Сегодня мы будем говорить о событиях последних дней – обо всем, что связано с уголовным делом, возбужденным по фактам, показанным в фильме «Анатомия протеста-2» на телеканале НТВ, о том, что деятели российской оппозиции готовят некие противозаконные акции. Было возбуждено уголовное дело по статье «Приготовление к массовым беспорядкам». Сергей Удальцов был накануне на допросе в Следственном комитете. Также накануне были проведены обыски у него и его соратников. Константин Лебедев, бывший на допросе, был по решению суда сегодня арестован на два месяца, до 16 декабря. С Сергея Удальцова была взята подписка о невыезде. Об этих обстоятельствах будем говорим с теми, кто является фигурантами это дело. Здесь в студии Сергей и Анастасия Удальцовы.
Сегодня было принято решение судом о том, что Константин Лебедев остается под арестом до середины декабря. Как Вы объясняете тот факт, что Константин Лебедев «закрыт», а Вы на свободе?
Сергей Удальцов: Я был сегодня на этом суде. Цинизм в высшей степени. Я считаю, это банальная разводка, комбинации следственных органов: одного закрыли, другого держат на свободе и играют на этих противоречиях. Я убежден, сейчас Лебедева будут обрабатывать следователи именно по этому вопросу. Что Удальцов на свободе, он тебя сдает. Чтобы он сломался внутренне, оговорил себя. Это любое занятие следователей. Я сегодня Константина в суде видел, сказал6 «Константин, держись, сегодня мы должны стоять до победного». Пока он очень мужественно себя ведет, никакой апатия и уныния я не заметил, но разводка на лицо. Во-вторых, отпустили меня для того, чтобы злые языки начали говорить «А вот Удальцова отпустили. А почему? Наверное, он пошел на сговор со следствием». Они преследуют сразу несколько целей, плюс, может быть, выходные в преддверии митингов – на Трубной площади – они побоялись меня арестовывать до этих митингов, ожидая, что может прийти много людей, и как это все обернется. Начнутся новые оккупаи, гуляния. Может быть, решили чуть-чуть обождать, меня выпустить и провести такую комбинацию. Я убежден, что мой арест у них в планах есть.
С Константином Лебедевым Вы давно работаете?
Сергей Удальцов: Слово «работать» здесь неправильное. У нас некоммерческие отношения. Я его знаю давно, с начала 2000-х годов, как сторонника левых взглядов. Он был в разных организациях. В последнее время он сторонник «Левого фронта». У нас не членская база, мы не выдаем билет, у нас общественное движение. Я его знаю давно, считаю этого человека идейно мотивированным. У меня о нем только хорошие суждения.
Можно встретить комментарии, что с арестом Константина Лебедева и с таким давлением на Вас, «Левый фронт» фактически прекращает свое существование.
Сергей Удальцов: Я не соглашусь. «Левый фронт» это не один Сергей Удальцов, или Удальцов и Лебедев. Это довольно большая группа людей, не только в Москве, но и в регионах. Конечно, это ослабить на каком-то этапе работу. В то же время это простимулирует других занять мое место, если будет такая ситуация, и делать все, чтобы «Левый фронт» развивался, и в целом вся оппозиция. Мы сегодня составная часть всего протестного движения, поэтому мы идем на выборы в Координационный совет, участвуем в общих мероприятиях. Я не думаю, что все будет так катастрофично. Конечно, их задача сейчас задавить протестное движение, Навальный по «Кировлесу» подвешен на подписку о невыезде, есть другие дела. Я думаю, что мы все-таки найдем в себе силы и не дадим им планам совершиться.
В день, когда стало известно, что Вас вызвали на допрос, появился текст Лимонова, и до этого он Вас критиковал. Почему так происходит, и не обидно ли Вам?
Сергей Удальцов: Я не люблю заниматься критикой союзников. Это дело увлекательное, у всех можно найти изъяны, недостатки, но с этической точки зрения мы все сегодня товарищи. Если мы реально в оппозиции, мы по одну сторону баррикад. Это не призыв к гражданской войне, но по факту это так. Когда нас прессуют, заводят уголовные дела, есть одна сторона – это власть жуликов и воров в широком понимании – и участники протестного, гражданского движения – это мы все, и Лимонов, и Удальцов, и Навальный, и Немцов. Я считаю, этически неправильно критиковать и выискивать изъяны друг в друге, а уж тем более когда кто-то становится на ту же позицию, что и наши оппоненты. Это недостойно и не по-товарищески. Эту тему не хочу развивать. Надеюсь, тот же Эдуард Лимонов услышит мои слова и скорректирует свое поведение. Это просто в данной ситуации элемент предательства.
