Олег Газманов против сердюковщины, «Гринписа» и Пола Маккартни

Козырев: Я неслучайно спросил, пока мы готовились к эфиру, давно ли в последний раз в прямом эфире были. Все, что мы сейчас произносим, не будет цензурировано, в этом не будет никаких купюр. Вот прямо, что есть, то и говорим. Первый мой вопрос вот с чем связан: только что внесли олимпийский факел в Калининграде. Неоднократно крайне позитивно и бодро отзывались о том, что значит Олимпиада для нашей страны. С другой стороны, мы все чаще и чаще, по мере приближения Олимпиады, слышим тревожные новости о том, что происходит в Сочи. Есть какое-то ощущение, что, не дай Бог, что-то пойдет не так. Так вот вопрос: а какое доминантное ощущение все-таки у вас? Ощущение предстоящего праздника, или что-то явно идет не так с этой Олимпиадой в этой стране? 

Газманов: Во-первых, мне предложили нести факел в Москве, а я предложил нести его в Калининграде, потому что я родился в Калининграде, самая западная точка страны. Более того, не в Калининграде, а  в Светлогорске. Удивительно красивый город. Я такие позитивные эмоции получил.

Лобков: Это Пиллау или Тильзит?

Газманов: Нет, не помню, как называется, но там, где дача Геринга в свое время была. Это очень красивое место. На берегу Балтийского моря при стечении огромного числа людей. Я даже не ожидал. Более того, самолет задержался по техническим причинам, сменили на другой самолет. Я реально опаздывал. Прилетел туда, у меня такой водитель – Шумахер просто был, я в машине переоделся, схватил этот факел, вышел, огромное число людей, и так здорово все прошло! Я до сих пор с удовольствием это все вспоминаю. Вообще,  эта история с факелом интересная, конечно. Эстафета идет по всей стране, страна гигантская, везде этот этап проходит. Правда, как всегда.. . Меня что покоробило, сразу скажу. Во-первых, я считаю, что мало великих спортсменов пригласили, таких имен, которые история нашего спорта в нашей стране. Во-вторых, предложили купить этот факел. Дело не в том, сколько он стоит. Он стоит 15 тыс. рублей. Понимаете, когда тратятся гигантские суммы на все это и предлагается участникам выкупить факел… Я выкупил факел – не вопрос. Но я просто знаю, что есть некоторые приглашенные спортсмены, которые когда-то были чемпионами, для которых это проблема. Если бы я знал заранее, я бы всем купил факелы, просто подарил бы, чтобы стыдно было организаторам.

Лобков: Олег Михайлович, есть еще и другая проблема. К нам все время приходили письма, допустим, из Калуги, Костромы, где были инструкции министерства здравоохранения областей, министерства образования выделить столько-то людей, столько-то людей, поставить на таком-то расстоянии от бортика, чтобы они приветствовали. Бутылки должны быть только из-под определенной жидкости, которая является спонсором Олимпиады. Это не дискредитирует олимпийскую идею всенародного праздника?

Газманов: Мы же, тем более вы здесь, на телевидении, должны понимать, что есть спонсоры, есть рекламные моменты. Я не думаю, что это сильно дискредитирует, потому что это во всем мире есть, таковы правила.  Есть определенные правила, и им нужно следовать. Но, в принципе, все с большим «плюсом». По крайней мере, для меня это было очень интересно все.

Козырев: Есть какое-то желание выступить на открытии Олимпийских игр?

Газманов: Желание есть, конечно.

Монгайт: А предложения?

Газманов: Предложений нет.

Монгайт: Если говорить о патриотизме и о патриотических символах, как вы считаете, действительно ли можно пропагандировать патриотизм с помощью повсеместного развешивания флагов РФ, частого исполнения гимна РФ? Если чаще петь гимн, больше ли ты любишь родину после этого?

Газманов: Вообще, гимн – это такое произведение, которое должно объединять. И при большом количестве повторений оно, собственно, становится сакральным, как какие-то символы веры и так далее. То есть при повторениях, если с детства человек слушает, то это, знаете, как с молоком матери, входит в его кровь, мысли и так далее. И, конечно, это объединяет. Я думаю, гимн должен часто повторяться и объединять нас. Это да. Гимн, флаг, герб. Мы должны гордиться.

Монгайт: И факел РФ.

Газманов: И факел тоже, да.

Лобков: Вы недавно участвовали в исполнении молодежного гимна.

Газманов: Вы знаете, это соль на раны. Какой-то, извините, идиот назвал это «молодежным» исполнением. Мне 62 года. Нормально?

Монгайт: Это не Шойгу разве?

Газманов: Нет, кто-то из средств массовой дезинформации назвал.

Бухарин: Речь идет о том, что вы приняли участие в исполнении версии гимна, в которой еще помимо вас приняли участие певица Валерия, Алсу, хор Александрова.

