Дзядко: Сегодня Замоскворецкий суд признал экстремистским ролик Pussy Riot из Храма Христа Спасителя. Как вы к этой истории относитесь?
Галкин: Не мой взгляд, это совершенно не экстремистский ролик, гораздо более есть экстремистские ролики, которые не запрещены. Это вопрос Замоскворецкого суда. Я считаю, что это какая-то глупость. Нельзя было их ни за что осуждать, посадили бы их на 15 суток, подмели бы они что-нибудь, сделали бы это сразу, а не растягивали бы весь процесс, потому что это какие-то достаточно бездарные девушки, что-то учинили, устроили пиар на весь мир. Это также неизвестно, почему сняли Сердюкова. Почему-то, что-то произошло. В Камеди-клабе был номер «Видимо, что-то случилось». Может быть, Церкви показалось, что так лучше, она настояла на этом. На мой взгляд, это меньше всего касается высшей власти, я имею в виду Президента и премьера. Это на другом уровне произошло. Может, патриарху показалось, что надо каленым железом выжечь.
Дзядко: На репутации РПЦ это как отразилось? Или вы за РПЦ не следите?
Галкин: Тоже там много подвигов. Православие у нас – это настолько табуированная тема. У нас произошла гиперкоррекция. У нас так гнобили религию при советской власти, что после того, как эта власть попала, ее так обмазали медом, так облизали и так на золотом подносе подали. Это уже тоже перебор, сейчас уже и слова сказать нельзя. Все грешно. Уже думаешь, лучше не связываться. На Западе все возможно, Лоран Жерар, замечательный французский пародист, успешно делал пародию на Папу Римского, изображая весь его паркинсон. На мой морально-этический взгляд, я бы никогда себе такое не позволил, но ему там никто это не запрещал.
Дзядко: А вы бы себе позволили спародировать патриарха без паркинсона?
Галкин: Никогда в жизни. Все, что касается религии, у меня позиция, она идет изнутри меня, не навязана никем, все, что касается пародии. Я делаю пародии не злобные, потому что это в природе моего юмора. Я всегда так всех пародировал, что если бы пародируемый находился в зале, он бы не чувствовал себя дискомфортно. Я изображал Ельцина, Ельцин сидел в зале, он уже не был президентом, и Черномырдин сидел, я позволял себе достаточно смелые шутки, никого это не коробило, хотя потом дочь сказала, что коробило. Мое мироощущение, что нет. Борис Николаевич всегда к этому относился свободно. Я изображал Путина, и ничего из номера не убирал. Когда уже, по вашему мироощущению, круто завинчивались гайки, никто меня не спрашивал, с чем я выйду на сцену. Да, один человек попросил помягче, в качестве пожелания. Я говорил: «Моя главная задача – развлечь зал, мне нужен успех, чтобы люди смеялись. Если я сейчас начну глаголом жечь сердца присутствующих, это вызовет легкую скованность в рядах, это входит в конфронтацию с моей задачей. Если я себе позволю такое откровенное подхалимство, это тоже будет неправдой, будет неинтересно. Должно быть и остро, и приятно, и праздник людям не испортить.
Дзядко: Что вы думаете о «Гражданине поэте»?
Галкин: Это замечательный проект, веселый, как мне нравится, я смотрел с удовольствием. Это в природе Быкова, мне нравятся его стихи, в природе Миши Ефремова, ему такое идет. Еще когда выпьет, такой оппозиционер. Он это начинал, имею в виду власть ругать, еще до всех протестных движений, еще все было спокойно и мирно, на Кинотавре мог залепить такое. У каждого свое дело. У меня такое существование, я на сцену выхожу не потому, что кто-то сказал, и не потому, что я деньги за это получаю, а потому что я получаю от этого кайф, а получаю я кайф, когда зритель смеется. Это предполагает некую сатиру.