Вы сказали, что Навальный на крючке и Вы сейчас фактически в таком же положении. Как думаете, для чего это делается, и влияет ли это как-то на Ваши действия, планы, поведение?
Сергей Удальцов: Наши власти и высшие лица – люди очень мстительные. Мы имели много раз возможность в этом убеждаться. Я еще перед осенним Маршем миллионов говорил, если мы сейчас ослабим нашу активность на улице, - они боятся в первую очередь этого, - они от нас не отстанут, про нас не забудут, даже если мы все начнем заниматься только малыми делами, выборам муниципалитетов, выборами в Координационный совет, уйдем с улиц. Они от нас не отстанут, будут мстить. 6 мая личная обида была Путину нанесена. Он об этом не забыл. То, что было в декабре, в начале года, - это тоже для них личная обида. Все наши жесткие высказывания они фиксируют, будут мстить. Их задача не просто задавить протестное движение, а еще и наказать в их понимании тех, кто оскорбил, обидел, смутьянов. Мы в их понимании смутьяны-негодяи, враги России. Лично у Путина это искреннее убеждение. Остальные идут в мейнстриме и просто подпевают – все эти Яровые, Бурматовы, вся эта нечисть. Они будут мстить. Если мы уйдем сегодня с улиц, если мы расслабимся, никто не застрахован от таких действиях, от арестов, будут новые «Анатомии протеста», новые уголовные дела. Это проверка для всего нашего общества. Все граждане России себя красиво показали в декабре, весь последний год мы себя очень хорошо показывали как реальные граждане с высоким уровнем сознательности. Если мы сейчас ослабим нашу активность, если опустим руки, они на нас попляшут по полной программе.
Не собираетесь ли Вы действовать с оглядкой, зная, что есть подписка о невыезде?
Сергей Удальцов: Это их задача номер один: и меня ограничить в активности, и Навального, и, может быть, даже вынудить к эмиграции. Они мне напрямую не говорят. Показали фильм – не сразу же пришли, была пауза, а вдруг мы куда-нибудь уедем. Это было с Ходорковским. Отпустили, ждут, может быть, уедем.
Сейчас Вы не можете ехать из-за подписки.
Сергей Удальцов: Есть много ходов неформальных. Я думаю, что они на это даже закроют глаза. Если увидят, что я еду не в Калининград или Владивосток, а в Туманный Альбион или куда-то дальше, я думаю, они меня даже выпустят. Я не буду уезжать, потому что, во-первых, моя родина здесь, у меня здесь дела, перспектива, жизнь, семья. У меня с Россией все связано. Мне там нечего делать. Самое главное – это будет предательство перед самим собой и перед теми, кого я зову на те же марши, а сам сбегаю потом. К сожалению, придется этот путь пройти. Это проверка для всех нас. Я один себя не защищу. Репрессивная машин меня съест и не подавится.
А Вы, Анастасия, о том, чтобы уехать, не задумываетесь?
Анастасия Удальцова: Чтобы одной уехать?
Вместе с Сергеем.
Анастасия Удальцова: Конечно, нет.
С детьми.
Анастасия Удальцова: Этот вариант тоже исключается. Наши дети сейчас не в Москве, вообще находятся за пределами России, в ближнем зарубежье. Это связано как раз с давлением, которое мы испытываем последние месяцы, особенно с начала мая. Я затрудняюсь сказать, когда я смогу из забрать. Я уже хотела их привезти, но случилось новое уголовное дело. Я поняла, что они пробудут там еще какое-то время. Детей мы стараемся держать в безопасном месте, а сами мы, конечно, будем здесь. Тем более, когда Сергею угрожает арест, здесь кто-то должен его заменять. Я это делала с декабря прошлого года практически в полный рост пока он сидел. В принципе, я понимаю, что я это осилю.