Газманов: Там многие участие принимали, просто… Как вам сказать? Вот мне предлагают из министерства обороны или правительства (не знаю) спеть гимн. Какой идиот откажется? Конечно, мы… Официальная история, гимн спеть, я согласился, естественно. Но когда объявили (потом я уже увидел с ужасом), что это «молодежный гимн»  – неправильно. Молодежная версия не такая должна быть, если она вообще должна быть. Конечно, я считаю, что гимн может быть в очень разных версиях, исполнениях, но давайте уже правильно… Стиль должен быть во всем этом. Вкус и стиль. Иначе это будет выглядеть посмешищем, и только со знаком «минус».

Монгайт: Простите, а вы учили слова  к этому исполнению, или вы знали их наизусть?

Газманов: Я знал наизусть, но я все равно поставил перед собой слова, потому что, честно вам скажу, что я старый гимн, гимн Советского Союза, я знал наизусть. Я большую часть своей жизни прожил в Советском Союзе. После того, как я подготовился и исполнил ее, я, конечно, выучил, я все это знаю.

Козырев: Если говорить о стиле, я часто встречаю у вас в интервью такую резкую критику того, как проходят у нас, например, какие-то важные, значимые транслирующиеся мероприятия по телевидению. Например, День милиции. Вы напрямую говорите, что вам даже неловко от того, что происходит там. Вы уже не выступаете там много лет. Вам правда неловко за то, что идет на сцене во время Дня милиции? И почему, если неловко?

Газманов: Я объясню. Да, я действительно много лет уже не выступаю, но не из-за того, что я демонстрацию делаю, меня и не приглашают особо, понимая мое отношение к этому и так далее. Я считаю, что это неправильно, когда в Кремлевском дворце сидят все в одинаковых костюмах. Это похоже на протокольное мероприятие, а должно… Я предлагал, как надо сделать. Давайте пригласим всех в «Олимпийский», как поощрение лучших работников. И пригласить их с семьями, детьми, женами, чтобы это был семейный праздник. Корпоративный. Корпорация чтобы пришла, и чтобы концерт был неформальный. Не 20-30 артистов под фонограмму один за другим идет, а пусть будет 5-6 тех артистов, которые были бы выбраны голосованием тех людей, для которых праздник создается. Пускай они выберут, каких артистов они хотят сами.

Лобков: То есть как на корпоративе выбирают актеров и лучших работников ресторана?

Газманов: Неважно.

Козырев: «Корпоративный общий номер для полицейских. Пришлите смс на такой-то номер».

Газманов: Не так. Провести опрос среди них: кто им помогаем в их работе, какие песни они хотят слушать.

Монгайт: Вы не боитесь, что они шансон слушают?

Газманов: Да какая разница? Шансон разве запрещенная музыка? Шансон пускай слушают. Пусть шансон будет,  в конце концов. Пускай они послушают то, что им нужно, понимаете? А не то, что нужно каналу для рейтинга.

Бухарин: Но в этом же возникнет двусмысленность.

Газманов: Какая двусмысленность?

Бухарин: Если будут сидеть полицейские и слушать шансон

Газманов: А почему вы считаете, что полицейские будут слушать шансон? Вы считаете, что у них нет вкуса, или они все бездарные?

Орлова: То есть те, кто слушают шансон, у тех  нет вкуса?

Газманов: Нет, неправда. Это вы так переставляете с ног на голову. Вы меня не запутаете.

Орлова: Это вы только что так сказали.

Газманов: Это неважно. Что они хотят слушать – это их право. Но я хотел бы, чтобы это не было 20-30 артистов, а было бы несколько артистов, которые поставили бы нормальную аппаратуру, вживую спели бы то, что они могут спеть реально. Это было более честно и более правдоподобно, и, кстати, понравилось бы тем, для кого этот праздник.

Орлова: Вы несколько раз употребили слово «корпоратив», «кооперация», «корпорация». А вы сами выступаете на корпоративах? Кто вас зовет?

Газманов: Я имел в виду корпоратив не в том смысле, что это…

Орлова: Я понимаю, но это плавный переход.

Газманов: Вы такие хитрые переходы делаете. Я все-таки заострю: я говорил не о конкретной музыке, я говорил не о корпоративе, я говорил о корпорации. Органы внутренних дел – какие песни они любят? Или ФСБ?

Лобков: ФСБ мы примерно знаем.

Газманов: Или, скажем, министерство обороны. Какие им песни нужны? Духоподъемные песни какие для них? К этому я имел в виду, что такой концерт и нужен для них.

Орлова: А вас зовут выступать в частном порядке?

Газманов: Зовут, конечно.

Орлова: На корпоративы?

Газманов: Да.

Орлова: Кто? Генералы? Без имен.

Газманов: У меня редко бывают такие мелкие объемы. У меня корпоративы знаете какие? День рождения завода или День города. Это корпоратив или нет?

