Алешковский: Нет, это уже впоследствии было, а так дело происходило довольно просто. Я приехал в Питер снимать проект про жизнь питерской, и российской в том числе, ЛГБТ-тусовки, просто про людей. Одновременно с этим там оказался Стивен Фрай, мы с ним переписывались в Twitter, планировали встретиться, я, может быть, пытался бы догнать его в аэропорту. Вот откуда взялась эта непонятка. После чего я приехал в аэропорт, и у меня там хотел взять интервью руководитель местной ЛГБТ-организации «Равноправие», которого зовут Юрий Гавриков. Вместе с ним мы и были задержаны в момент записи этого интервью. Он просто сидел с фотоаппаратом и записывал меня в общественном месте, в зале ожидания. К нам подошли сотрудники полиции и в ультимативной форме сказали: «Прекратить съёмку немедленно. Это режимный объект». Так как я 7-8 лет работаю фотографом профессиональным, я прекрасно знаю все права и нормативные акты, которые с этим связаны. Я им заявил, что у них нет никаких оснований на это, что съёмка запрещена только в контролируемой зоне аэропорта. То место, где мы были, это был третий этаж, зал ожидания, он не является контролируемой зоной аэропорта, доступ туда свободен, не требует билета. Гавриков никуда не улетал, у него не было билета, он не мог попасть в контролируемую зону, где нет никакого пропуска специального, ничего.
Макеева: Это фактическая причина задержания, явно придрались. Но почему?
Алешковский: Они придрались, безусловно, после чего они сказали: «Давайте свои документы», мы сказали: «Основания?», а дальше обычное дело – это та простая деталь, которую очень мало наших сограждан, к сожалению, знает, что если сотрудник полиции требует от тебя документы, это не значит, что ему нужно их показывать. У него должны быть на это чёткие основания, прописанные в законе. Мы и попросили эти чёткие основания, объяснения. Может быть, мы совершаем какое-то правонарушение, может быть, подходим под какое-то конкретное описание конкретной ориентировки. Ничего этого не было нам сказано, ничего не было нам объяснено, после чего нас привели в отделение с помощью ОМОНа, где над нами довольно сильно издевались.
Нас оскорбляли, нас пугали, нас раздевали догола, обыскивали, на что не было совершенно никаких юридических оснований, нас засунули в камеру, где продержали несколько часов. Света смогла через 4 или 5 часов пробиться к нам в отделение, нам не были разъяснены наши права. Мы буквально умоляли прапорщиков вместе, мы говорили: «Пожалуйста, вы хотите, чтобы мы подписали в протоколе, что вы нам разъяснили 51 статью Конституции, давайте разъясните», он не разъясняет. «Хотите, мы вам на телефоне откроем, вы просто прочтёте, и мы подпишем?», он отказывался. В итоге он привёл понятых, которым сказал, что мы отказываемся подписывать.
Там присутствовали люди, которые нам не представлялись, которые были в штатском, которые носили оружие, которые хамили нам, пугали нас. Кто такие – непонятно. В протоколе написано, представились – дворник и помощник дворника. Мы заставили их это написать, и в протоколе написано, что на досмотре присутствовали дворник и помощник дворника. То есть это просто цирк. Дело в том, что эти люди в принципе не знакомы с законами, которые они призваны защищать. Это очень важно, потому что у нас сейчас есть постановление суда о том, что их действия были незаконными. И мы, конечно, будем обжаловать их поведение, всевозможные жалобы будем писать, и мы будем идти до конца, потому что подобное поведение для полицейских – это позор. Абсолютный позор, на мой взгляд.
Макеева: Светлана, после такого душераздирающего начала у вас было ощущение, что, может, и не удастся добиться оправдания? Что могло грозить Мите, если бы его признали?
Ратникова: Если честно, то я не сомневалась в результате.
Макеева: В позитивном результате?
Ратникова: Да, абсолютно, 99%.
Макеева: Что давало основания не сомневаться, если всё так начиналось?
Ратникова: Кто-то нарушил права чьи-то, а кто-то их восстановил. Не знаю, для меня это было ожидаемо, потому что всё то, что сотрудники там творили… И я сама там пострадала, и в отношении меня тоже было очень много замечаний нелицеприятных. Нас вообще обвинили, что мы под наркотиком были, это есть на видеозаписи. Я и он. Представляете, до такой степени. Там были вопиющие моменты, но они очевидны просто суду.
Макеева: А чего вы хотите добиться – увольнения сотрудников, извинений официальных, компенсаций, возможно?
Алешковский: Для нас важнее всего – дать понять и этим и всем остальным сотрудникам полиции, что закон один для всех, и за его нарушение следует наказание для всех, и для сотрудников полиции в том числе. Поэтому мы бы очень хотели, чтобы все сотрудники, которые каким-либо образом нарушали закон, а они нарушали гигантское количество статей – Светлана сегодня в суде их перечисляла, там и международные положения, и внутри российские – мы бы очень хотели, чтобы все сотрудники по этим статьям были привлечены честно, без отдельного разбирательства. Что нарушили, то и получили, ровно так, как написано. Если суд сочтёт их виновными, а у нас есть все основания полагать, что так и произойдёт, то они должны понести наказание. Очень важно, чтобы все сотрудники полиции понимали, что если они будут продолжать творить подобный беспредел, то они будут нести наказания за это. И очень важно, чтобы граждане понимали, что нужно отстаивать свои права, бороться за них и биться до конца, чего бы вам это не стоило.
Казнин: А есть реакция уже от представителей «Пулково»? Или у вас претензии к транспортной полиции?
Ратникова: Пока нет.
Алешковский: Это полиция, это линейное отделение внутренних дел, мы с ними никаких контактов не имеем.
Ратникова: Во всяком случае, постановление, вынесенное в отношении Гаврикова, они не обжаловали.
Алешковский: Гавриков – это тот человек, который производил съёмку.
Ратникова: Оно ранее было вынесено в отношении него, и дело прекращено за отсутствием состава 15 марта, они не обжаловали. Если они были бы не согласны и считали, как они и давали комментарии, что они правы, наверное, нужно было быть последовательным.
Макеева: И всё-таки у вас было ощущение, что это история, типичная для истории с российскими милиционерами, что вроде такое начали делать, понесло, и шаг назад уже неудобно сделать, не хочется, или они за вами охотились и хотели именно вас за что-то прижучить?
Алешковский: Я абсолютно уверен, что это они ни за мной, и ни за Гавриковым, ни за Губановым, третьим пострадавшим, не охотились. Я уверен, что это абсолютная случайность, что они нарвались именно на таких упёртых, как мы, на таких упёртых, знающих свои права, на таких упёртых, которые пойдут до конца, что с таким упёртыми лучше не связываться. Они уже точно пожалели много раз, что они связались с нами, а не прошли мимо. Даже просто бы закрыли глаза, ладно, нужно просто было выучить хотя бы закон и понять, что в аэропорту снимать можно везде, кроме контролируемой зоны, фото, видео, как угодно.
Ратникова: Извиняться-то не привыкли, знали же, что неправы…