Сколько лет детям?
Анастасия Удальцова: Старшему 10, младшему 7.
Что они понимаю о происходящем?
Анастасия Удальцова: Они понимают абсолютно все, они достаточно развитые дети, зрелые. Видимо, сказалось, помимо того, что и мы с Сергеем не какие-то овощи, сказалось и то, что они нашу деятельность наблюдали всю жизнь. Мы им все объясняли, никогда ничего не скрывали. Если отец находился под административным арестом, я им всегда так и говорила. Если они спрашивали, почему, я им так и говорила, потому что отец борется с системой, с преступным режимом, и объясняла, почему преступный режим.
Когда-то было особенно часто отсутствие Сергея.
Анастасия Удальцова: В 2011.
Мы говорили про детей. Если они не в России, то во время обыска они не присутствуют. Расскажите, как это происходило.
Сергей Удальцов: Это происходит очень неприятным образом, когда ты спишь сладким сном и вдруг сквозь сон слышишь удары в дверь, спросонок ты не понимаешь, может война началась или землетрясение. Просто начинают ногами, головами стучать тебе в дверь и громко на весь дом кричат: «Сергей Станиславович, открывайте, полиция, мы знаем, что вы дома». Первое ощущение – в окно выпрыгнуть. Конечно, это шоковое состояние. Потом немножко в себя приходишь, собираешь всю волю в кулак, открываешь им дверь, потому что, если не откроешь, они ее сломают. Видишь сразу лица в масках. Все обставляется как спецоперация. Я представляю, что думают соседи, которые это все видят. Со стороны это выглядит как ужасная спецоперация.
Судя по тому, что показывают по телевизору, они как-то уже привыкли, с юмором, «а, это опять к Сереже пришли».
Сергей Удальцов: У меня соседи хорошие. Мы с ними общаемся, немножко я их уже сагитировал. Люди адекватные, слава богу. В свое время ходили в подъезде гадили, мне уродовали лестничную клетку, писали нецензурные слова, мазут лили на пол, видимо, с расчетом, что соседи меня самого начнут сживать со свету. Слава богу, люди адекватные, им спасибо. Но выглядят все эти обыски неадекватно. Дальше к вам вламываются в квартиру. Я не могу сказать, что начинают вас бить, класть лицом на пол. Немножко не те времена, но жесткий моральный прессинг, не дают одеться толком. Начинают все шкафы, закоулки перерывать, детские вещи, недетские – все вверх ногами, ищут, просматривают, это длится часами. Моим родителям уже много лет, пенсионеры. Ломятся тоже в 6 утра, они тоже в стрессе. Я поздоровее, а у них может сердце не выдержать. Я каждый раз молюсь только о том, чтобы никаких последствий не было. Все это проходит вот в таком ключе. Берут с собой вещи абсолютно ненужные.
А что взяли в этот раз?
Сергей Удальцов: Бумаги, все подряд. У меня хранятся бумаги, любые документы за этот год, прошлый, пятилетней давности. Все гребут. Конечно, оргтехнику, все телефоны. В прошлый раз, в июне, изъяли флаги «Левого фронта» - мы готовились к маршу. 50 флагов заказали, они хранились у меня дома. Взяли все. Видимо, команда дается брать как можно больше, чтобы мне создать проблем. Я после вчерашнего обыска без средств коммуникации, компьютера. Сейчас по друзьям собираю, чтобы быть в теме. Изъяли деньги. Они сказали, крупная сумма у Удальцова изъята. У меня лежало сто тысяч рублей, собирали, чтобы сделать в ноябре фестиваль в поддержку политзаключенных, собирали на аренду зала. Наверное, неосторожно, что они у меня находились. Я их должен был передать. Порядка 30 тысяч рублей на жизнь, на семью. Это не гигантские деньги. Изъяли эти деньги, на вчерашний вечер не было ни копейки. Конечно, они создают проблемы.
После июньского обыска что-то Вам вернули?
Сергей Удальцов: Ничего.
А тогда что изымали?
Анастасия Удальцова: Тогда вынесли несколько мешков, забрали стационарный компьютер, забрали ноутбук, флаги изъяли, несколько сотен дисков, причем с детскими мультиками, подборками моих фильмов, архивами семейных фотографий.
