Кремер: Вчера, когда Владимир Путин подписал закон, запрещающий усыновление, вы вечером написали у себя в твиттере: «Поддерживаю указ президента и предлагаю в Москве поставить народный памятник Диме Яковлеву, спасающему у нас безродительских детей». После этого в социальных сетях началась волна недоумений, даже обвинений в ваш адрес. Вы ожидали такой реакции?
Рошаль: Я первый раз ощутил, насколько мощно у нас работает интернет и наши средства информации, как они могут все извратить. Я в начале первого это написал, написал про указ, который я поддерживаю, потому что в указе есть пункты выделения денег, предоставления других различных положительных вещей. Первой началась дискредитация – Фонтанка. Мне подавали материал в 1.22, она пишет, что директор НИИ поддержали решение Путина, который подписал этот закон.
Кремер: Почему вас так задело, что вам приписали поддержку этого закона?
Рошаль: А потом «Эхо Москвы». В 10 часов утра «Эхо Москвы» написало, что известный доктор резко изменил позицию, ранее он выступал против полного запрета. Леонид Рошаль пересмотрел свою позицию. Когда народ это все услышал, началась буря в интернете.
Кремер: Я хочу понять, почему вас так задело, что вам приписали поддержку этого закона.
Рошаль: Меня задело не это, а реакция тех, кто услышал «Эхо Москвы». Народ, который получил неверную информацию из «Эха Москвы», начал приписывать мне, обзывая меня, изменяя отношение ко мне. Это меня возмутило.
Кремер: Вы это сделали ровно в тот день, когда президент подписал тот самый закон.
Рошаль: Ну и что. Он подписал закон и указ. Вы против этого указа?
Кремер: Мне кажется, что некорректно в тот день, когда был подписан этот закон… Вас могли неправильно понять.
Рошаль: Почему же, я писал про указ. А вы за этот указ?
Кремер: Я за указ, но я не стала бы это писать.
Рошаль: Если это действительно так, почему не сказать.
Кремер: Потому что одна рука делает одно дело, другая рука делает другое дело.
Рошаль: Я за ту, которая делает это дело.
Кремер: Вы за одну из рук одного и того же человека?
Рошаль: Нельзя так «черное и белое». Есть люди, которые ненавидят Путина, что бы он ни сделал, хорошее, плохое, все равно все плохо. Есть люди, которые обожают Путина. Я отношусь к тем, которые трезво смотрят. У меня было достаточно разговоров с Владимиром Владимировичем, я всегда говорю то, что я думаю.
Кремер: А вы говорили ему что-то о том законе, который он вчера подписал?
Рошаль: Нет, мы с ним этот вопрос не обсуждали, потому что у меня не было с ним встречи.
Кремер: Вы не пытались добиться с ним встречи, чтобы обсудить с ним этот закон?
Рошаль: Это было бы совершенно невозможно по той загрузке, которая у него сейчас есть. Вы думаете, попасть к президенту просто? Можно ждать два-три месяца.
Кремер: Вы в этом же самом твите вчера предложили поставить народный памятник Диме Яковлеву.
Рошаль: Это было бы замечательно.
Кремер: Вам кажется, что тоже корректно делать это в тот день, когда подписан указ.
Рошаль: Я никогда не определял термин «корректно». Если в этот момент я считаю так, я делаю так, не оглядываясь ни направо, ни налево. Что бы изменилось, если бы я написал на следующий день или через неделю?
Кремер: Мне кажется, что есть попытка притянуть имя этого мальчика к некоторым политическим акциям.
Рошаль: Выбросите совсем из головы. Наоборот, если мы поставим памятник этому мальчику, это назидание не только для сегодняшнего дня, но и для будущего, что нельзя так обращаться с детьми, нельзя, чтобы дети уезжали в Америку, потому что у нас плохо. Надо сделать так, чтобы здесь было хорошо. Этот памятник – толчок к настоящему, позитивному.
Кремер: Может быть, стоит сделать так, чтобы у нас было хорошо, а потом принимать такой закон?
