько же это лет получается?

Петрухин: Это уже рождается. В 2005 году в декабре сделали трейлер первый для кинотеатров минутный, который ничего общего, никакого отношения  не имеет к кино, для того, чтобы эту тему застолбить, сказать. Потом только началась работа над сценарием, потом работа вся. Единственное, был момент переломный, мы не стали выходит к 200-летию Гоголя, приняв решение сделать другой формат, заодно исправив те самые ошибки, которые были допущены по сценарию.

Чурина: Я могу даже такую личную историю рассказать, что мне предложили сыграть роль панночки, я очень долго думала – играть, не играть, потому что я немножко побаивалась Гоголя. Я знаю, кто такой Гоголь прекрасно, сталкивалась много раз и люблю его безумно, поэтому я долго думала. Пока я думала, выяснилось, что я беременна, но сьемки уже начались.

Быков: Вот Гоголь! Там, где Гоголь…

Чурина: Сьемки начались, в гроб с животом я, что называется, не вхожу. И мне предложили другую роль. Роль панночки сыграла другая актриса. Ребенку моему 7 лет, вот и смотрите, сколько делался фильм.

Быков: 7 лет.

Монгайт: Подождите, беременная не входила в гроб, это нормальные 9 лет получились.

Чурина: 8, скорее.

Петрухин: Можно принять 9 лет. Первый раз, когда мы проговорили «Вий», это было 9 лет назад. После этого мы отвлеклись на личную историю «Мужской сезон: Бархатная революция», ее надо было доделать, выпустить. Потом приступили, размяться хотелось, понять технологию, процесс.

Монгайт: Андрей, вас не смутило, когда вам предложили роль несуществующего в книге персонажа? Вот Дмитрий мне сказал, что даже имени такого – Паисий – не существовало.

Быков: В этом контексте нет, но и Бог с ним. Не это обидно.

Смоляков: Я понимаю опасения Димы. На мой взгляд, мне кажется, ничего страшного не происходит. В конце концов, так или иначе, авторы картины честны перед народом – там написано, что это по мотивам великого произведения Николая Васильевича. Потом для того, чтобы сделать и осуществить желаемое, нужен определенного рода импульс. Повесть «Вий» этот импульс дает, она дает импульс для колоссальной фантазии. И дальше начинается, включается работа, над результатом «Вий» люди начинают работать, он обрастает, в него что-то привносится. Мне кажется, к чести ребят я должен сказать, ну это на мой субъективный взгляд, я никакой не эксперт, но мне кажется, они обошлись предельно деликатно и весьма талантливо. У меня ведь очень просто все произошло, меня пригласили, я пришел в офис, мне дали сценарий, поговорили. Я говорю: «Ну, я сейчас посмотрю», и я его и просмотрел, не выходя из офиса, не вставая со стула. Далее мы репетировали два месяца, и на съемочной площадке мы были практически готовы все. С точки зрения творческой и рабочей у меня вообще идеальные впечатления об этой картине. Леша, как представитель продюсерского цеха, эти ребята вообще мое восхищение вызывают, потому что были кризисы, несколько. Их было три: европейский, наш внутренний и прочее.

Монгайт: Вы имеете в виду кризис финансовый?

Смоляков: Да, в результате чего возникали эти паузы. Но декорации в Чехии стояли, они оплачивались, они хотели сделать, и они знали, что они должны и доведут это дело до логического завершения. Другими словами – доведут этот проект до зрителя. А дальше уже… Ну, Дима, не надо забывать – кино же. Кино, литература – это ведь, так или иначе, все равно продукт. Наверное, писать в стол, я так гипотетически предполагаю, наверное, можно, но не интересно. А кино снимать нужно для зрителя, значит, это товар, это продукт, который должен покупаться. Все.

Монгайт: Для зрителя обычного «Вия» недостаточно было бы, должны быть дополнительные эффекты?

Смоляков: Конечно. Произведение кина – это продукт, который должен покупаться. Покупаться где? На рынке. Нормальные, здоровые человеческие амбиции у продюсеров, они хотят, чтобы фильм увидели максимальное количество зрителей, желательно, если бы его посмотрели за пределами нашей великой родины. Я вполне цинично могу сказать, что могли пригласить иностранных артистов, которые могут быть…

Быков: В этом-то и штука…

Смоляков: А ты сейчас говоришь: «Не трогайте Николая Васильевича».

Быков: Я говорю о другом. Я говорю о том, что они охотнее смотрят национальную специфику.

Смоляков: Так она же там сугубо национальная.

Быков: Картографа зачем?

Монгайт: Во время рекламы мы уже придумали название рецензии, но какое не скажем. Дмитрий Быков хотел парировать.

Быков: Подождите, они с гораздо большим наслаждением смотрят этнические.

Монгайт: Они – это зрители?

Быков: Западные зрители. Ведь какая сенсация - «Тени забытых предков»? Картина снята целиком на гуцульском, на украинском, на карпатском материале. Зачем сейчас насыщать картину таким количеством абсолютно западных ходов, технологий и лиц вместо того, чтобы снять на Украине, там снимать очень недорого, насколько я знаю, во всяком случае дешевле, чем в Москве, нормального сельского «Вия»? Пусть он там на панночке летает в 3D. Что тут такого?

Петрухин: У вас будет такая возможность, Дим.

Смоляков: Вообще-то разговор слепого с глухонемым. Мы кина не видели…

Петрухин: Давайте так. Мы сняли дешевле, чем сняли бы на Украине.

Монгайт: 26 миллионов долларов ваш бюджет – это дешевле, чем на Украине?

Быков: Где?

Петрухин: Мы сняли там, где это возможно было снять, на Украине невозможно такого было сделать, мы очень пытались, не в Москве, не в Киеве и так далее. Тем более, вы говорите о еще каких-то вещах. Вопрос, который был про «Вия», я понимаю, о чем вы, то есть взяли «Вий» только ради бренда «Вий».

Быков: Ну да.

Быков: Мы же все понимаем, что склепана исключительно дорогая, возможно очень талантливая лажа, не имеющая никакого отношения к Гоголю и к «Вию». Это может быть и смешно, и прекрасно, и постмодернизм, но мы же понимаем, что это растление – хороших актеров и хороших зрителей