К этому вообще можно быть готовым? Как Вы это все терпите столько лет?
Анастасия Удальцова: К чему?
К обыску, прессингу и всему, что с этим связано. Сергей, после того как появился фильм, говорил, что Вы и так находитесь постоянно под контролем спецслужб.
Анастасия Удальцова: В глобальном смысле мы, конечно, всегда к этому готовы. Другой вопрос, что не всегда успеваем подготовиться накануне обыска, когда, казалось бы, можно было бы чего-то избежать, допустим, изъятия того же ноутбука, куда-то их деть. Никогда не знаешь, когда они заявятся. В этом плане, конечно, не всегда успеваешь подготовиться. Те же мультики я могла отдать родителям, у них бы они навряд ли стали бы изымать. У них они делали обыск более мягко. В глобальном смысле и к обыскам, и к арестам мы всегда были готовы. Уже столько лет в борьбе, к этому уже привыкли.
Сколько обысков у вас было вообще?
Сергей Удальцов: То, что Анастасия сказала, на самом деле страшно. Мы привыкли, готовы к обыскам, арестам. Это вообще чудовищно, но она права.
Анастасия Удальцова: Я хочу отметить, я присутствовала при первом обыске, детей, к счастью, не было. Конечно, женщины более эмоциональны, чем мужчины, тем более у Сергея и закалка покрепче. Если бы не его спокойствие в этот день, я бы, наверное, сорвалась во время обыска. Только его абсолютное спокойствие помогало мне удержаться.
Сергей, Вы в принципе осторожны человек?
Сергей Удальцов: если я до сих пор на свободе, занимаясь такой деятельностью, то, я думаю, достаточно осторожный, потому что, если бы я был не осторожный, я бы как полковник Клочков и другие люди уже сидел бы за подготовку заговора. Если ты неосторожен на язык, в каких-то действиях, при таком контроле тотальном за последние годы – слушают, следят неприкрыто – еду в метро, они за мной идут человек пять. Я прямо за плечо взял одного, говорю: «Чего ты прячешься? Я знаю, что ты за мной следишь. Пойдем вместе чаю попьем».
Среди очень большого количества комментариев к этой истории, я видел следующий: «Наверняка Сергей Удальцов встречался с какими-то людьми в Минске, потому что он неосторожный и доверчивый человек, его развели, и это все произошло».
Сергей Удальцов: Нет предела совершенству. После всех этих историй ты уже чему-то учишься. К сожалению, складывается в стране такая ситуация, что как раньше, как в тоталитарные годы, придется язык держать за зубами. Я занимаюсь общественной деятельностью. К нам приходят десятки людей с улицы, звонят, пишут. У нас нет под рукой ФСБ, МВД, баз данных, мы их всех проверить не можем. Теперь придется со всеми встречаться только в лесу без телефона, без свидетелей. С Бастрыкиным, может, тоже придется встретиться. Вот к чему нас подталкивают. Теперь придется жить по законам подпольного времени.
Почему, если Вы ничего не говорите?
Сергей Удальцов: Даже ничего, потому что потом оказывается, что вас могут снимать, везде слушать. Компиляция разговоров делается элементарно. Мы все живые люди. Настало время, когда за мысли и разговоры могут упрятать на 10 лет. Вы в разговорах тоже иногда можете выпить 100 грамм чаю и довольно вольно себя вести, можно пофантазировать, как будущее России устроено, как власть сменится. Если все ваши разговоры записывать, потом нарезать, можно любого из нас обвинить не то что в массовых беспорядках, а в мировом заговоре, подготовке ядерной войны. Придется, как раньше, молчать в тряпочку, говорить изоповым языком, на пальцах объясняться. Может, оппозиция какой-то свой язык изобретет.
Вы встречались в Минске с этим грузином?