Рошаль: Вы цитируете Рошаля.
Кремер: Тогда почему вы предлагаете увековечить таким образом именно в этом время имя, которым пользуются для того, чтобы переложить на него ответственность за сомнительные решения?
Рошаль: Я за то, чтобы дети жили в России и за то, чтобы детям в России было не хуже, чем в Америке.
Кремер: А детям нужно иметь выбор?
Рошаль: Если ребенку 3-4 года, какой выбор? Если ребенок с ДЦП, какой у него выбор? Если ребенка никто не забирает.
Кремер: У него не должно быть возможности уехать, если отказываются россияне?
Рошаль: Конечно, должно.
Кремер: Теперь ее нет. Ее вчера запретили.
Рошаль : Я вам четко сказал свою позицию. Я считаю, что нам надо в России создать такие условия. Мне непонятно, почему американские дети не приезжают в российские семьи. Это позор для России. Если эта история с Димой придет к тому, что детские дома будут обеспечены, педагогов будет достаточно, с детьми будут заниматься, будут приходить врачи, найдется достаточное число людей, которые возьмут детей. Я знаю семьи, которые берут детей, но это не является у нас той широкой рекой.
Кремер: Сколько времени понадобится для того, чтобы наша медицина была на таком уровне, что детей не нужно будет отправлять лечиться за границу?
Рошаль: Наша медицина не на плохом уровне.
Кремер: Почему так часто требуется отправить детей на лечение за границу?
Рошаль: Как часто? Тысячам детей оказывается помощь здесь, которые не нуждается в загранице. В минздраве есть специальный отдел, который отбирает детей. Если федеральное учреждение говорит, что такую помощь оказать в России нельзя, то государство за свой счет посылает ребенка. Иногда есть родители, которые увозят детей, даже когда помощь можно оказать здесь.
Кремер: Есть случаи, когда невозможно оказать помощь в России. Когда таких случаев не будет?
Рошаль: Вы задаете почти такой вопрос, как я всегда задавал. Я всегда говорил, что это позор для России, когда дети на лечение уезжают за рубеж. Есть, правда, отдельные болезни, когда результаты там лучше, чем у нас. Но это, может, десяток детей.
Кремер: Когда мы сократим это отставание?
Рошаль: В целом отставания нет. По отдельным направлениям отставание есть. Если будет достаточное финансирование, если будет в стране решена кадровая проблема, тогда недолго. 2-3 года, не знаю. Это вопрос общего плана, не очень конкретный. Для этого нужно время и политическая воля. У нас в целом здравоохранение недофинансировано.
Кремер: Вы говорили, что сложно добиться встречи с президентом и сложно донести до него позицию.
Рошаль: Он занятый человек, потому что он занимается не только здравоохранением, у него проблем достаточно. Все думают, что у министра, президента легкая жизнь. Я однажды приехал к нему в 7 часов. Я ждал до 11-11.30, потому что народ шел с проблемами более важными, чем моя.
Кремер: Я хотела спросить, готовы ли вы предпринять что-то, чтобы донести свою позицию о том, что хотя бы два года надо подождать с этим законом, пока наше здравоохранение догонит.
Рошаль: Закон уже принят. Теперь можно уже только через Думу вносить изменения в этот закон.
Кремер: Роберт Шлегель после того, как закон был принят, предложил внести поправку и вынести за действие закона детей-инвалидов. Вам кажется, что это правильное предложение?
Рошаль: Правильное, почему нет?
Кремер: Потому что закон был принят для того, чтобы оградить наших детей от возможных издевательств.
Рошаль: Я человек законопослушный. Но мы приняли закон, допустим, о лекарственном обеспечении, или закон об охране здоровья. После некоторых законов через месяц-два вносят поправки, это не вечный стоб.
Кремер: Вы готовы что-то предпринять, чтобы такие поправки были внесены?
Рошаль: Я думаю, что это работа депутатов Думы, моя позиция совершенно четкая.