Орлова: Если у генерала день рождения, например, или юбилей?

Газманов: Это крайне редко бывает. Я даже не помню за последние два года, чтобы что-то такое было. У меня слишком музыка мощная для небольшого зала.

Лобков: Несколько лет назад у вас был запрещенный клип, который вполне годился, может быть. Клип такой: «Как мы сможем победить, если нас легко купить? Как мы сможем побеждать, если нас легко продать? Широка же наша родина-мать, высоко же президент – наш отец». Клип был запрещен. Он до сих пор запрещен?

Газманов: Мультик такой. «Как мы сможем победить, если нас легко купить?»

Козырев:  Мы все в обязательном порядке пересмотрели это видео.

Монгайт: У нас можно находить запрещенные.

Газманов: Я его написал, знаете когда? Еще в 2005 году. Я считаю, что это вполне такая песня, которая является мощным оружием против коррупции и прочее. Но когда ее не крутят… Ее поставили пару радиостанций, потом мне шепотом в трубку сказали: «Все-все, никакой ротации». Я говорю: «А че такое?» «Да не-не-не…»

Монгайт: То есть вы диссидент, да?

Газманов: Да какой я диссидент? О чем вы говорите? Я не диссидент, но… Я не знаю, кто стоит, но я считаю, что это «как бы чего не вышло» - такой брежневский вариант. То есть нет такого прямого запрещения.

Козырев: А если сфокусироваться, кто эта темная сила, которая перестраховывается, абы чего не вышло, это кто? Телевизионные начальники, радионачальники?

Газманов:  А вот сфокусируйтесь на этом.

Козырев: Какая-то гипотеза, конспирологическая теория есть?

Газманов: Я сказал. Это такая масса людей, которая делает «как бы чего не вышло», как бы по башке не дали за то, что это…

Козырев: Олег, я знаю, например, что у вас совершенно разные отношения с главными каналами страны.

Газманов: Да.

Козырев: С одним не очень.

Газманов: Да.

Козырев: А с другим, наоборот, очень.  Почему так складывается, и насколько это зависит от конкретной личности, которая возглавляет канал?

Газманов: Я бы не хотел переходить на такую узкую тему,  кто меня любит, кто не любит, кого я люблю, кого… Мы сидим, люди, которые должны поднять глобальные темы, что все обо мне и обо мне: какие каналы про меня. Давайте говорить о чем-то значительном, которое поможет стране. А то, с кем у меня какие отношения – да… Меня уже сложно закрыть. Если меня нет на каком-то канале, я просочусь где-то на другом канале, как песню эту, в интернете скачало больше людей, чем песню «Офицеры», например. Я посмотрел, удивился даже.

Монгайт: Скажите, пожалуйста, важно ли современному исполнителю, рассчитывающему на успех, поддерживать какие-то отношения с теми самыми корпорациями, о которых идет речь. Например, какие у вас отношения  с РЖД?

Газманов: Никаких. У меня нет отношений.

Бухарин: Недавно была история, мне, кстати, по поводу нее обрывали телефон, когда Сергей Капков из московского правительства пытался запретить вашу песню «Москва – звенят колокола», которая звучит на Ленинградском вокзале.

Газманов: Я так и знал, что вы перейдете на все эти…

Лобков: Ну, а как же? Мы из Питера и обратно слушаем ваше творчество.

Бухарин: Это в чем здесь дело? Это какая-то тайная борьба с «лужковским наследством»? И обидно ли вам, все-таки?

Газманов: Значит так. Я получил удовольствие. Первый раз – когда я писал эту песню, меня колбасило просто. У меня когда стало получаться, эти слова: «В ярком злате святых куполов гордо множится солнечный лик, с возвращеньем двуглавых орлов продолжается русский язык… По ладоням твоих площадей проходили колонны бойцов, погибая во имя детей, шли в бессмертье во имя отцов». Меня это так поднимало, и я так это писал с таким удовольствием, кайфом. Я за границей был десять дней, мне так захотелось домой, и я в самолете прямо начал на коленях это писать. Приехал  в аэропорту… домой доехал, дописал. Потом думаю: как я буду аранжировку делать? Я стал вспоминать традиции великих военных оркестров: «Амурские волны», «Прощание славянки». Не хочу делать попсовую песню, надо сделать с элементами... Духовые инструменты там. Помню, как я нашел человека, который занимается аранжировками таких инструментов, как мы это соединили с ритм-секцией, как мы это делали. Хор такой военный. Они говорят: «Москва, звонят колокола…». Я говорю: «Не Москва… Москва-а – звонят колокола». И мы все это писали, я получил такое удовольствие. И потом, когда я вышел, в первый раз спел эту песню, и люди сразу встали.

Лобков: Это год какой был? 1998-й или 1999-й?

Газманов: Я не помню точно. Но это давно уже было.

Лобков: Когда Юрий Михайлович собирался быть президентом или его собирали в президенты?

