В России не хотят заниматься собственными бизнесом. 93% населения не намерены в ближайшее время становиться предпринимателями – следует из российского отчета глобального мониторинга предпринимательства, совместного исследования Babson College и London Business School.
Желающих «в течение трех лет открыть новое дело» оказалось лишь 3,8%, около половины из них — действующие предприниматели, нацеленные на расширение бизнеса, а вот доля новичков (то есть тех, кто стал бы предпринимателем впервые) составила всего 2,2% — более низкого показателя не было зарегистрировано не только в других странах, но и в России с 2006 года.
Об этом мы поговорили с замдиректора Института мировой экономики и международных отношений РАН Евгением Гонтмахером.
Макеева: Мы с Димой как раз вспоминали, какие подобные социологические исследования видели за прошедшие годы, и вспомнили такую популярную тему, которая много обсуждалась, может быть, в начале 1990-х или даже может быть в конце 1980-х. В школе проводили опрос, и выяснилось, что большинство девочек хотят стать проститутками, а мальчиков – бандитами. Прошло 20 лет. Не то, что бандитами и проститутками, бизнесменами никто не хочет быть…
Гонтмахер: А знаете, кем хотят быть?
Макеева: Госчиновниками, конечно.
Гонтмахер: Госчиновниками и работать в «Газпроме». Две опции на самом деле.
Казнин: Да, это тоже в общем официальные данные соцопросов. «Левада-центр» приводит такие данные. В первую очередь, хотят быть чиновниками. При этом, по этим же данным, больше всего не любят чиновников. Но хотят ими быть.
Макеева: И этот приговор российской экономике, или у нас какое-то новое общество создается необычное?
Гонтмахер: Я все-таки занимаюсь социальными вопросами, в широком смысле этого слова. Я считаю, это очень гуманитарная на самом деле специальность – экономика. И тот факт, что вы сказали, многозначителен. Почему? Хорошо, допустим, мы завтра с вами руками Алексея Леонидовича Кудрина, Владимира Владимировича Путина, нового тандема, мы наладим какие-то институты, законы примем или еще чего-то. А кто вообще все это будет реализовывать? Наш социальный капитал, - есть такое слово, оно мне не очень нравится, потому что оно немного технологичное, но, тем не менее, - наши люди на самом деле даже во многом, особенно молодые, потеряли хоть какие-то навыки, во-первых, самоорганизации. Вы посмотрите на вопросы местного самоуправления, посмотрите на ситуацию с нашим гражданским обществом, которое, конечно, давит, безусловно. И бизнес из этой же серии, когда ты сам себе говоришь: «Я беру ответственность на себя, я начинаю старт-ап, беру на себя риски». Этих людей осталось, может быть, слишком мало. По крайней мере, во многих регионах, может быть, Москва – не типичный. Москва – крупный город, Петербург, еще, может быть, какие-то люди есть. Возьмите типовую Россию. Там таких людей уже почти нет. Эти цифры, 2 с чем-то процента, - это же средняя температура по больнице.
Казнин: Погрешность это вообще, почти…
Гонтмахер: Да, вы же ездили на Урал, например, да?
Макеева: Было дело. Мне приятно, что вы смотрели репортаж.
Гонтмахер: Я смотрю внимательно, мне это любопытно. И вы там посмотрите. Вот в городе Кирове, который сейчас попал в центр внимания, какое число людей хочет заниматься бизнесом? Думаю, меньше, чем эти два с чем-то процента. Вот это беда. Ну, нельзя вырастить какой-то образцово-показательный инвестиционный климат и образцово-показательное Сколково в отдельно взятом городе Москве, а вся страна будет находиться в другой ситуации. Это очень плохо. Эти циферки – как раз квинтэссенция нашего кризисного положения.
Казнин: А если посмотреть с другой стороны, именно ли это плохо? Ведь есть разные модели функционирования государства. Ну, я не знаю, есть Южная Америка, там стремление к католическому социализму. Китай есть, есть, естественно, Европа. А у нас, смотрите: средний класс России растет медленно, в основном за счет увеличивающихся доходов силовиков и чиновников, пишет недавно буквально газета «Ведомости».
Макеева: Не было бы счастья, да несчастье помогло. Родился средний класс.
Казнин: Может быть, это и есть та модель, по которой будет жить Россия?
Гонтмахер: Хочу вас разочаровать. Никакой другой модели, кроме той, которая сложилась на Западе, со всеми ее минусами… Там, конечно, есть проблемы, есть кризис. Мы с вами это видим и не будем это… Вот, никакой другой альтернативной модели пока мир не предложил. Вы говорите «китайская модель». В Ките стремление начать собственное дело – не два с чем-то и не четыре процента. Намного больше. Возьмите крестьян, которые фактически являются у них частными производителями. И уверяю вас, если у них не будет никаких катаклизмов, лет через 15-20 Кита й будет ровно в той же модели, в которую мы сейчас критикуем: европейская, американская и так далее. Южная Америка, которую вы назвали. Ну, она болеет действительно слегка популизмом. Безусловно. Уверяю вас, что снова же, как только нефть станет дешевле в той же Венесуэле, там пойдут немножко другие разговоры. Смотрите, у них альтернативный кандидат в президенты набрал почти половину голосов. Почти половину, поэтому мир пока, во всяком случае, мировая экономическая, политическая мысль ничего не предложил. Социализм, о котором многие говорят, - это эвфемизм. Его не было, даже в Советском Союзе.
Казнин: Как так резко сменились приоритеты? Ведь хотели же бизнесменами быть в 1990-х, прошло 10 лет, и 2%...?
Макеева: Это удивительно.
Гонтмахер: Это на самом деле неудивительно. Потому что если вы себя поставите на место тех людей, которые хотят начать бизнес, особенно молодых, - кстати, самый хороший метод, поставьте себя на место человека и посмотрите, как он будет действовать, это важно – это же невозможно. Вы не можете взять кредит, ну, нормальный кредит, который можно было бы отдать. Офисы… Вы знаете, сколько они стоят? Особенно в муниципалитетах – это безумные деньги. Подключение к электричеству – это несколько тысяч долларов, говоря на западные деньги. Это только подключение к сетям. Я уж не говорю про коррупцию, про массовые проверки, которые проходят и прочие-прочие дела. Ну, конечно, люди в этих условиях не хотят этим заниматься. Зачем? И как раз возникает идеология иждивенчества: лучше я пойду на госслужбу, буду получать свои какие-то деньги, кстати, уже не такие маленькие. Я особо не буду беспокоиться о своем будущем, а еще, ну, ладно, взятки – не будем обвинять людей-чиновников – а я еще обрасту связями и уйду в «Газпром». Ну, такой фигуральный «Газпром», крупную корпорацию, в которой я буду дальше зарабатывать. Все. Вот она, жизненная позиция. А на самом деле, весь мир, современная экономика – это экономика малого бизнеса. Это все давно знают, это азбучная истина. Поэтому мы, к сожалению, идем немножко в противоположном направлении. Надеюсь, что это будет не так трагично.