Владимир Путин и Михаил Ходорковский встречались последний раз лично много лет назад. Но постоянно ведут беседу. Этот разговор не так сложно восстановить, как нам показалось.
Леонтьев: Не сам Михаил Борисович сел и не сам вышел, это было очень, я бы сказал, рационально. Он сам произнес слово «прагматизм», оно абсолютно уместно, потому что сидение этих людей превратилось в обременение для власти, для них оно всегда было обременением, я надеюсь, во всяком случае, и для власти обременение. Власть избавилась от обременения, причем избавилась очень рационально, эффектно. Если говорить о случае с Михаилом Борисовичем, у меня такое ощущение, что они работают совместно. Все, как он себя ведет, причем при этом, сохраняя высшую степень достоинства, но при этом это абсолютно в кассу, будем говорить. Очевидно, вот он сказал, что рассматривает тюрьму как испытание, естественно, он хотел его выдержать, он, во всяком случае, утверждает впечатление, что он это испытание принял достойно, выдержал достойно, он стал, во всяком случае, гораздо умнее.
Ситуация сложилась так с Ходорковским, во всяком случае, что его сидение было выгодно только оппозиции. Оно не было выгодно ему, потому что это ему не нравилось, было видно, что он устал и не хочет больше, оно не было выгодно власти. Это такое обслуживание оппозиции. За что, зачем? Кстати, пока, я не очень слежу, но мне кажется, что такое унылое раздражение проглядывает. Это все вот эти либерально-интеллигентские, я не знаю, болтания бессмысленные. Никакой оттепели не будет, и нет никаких заморозков.
У нас есть экономический кризис, это проблема реально, реально то, чем никто не занимается, потому что это никому неинтересно, что в либеральный экономический блок загнал страну в кризис искусственно, ногами втоптал. Это никак не связано с международной конъюнктурой, потому что если вы просто удорожаете рубль в течение 12 лет, то у вас перестает быть конкурентная экономика, и почему-то вытекают капиталы из страны. Потому что если у вас национальная валюта дорогая, то вы стремитесь всю эту валюту превратить в иностранную, это выгодно. Ну все, вот этим надо заниматься. Это маразм, такой экономической политики не проводит ни одна страна в мире, ни одна, от США до Бурундии, никто не проводит такой политики. Это какие-то дегенераты, я не знаю. Вот это интересно, а мы занимаемся оттепелью.
Вы работать хотите? Деньги зарабатывать вы хотите, детей кормить, чтобы в стране что-то производилось, чтобы можно было в стране производить конкурентоспособную … ? 7лет назад можно было, 5 лет назад в России можно было собирать автомобили, сейчас нельзя, нельзя, невыгодно. Вот этим-то займитесь. Я думаю, что даже Михаил Борисович это понимает. Большинство электората всегда являются дегенератами, к сожалению. Но когда дегенератами совокупно являются представители экономических властей и люди, которые якобы должны что-то такое выбирать, это очень сурово, на самом деле.
Подвох простой, страна стоит перед необходимостью резкой девальвации рубля. Резко – это я имею в виду в два-в три раза, как дефолт. Это важно, на сегодняшний момент это важно, потому что, в основном, у нас все в порядке, у нас действительно средневековая оттепель, у нас действительно потрясающие внешнеполитические успехи, у нас все хорошо. Все, что делается сознательно, в здравом уме и в твердой памяти, хорошо. У нас чудовищная экономическая политика. И уж тут граждане либералы не имеют права придумывать ни в кого, кроме как в себя, потому что эта политика последовательно ведется с 1991 года, она все время такая, она ровно такая.
И те же самые люди – Лешенька Улюкаев по кличке «Упырь». Ну что это такое, ну? Этот человек ведал обменным курсом в Центробанке, между прочим, в последнее время, это его прямая обязанность. Теперь он занимается экономическим развитием, это человек, который сделал все, чтобы предотвратить любые возможности экономического развития в стране, все, что мог, и за это получил профильное назначение в Министерстве экономического развития. Он сам же сказал, что как ему грустно, что он ведаем Министерством экономического развития, а развития никакого нет.
Макеева: А вот как Михаил Леонтьев ответил на вопрос, не наблюдает ли он, что Путин с годами изменился, например, помягчал.
Леонтьев: Нет, он не становится, он на самом деле вообще очень мягкий. Он очень мягкий человек. Это человек, который способен, вот он лично, система жестокая, потому что для России дикий капитализм сам по себе очень ожесточает души, поэтому она жестокая, скорее, снизу, у нас, скорее, дворник жесткий, участковый, следак, мелкий бандит. Вот они жесткие, а власть у нас мягкая. Это не к Путину, конечно, относится, к одной из систем, еще и продажная. Кровавый режим Путина никогда не был кровавым, потому что когда режим кровавый, это другая история. Это же не Пиночет, это смешно. Ничего в нем кровавого нет. Возникла категория трудящихся, которые себя чувствуют бойцами-подпольщиками, при этом желают получать хорошую помощь к существованию в иностранной валюте, отдыхать на каком-нибудь хорошем пляже, возвращаться сюда и немножечко играть в борьбу с кровавым режимом. И вроде бы получается, у 99% получается, но некоторые заигрались.
Политическая реальность не изменилась, но в принципе стала лучше. Во-первых, я с Михаилом Борисовичем знаком, я считаю, что он правильно сидел. Он, собственно, сам все сказал, он сказал такую вещь: «Я понимал, что я играл в жестокие игры, но я не ожидал, что так получится». Но он одного не сказал, что он играл в жесткие игры, но почему-то считал, что с ним должны играть в мягкие игры, а с ним играли ровно в такие же игры, в которые играл он. Вот ровно, симметрично. Он проиграл, а он рассчитывал выиграть, он играл в жесткие игры. У меня такое ощущение, что он это понимает, что он понял, понял одно, что он рассчитывал победить первый раз в жизни. Он очень амбициозный человек, он перфекционист, он не хочет заниматься бизнесом, потому что в бизнесе он достиг всего, как ему кажется. И я его понимаю. Он не хочет заниматься политикой, потому что в политике он не достиг ничего, кроме поражения сокрушительного. Понятно, что больше ничего не достигнет.
И теперь он хочет быть, работать человеком, то есть то, что он говорит, – социально-общественная функция, может быть, это ему удастся. По тому, как он сейчас себя ведет, он годится в рабочие человеки. Дело здесь не в Олимпиаде, он же сам под Олимпиаду не работал, он же сам написал эти письма, правда, написал. Олимпиада – это вообще ерунда, на самом деле, такая реперная точка важна, она важна, потому что это сосредоточие публичности, не более того. Понятно, когда у вас в фокусе, вы находитесь в фокусе всех камер, вот вы выходите, а на вас направлены камеры, вы пуговицу застегните, прошу прощения, и волосы поправьте. Вот, то же самое и здесь. Надо прибраться правильно, потому что это сосредоточие публичности, не более.