Газманов: Нет, раньше. Еще когда…

Лобков: 850 лет Москва, когда был такой День  города, от которого все должны рухнуть?

Газманов: Нет-нет. Это было два года до 850-летия Москвы. Я вспомнил. Потому что к 850-летию Москвы написали около полутора тысяч песен. Все стали к юбилею писать, а я уже написал, и как бы она осталась. Мне говорят: «Вот, написали к юбилею». Да не к юбилею я написал. Я получил удовольствие. Потом я когда я посмотрел – глядя в зал, смотришь, люди поют – я второй раз удовольствие получил: вот хорошо получилось. А что касается того – это частный момент какой-то. Кому-то из чиновников не понравилось. Мы живем в такое время, когда можно. Когда чиновник не может песню запретить. Если эта песня нужна, она все равно будет звучать. На ЖД ли…

Монгайт:  Но он может ее очень настойчиво разрешить.

Газманов: Ну, как «настойчиво разрешить»? Если люди не хотят слушать. Вот сейчас идет «Битва хоров», голосуют смс-ками. Ни жюри нет, никого. Я сейчас иду на первом месте с такими песням, про которые говорили: «Ну, как? Это че такое? Лубок какой-то!» А я иду с этими песнями, народ голосует, и я на первом месте с двукратным отрывом.

Козырев: По поводу «Битвы хоров», вы не предполагаете, что там может в обязательном порядке людей просто обязывать, особенно на государственных предприятиях, голосовать за тот или иной коллектив? Если это земляки.

Газманов: Ну, как? Минуточку.

Козырев: Объявляют на производственном собрании.

Газманов: Это чепуха. Объявляют, а человек не хочет тратить свои деньги на это, и что вы ему сделаете? Вы не сможете проверить, будет он голосовать или нет. Вот это шикарный момент просто. Это невозможно проверить. Это как раз тот  самый случай, когда народное голосование. Это не интернет, когда сидит отмороженный, как крыса, нажимает кнопку тык-тык-тык-тык-тык и 100 ушло.

Орлова: Вы получали когда-нибудь деньги за то, что ваша песня крутится на вокзале? Авторские отчисления.

Газманов: Авторские идут отчисления.

Орлова: Да?

Газманов: Наверное.

Орлова: Наверное?

Газманов: Они исчезающе малы. Чтобы вы понимали: вообще, эта тема, кстати, интересная, если мы по поводу культуры говорим. Хочу сделать заявление.

Монгайт: Лучший канал для этого. Обращайтесь.

Газманов: Обращаюсь. У нас сейчас, я считаю, великолепные музыкальные проекты: «Голос», «Фактор А» и так далее. Большие рейтинги, а куда уходят потом эти голоса, вы задумывались? Вот они великолепно выступили.

Козырев: В никуда.

Газманов: В никуда. А почему? Почему они поют иностранные песни? Потому что своих нет таких, этого же качества. А почему нет такого качества своих песен? А потому что нет композиторов, которые это будут сочинять. А почему их нет? А потому что у них авторские не идут.

Козырев: Потому что это финансово невыгодно нынче сочинять песни?

Газманов: Да.

Козырев: А вот проект только что с Виктором Дробышевым, который был, когда призван был найти самородков, которые талантливые композиторы и готовы предоставить свое…

Газманов: Я в этом проекте участвовал. В проекте «Хит». Я нашел песню, перелопатил ее наполовину, чтобы самому спеть. Ну, хорошо, вот она, песня.  Одна песня. Кто ее будет петь? Одна песня родилась. Этот парень говорит: «Я еще хочу песню. А что мне за это будет?» Вы найдите этого композитора, который участвовал в проекте. Сколько он получил, можете вы спросить? Я получаю более-менее приличные деньги как автор. У меня огромное количество хитов, и я как поэт получаю и как композитор. Но представьте себе, человек идет на эту скользкую дорожку сочинения для голосистых певцов.  Вот он сочинил одну песню. За одну песню он получит – даже это суперхит какой-нибудь – столько денег, что не сможет на них даже какое-то время прожить. То есть он должен идти в управдомы, дворники, еще куда-то, чтобы заниматься этим делом. Это не продуктивно. Огромное количество телеканалов, радиостанций используют эти песни. Огромное количество контента уходит в интернет, там крутится. Чтобы эта музыка развивалась, она должна иметь обратную связь. Написал хорошую музыку – тебя каким-то посредством…

Лобков: Только не говорите о господдержке.

Газманов: Не нужна никакая господдержка. Господдержка – это вообще неправильно в этом смысле.

Козырев: А в чем механизм-то? Что значит нужно изменить? Нужно просто высоко поднять ставки авторских гонораров.

Газманов: Конечно. Процент должен быть выше. Потому что получать деньги, на которые даже нельзя аранжировку сделать. Если это будет, я сам буду искать, найду парня или девушку, которые поют, и я рискну своими деньгами, сделаю ему аранжировку, раскручу его. Если это будет хит, значит, все получат, он получит репертуар.  А если этого не получится, значит, мы рискуем. Так и должно быть.

Бухарин: Может быть, дело в агентствах, которые являются посредниками, которые перераспределяют эти отчисления, потому что у них очень непрозрачная деятельность.

Газманов: Да, возможно.

Бухарин: Там же непонятно, как они собирают эти деньги, как они раздают их артистам.

: Я не бизнесмен, я не знаю. Но я знаю, что у нас прервана обратная связь между хорошей продукцией  и откликом тех, кому это…

Монгайт: Но ни у всех есть такой талант, как у вас, например, писать гимны. Вы написали гимн города Саратов. Это значит, что гимн города будет регулярно исполняться в Саратове. Это песня с гарантированной судьбой.

Газманов: Я не писал гимн Саратову. Я написал песню про Саратов. А то, что она при многократном повторении становится… Я не пишу гимны. Гимн – это такое сакральное произведение, которое должно по стойке смирно… Я не могу. Я написал песню «Офицеры». Ее называют гимном. Но я же не писал гимн. Вообще, есть гражданская песня, есть еще что-то.

Монгайт: Я слышала, что не все жители Саратова поддержали идею сделать эту песню официальным трэком города.

Газманов: Между прочим, не все жители страны поддержали сделать официальным гимном гимн России.

Монгайт: Так это насколько «не все» - даже страшно сказать!

Газманов: Ну, и что?

Монгайт: Ну, и что? Сказали сделать – сделали.

Газманов: А кто сказал? А вы знаете, что там на местном портале поэзии была рубрика, как-то там так было сформулировано – «местные поэты решили сбросить Газманова с парохода современности» (как-то красиво было сказано). Они взяли и опубликовали, чьи стихи лучше и так далее. И я в этом не участвовал. И первое место – опять же, мои стихи про Саратов.

Монгайт: Голосованием?

Козырев: Вы пишете песни, которые сами по себе становятся гимнами потом?

Монгайт: Я же говорю, это талант.

Газманов: Я пишу песни, потому что мне нравится это делать. Я выхожу на сцену, потому что мне нравится это делать. А будут или не будут эти песни гимнами – это уже не мне судить.

Козырев: Важная тема, которую мы не можем обойти – это тема патриотизма. Сложно встретить ваше интервью без того, чтобы вы размышляли на эту тему. И причем, очень часто вы подчеркиваете, что вы всячески за нормальный, здоровый патриотизм в отличие от псевдопатриотизма. В чем это отличие? Приведите пример, где псевдопатриотизм, а где настоящий патриотизм.

Газманов: Я думаю, настоящий – идет инициатива снизу. Люди объединяются как-то. Настоящий патриотизм – это когда… Минин и Пожарский. Лавочник, кто он там был, Минин. Представляете: не было ни мобильных телефонов, ни ДОЖДЯ, ни каких-то средств коммуникации. Вот он вышел на площадь и сказал: «Люди, давайте я все отдам, все нажитое, чтобы спасти Россию». Пошли уговорили Пожарского…

Монгайт: Люди объединились перед угрозой.

Газманов: Объединились, пришли. Вот это патриотизм. Пришли и победили.

Козырев: А псевдо?

Газманов: Если бы этого не было, они бы…

Орлова: А объединение на почве националистических идей – это патриотизм? Тогда тоже люди сами собираются.

Газманов: Не знаю.

Орлова: Вы как считаете?

Газманов: Я не знаю.

Лобков: Про это сейчас в шоу-бизнесе разделов появилось. Много событий политических как раз вокруг родины. Только несколько перечислю: закон об иностранном усыновлении, закон о запрете гей-пропаганды, «болотные» или «поклонные» - там и там певцы были, вопрос о Pussy Riot, о танце в храме. У вас по каждому из этих вопросов есть определенная позиция, или не по каждому, где-то вы аполитичны?

Газманов: Я занимаюсь делом, которое очень люблю. Я понимаю, что у меня это получается, но как комментатор таких вот вопросов…. Читайте мой твиттер, я иногда, может быть, излишне эмоционально, но высказываюсь на эту тему. А сейчас это все прошло, даже не хочется это ворошить. Хочется не смотреть в прошлое, а смотреть в будущее.

Лобков: Многие ваши коллеги, Елена Ваенга, например, увековечили себя в слове твиттера.

Газманов: Ну, и что?

Орлова: Вы говорите «прошло». Последствия закона  о запрете усыновления детей действует до сих пор и будет действовать и дальше. Мы же вас спрашиваем как гражданина, известного, заслуженного.

Газманов: Я не специалист в этом вопросе. Этот вопрос настолько многогранен, что нужно посвятить этому отдельную программу, я реально подготовился бы к этому вопросу, посмотрел бы разные мнения специалистов.

Орлова: А вы не можете свое мнение сказать без мнения специалистов? Есть какие-то очевидные вещи.

Газманов: А вы конкретно скажите.

Лобков: Например, Greenpeace. На наших глазах все разворачивается. Огромное количество деятелей шоу-бизнеса западного – МакКартни, Мадонна, Боно – пишут письма президенту, высказываются «освободите арктическую 30-ку». Вы бы подписались под этим письмом или нет?

Газманов: А почему не хотят Greenpeace направить на Фукусиму? Там заражают весь океан, там половина рыбы и так далее… В общем, конкретно наша платформа стоит в море.

Монгайт:  То есть вы считаете, что они лезут не в свое дело?

Газманов: Я считаю, что Greenpeace – это абсолютно политизированная история. И направляется в то место, в которое кому-то нужно. Это абсолютный бизнес-проект.

Монгайт: Кому?

Газманов: Кому-кому. Кому угодно.

Орлова: Ну, кому?

Газманов: Кому-то нужно, например, чтобы наши платформы… Минуточку. Это нужно тому, кому неинтересно, чтобы наши платформы добывали нефть в наших морях. Понимаете? Это противодействие нашему бизнесу. Я так считаю. Я, может, не прав или прав, неважно, я так считаю. Я считаю, что Greenpeace могла бы направить свои усилия в те места, где действительно опасно для природы и так далее.

Орлова: А вы знаете, против других компаний они тоже направляют свои усилия. Shell...

Козырев: Exxon Mobile, разлив в Мексиканском заливе.

Газманов: Они захватили хоть одну платформу Shell? Я не знаю просто. Минуточку. Они пытались захватить?

Орлова: А что они захватили «Приразломную»?

Газманов: Пытались.

Козырев: Точка зрения Олега по поводу Greenpeace понятна.

Газманов: Минуточку. Я сейчас скажу по поводу Greenpeace и так далее. Столько писали про Greenpeace! Я в Москве высадил почти две тысячи деревьев. Я делаю конкретное дело. Я не знаю, что там делает Greenpeace, захватывает платформы… Пусть бы они деревья лучше сажали. Те, кто Химкинский лес защищал, пусть каждый бы посади по 10 деревьев, ё-моё. Greenpeace…. Давайте Greenpeace выйдет и скажет: «Люди, не писайте в подъездах, сажайте деревья, в конце концов». Почему они обязательно должны захватить эту платформу?

Лобков: Хорошо. Есть закон о запрете гей-пропаганды. Многие ваши коллеги по шоу-бизнесу, скажем так, активно эксплуатируют образ гея, причем, такого карикатурного гея, чтобы обеспечить себе успех на эстраде. У вас с ними как складываются отношения?

Газманов: У меня нет отношений с ними никаких.

Лобков: Вы же с ними на одном сборном концерте появляетесь.

Газманов: И что? Что теперь? Есть такие люди, у них такая ориентация.

Лобков: Они тоже хотят против кого-то выступить? Против национальных устоев России.

Газманов: Кстати, кого я знаю, никакой… Был бы идиотизм, если бы они вдруг пошли на демонстрацию. Я считаю, что вообще все это гейство, гей-парады – это победа пиара над разумом. Кстати, как и Greenpeace тоже. Я честно скажу, люди, которые увлечены своим делом, которые занимаются творчеством, они ни на какие парады… зачем нужны парады?

Монгайт: Вы считаете, что Пол МакКартни не должен был обращаться к президенту Путину по этому вопросу? Что он поступил неверно, что это трата времени?

Газманов: Я вообще удивлен, что он этим занимается. Для меня он великий композитор, любимый композитор. Но то, что он защитил, вмешательство в Pussy Riot или к Путину обратился… Чего он к Путину обращается? Пусть обращается к Бараку Обаме. У каждого президента в каждой стране в каждой политике масса грязи и масса позитивного. Ну, пусть у себя там что-то делает.

Монгайт: То есть не надо лезть в наши дела?

Газманов: Не надо.

Орлова: Это как? Тогда кто-то должен из наших обращаться?

Газманов: Нет. Минуточку. С другой стороны, это полезно – покусывать немного власть, чтобы власть понимала, что сильно заходить за рамки…

Орлова: А вы считаете, что на власть российскую действуют покусывания?

Газманов: Конечно, действуют. Власть озирается и думает: «Нет, надо для народа что-то сделать, иначе засада вообще».

Монгайт: А у вас был когда-нибудь повод укусить Путина по какому-либо поводу?

Газманов: Укусить?

Монгайт: Покусывать, ладно. МакКартни покусывает, почему бы и вам не покусать.

Газманов: «Как мы сможем победить…» Если мои песни по словам прочитать, то, я не знаю, тогда мне туда же – по этапу. Читайте стихи. На самом деле мне есть кусать кого. Чего покусывать Путина?

Козырев: Кого?

Газманов: Кого хочешь. Тут кусать можно – вон сколько народу.

Козырев: С чем бы вы, например, обратились к лидерам своей страны, указав на то, что вы как гражданин категорически не согласны. Были такие прецеденты или нет?

Газманов: Да у меня все в стихах написано. «Все перепуталось, переплелось, глотки от криков хрипят, ложная правда, правдивая ложь в лицах безликих солдат…».

Орлова: Мне кажется, если у Олега в чем не согласиться с властью. В сентябре вы давали интервью изданию Lenta.ru и там высказались по поводу Минобороны.

Газманов: Да.

Орлова: Вы входите в общественный совет при Минобороны.

Газманов: Да.

Орлова: Вы сами назвали все это сердюковщиной, сказали, что «это противно и ужасно», неправильно, и что справедливость не восстановится, пока не будут посажены за решетку участники этого дела. Вопроса еще нет.

Газманов: Ну.

Орлова: Это было в сентябре, а тут дело повернулось по-новому, и вы разочарованы, например, тем, что Анатолий Сердюков, главный фигурант дела «Оборонсервиса», не то чтобы не понес никакого наказания, он еще и на работу устроился. И куда? В госкорпорацию «Ростехнологии», насколько я понимаю.

Газманов: Я не могу конкретно говорить, что это Сердюков.

Орлова: Нет, вы сказали конкретно.

Газманов: Суд должен разобраться. Но когда все время нам говорят, что там миллиарды какие-то стырены, мимо прошли, и никто за это не отвечают – вот это я возмущен реально. Что касается моего присутствия в общественном совете министерства обороны. При Сердюкове я был, я реально перестал ходить, потому что я предлагал конкретные вещи, более того, я ездил, когда был конфликт между Грузией, Осетией  и так далее, я сам проинициировал, мы полетели туда с командой, группой «Эскадрон», фактически на грузовике дали концерт. Не в городе, как меня просили, а на блок-постах наших, ребятам, которые еще порохом пахли. Я в их глаза смотрел. Из пацанов, видно было, за месяц они стали бойцами, мужчинами. Это дорогого стоит. Я это проинициировал. Я предложил дальше полететь, сделать на каком-то крейсере, в Средиземном море. Я готов бесплатно.

Монгайт: На Средиземное море готовы вылететь?

Газманов: Не надо передергивать. Я готов вылететь туда, где наши корабли несут боевую вахту.

Монгайт: Чтобы поднять боевой дух?

Газманов: Да. Неважно, Средиземное море, не Средиземное. Вы так говорите?

Орлова: Предлагаю закончить…

Газманов: Я закончу то, что я говорю. И это было… все моей инициативе не придали значения.  А сейчас мне интересно, Шойгу по-другому проводит. Раньше было так: все жаловались, ругали все это, министерство обороны, что все плохо-плохо-плохо. И все это перемалывалось и ничего не делалось. А сейчас он нас резко останавливает и говорит: «Предложения». Вся эта говорильня закончилась. Сейчас конкретные есть предложения. Конкретно: из пустого в порожнее никто не переливает. Сейчас очень интересно. Мне интересно, что будет через несколько месяцев, когда все это начнет реализовываться. Я хочу посмотреть.

Монгайт: А вы что-то конкретно предлагали?

Козырев: Что – все?

Газманов: Там много вопросов. Я конкретно предлагал. Я сейчас не буду говорить. Но если это сдвинется, для меня это будет такой праздник!

Лобков: А священники в армии и эти храмы «Мобильный десант» - это хорошо?  Вы за это выступаете?

Газманов: Для людей, которые веруют, конечно, хорошо. Они должны окормляться. Должны быть священники, должны им помогать. Почему нет? Это было во всех армиях и есть. Почему нет? Конечно, за.

Орлова: Все-таки возвращаюсь, извини, Паша. Вы высказались довольно категорично, а сейчас как-то говорите, что вроде бы вы возмущены. Из «А» следует «Б». Вы сказали, что вы возмущены тем, что никто не сидит из тех, кто украл. Сердюков был главным фигурантом,  и вот он устраивается на работу. Вы возмущены этим фактом?

Газманов: Я возмущен, что нам всем говорят, что там миллиарды украдены, а никто не посажен. Да,  я этим возмущен. Конкретно возмущен. Глядя в камеру, я этим возмущен. Я считаю, что нужно довести до конца.

Орлова: Довели, как могли.

Лобков:  Недавно с вашим коллегой Григорием Лепсом случилась неприятность – его не пустили в Америку. Он признался в связи с неким «братским кругом».

Газманов: Он признался?

Лобков: Да, он сказал, что он знает их как людей.

Орлова: Дружит с Владиславом Леонтьевым 30 лет, он сказал. Я была на той пресс-конференции.

Лобков: Есть в вашей профессии такой риск не с тем подружиться? История с Лепсом вас как-то насторожила? Есть ли у вас такого рода знакомые?

Газманов: В свое время был такой эпизод с Игорем Тальковым, царство ему небесное. К нему какой-то националист, я не помню, подошел так: «Игорь, давай сфотографируемся». Сфотографировались. А потом это где-то выложили, и там такая полемика была. А тот какой-то совершенно… Я уже не помню ни фамилии… не то Васильев (боюсь просто неправильно сказать, двадцать лет назад было). Игорь мне говорит: «Слушай, сфотографировался, это в газетах, журналах напечатали, и у меня телефоны замолчали просто. Перестали приглашать на концерт, что  с таким конченым человеком я это…». Вот ко мне подходят какие-то люди фотографироваться, я не могу. Откуда я знаю, кто они и так далее. Я не знаю, что эти люди. Потом более того, с кем-то знаком – знаком. А потом – раз, оказалось, он украл миллиарды. Я же…

Монгайт: Как вы считаете, именно такая история была, например, с  Кобзоном, которого много лет в Америку не пускали?

Газманов: Я Кобзона знаю как артиста, как человека на сцене. Что касается «не выпускали в Америку» - я не знаю, почему. Я не знаю всей этой истории досконально, я не могу про это говорить, я считаю, что это неправильно. Заслуженный человек, кто он? Террорист? В Америку Бен Ладена пускали, а Кобзона не пускали. Как это так? И не пускают.

Бухарин: А у вас есть в Америке какая-то концертная история?

Газманов: Я в свое время довольно часто ездил в Америку на концерты, потом перестал. Причина простая: очень тяжело. Двухчасовой концерт – ты прилетаешь, и у тебя все с ног на голову переворачивается. Выходишь петь, а организм спит. Ты ему говоришь «надо петь», ты ему кофе, ты страдаешь неделю, пока не вошел в режим. Вошел в режим (10-12 дней гастроли), приезжаешь сюда – опять та же история, опять входишь в режим. Тем более что в Америке мы выступаем опять же перед русскоязычной публикой, поэтому для меня особой разницы нет, а физиологически тяжело.

Монгайт: А вы выступали когда-нибудь в Чечне? Например, перед нашим контингентом или, наоборот, перед нынешними властями Чечни?

Газманов: Нет.

Монгайт: Вас не приглашали?

Газманов: Не было такого.

Козырев: Сейчас по атмосфере, которая складывается у нас в стране, есть четкая иллюзия, что враг у ворот, что весь мир против России. И это четко есть одна из задач нынешней пропаганды. И это нельзя не заметить. Вы согласны с этим или нет? Действительно ли все желают нам зла?

Газманов: Ну, вообще, хреновато про нас пишут во всем мире, между прочим.

Орлова: Может, так и есть?

Монгайт: Может, заслужили?

Газманов: С одной стороны, в чем-то заслуживаем. А  в чем-то – совсем нет.

Орлова: А в чем нет?

Газманов: Такие тенденции есть, где финансовые интересы, политика, то нас тут же опускают, словно говоря в угоду не справедливости, а политическим каким-то моментам. И наоборот. У них абсолютно четко поставленная пропаганда. Я считаю, есть идеологические оружие, оно направлено против нас и не только против нас, между прочим. Направлено, потому что это понятно. Понятно, что каждая страна конкурирует во всем друг с другом.

Лобков: Вы четко были связаны с Юрием Лужковым, были его главным певцом.  

Газманов: Это еще один миф.

Лобков: После ухода Лужкова изменилась ли ваша жизнь?

Газманов: В чем это выражается? Стоп…

Лобков: На всех днях города были ваши песни.

Газманов: Вы говорите в утверждающей…. «Вы, например, голосовали за этого, за этого и за этого». «Стоп, – говорю,  – я не голосовал». А вы уже сказали, дальше подхватывают средства массовой дезинофрмации…

Козырев: Нет, Павел сейчас оперирует стереотипом, ощущением восприятия.

Газманов: Не надо стереотипов.

Козырев: Если большинству людей задать вопрос, кто был любимым артистом у бывшего мэра, они назовут ваше имя.

Орлова: И Кобзона.

Газманов: Это разные вещи. Если я был любимым певцом у кого-то, сейчас кто-то другой может быть любимым у кого-то.

Монгайт: А с Собяниным вы знакомы?

Газманов: Знаком, он меня знает. Мы не общаемся так особо. С Лужковым мы больше общались, потому что в тот период я сочинил песню «Москва». Меня часто приглашали, я огромное количество бесплатных концертов – чтобы вы понимали – для Москвы и для Дней города ни за копейку вообще.

Монгайт: Не жалеете?

Газманов: Не жалею, нисколько. Я получил удовольствие и доставил радость многим людям. Чего жалеть. Я сейчас делаю огромное количество концертов. Все большие мощные концерты или не оплачиваются вовсе или так мало, что не имеет значения никакого.

Монгайт: Бессребреник.