Сергей Удальцов: Я уже следствию говорил – человек по фамилии Таргамадзе. То, что фигурирует в фильме, этого не было, это их какая-то выдумка. Могло быть не только сотрудничество спецслужб России и Белоруссии. Я был в Минске, прекрасный город, у меня там масса друзей. Я был на Украине этим летом, я был по городам России, в Грузии, правда, не был. Может быть, даже и грузинские спецслужбы замешаны. Меня что поразило – этот фильм появился через несколько дней после выборов в Грузии. Может быть, это случайно, а может и нет, потому что комбинации могут быть самые разные. Я считаю, что мы в данном случае – жертва большой провокации спецслужб. Понятно, эту пленку не какой-то таинственный грузин, как говорят НТВ-шники, им дали целенаправленно спецслужбы, я в этом уверен. Я говорил следствию, В Минске мы встречались и со знакомыми, и с бизнесменами, и грузины в том числе были, я в этом не вижу крамола. Я не националист. Такого контекста, как показан в фильме, не было сто процентов. Да, мы с ними встречались, с людьми, которые из бизнеса. Они занимаются поставкой алкогольной продукции. Я сам человек непьющий, но пока у нас сухого закона не в стране, любой организации нужны деньги. У нас в России у оппозиции источники финансирования государством закрыты. Системная оппозиция получает официально деньги. Несистемная – реальная оппозиция вынуждена искать деньги. Я говорил, что можно брать деньги хоть у черта, если ты уверен, что сможешь черта перехитрить и использовать деньги на благое дело. Но я с чертями не вожусь и с западными спецслужбами тоже. Я считаю, это перебор.
А западный бизнес?
Сергей Удальцов: С бизнесменами шел разговор о том, чтобы наладить легальные поставки продукции в Россию по нашим законам и, соответственно, какие-то бизнес-проекты осуществлять и часть доходов легально направлять на финансирование того же «Левого фронта». Все шло в рамках легальных схем, предусмотренных законодательством. Брать нелегально, незаконно неправильно. Но я все-таки мыслю довольно широко. Нас нынешняя власть пытается загнать в узкие рамки, нам ничего нельзя. Примут закон, что на улицу нельзя выйти. У сожалению, я человек законопослушный, но когда законы абсурдны, когда законы направлены на подавление, иногда приходится лавировать.
Можете описать тот момент, когда Вы увидели «Анатомию протеста-2», что Вы испытали?
Сергей Удальцов: Анастасия, может, скажет, что она испытала. Шок и трепет?
Анастасия Удальцова: Возмущение, и отчасти смешно было, потому что я, являясь помощником Сергея, прекрасно знаю, чем он может заниматься, а чем не может, чем занимается, чем нет. НТВ – канал, который уже имеет определенную репутацию - их передачи об угрозе инопланетной агрессии. На фоне этого «Анатомия протеста» смотрится очень забавно. У нас такое ощущения, что, глядя на НТВ, Петросян становится драматическим актером.
Сергей Удальцов: Я специально фильм не смотрел. Если мы сказали бойкот, я по-честному его не смотрю, даже футбол когда идет. Но настолько одолели потом журналисты, в Интернете посмотрел. Я заведомо знал, что какую-то грязь собираются вылить. Для меня это было неудивительно. Накануне юбилея Владимира Владимировича, тоже надо понимать. Это был фильм ему в подарок. А дальше пошла эта репрессивная линия.
Сегодня Илья Пономарев объявил, что снимает свою кандидатуру с выборов в Координационный совет оппозиции. Вы, Анастасия, тоже баллотируетесь? Вы будете следовать его примеру и снимать свои кандидатуры? Идут разговоры, что левые будут сниматься? Ил и вы примете участие?
Сергей Удальцов: Нет, мы сниматься не собираемся. Я рад, что в этих выборах такие живые истории происходят: кто-то снимается, кто-то критикует, кто-то высказывает недовольство. Это значит живой процесс. У нас не тоталитарная секта, где все голосуют за, кричат ура. Есть у этих выборов изъяны, это первый опыт. Идеальным он не мог получиться. При всех изъянах я считаю, плюсов больше. Мы не снимаемся. В субботу приходите в 12 на Трубную, поддержите эти выборы, проголосуйте, поддержите политузников. Позиция Ильи – его личная позиция, я ее уважаю, мы остаемся товарищами, ни о каких расколах речи нет.
Анастасия Удальцова: Я считаю, эти выборы в первую очередь интересны тем, что это определенный процесс, который впервые осуществляется. С этой точки зрения он уже интересен, в них стоит участвовать и смотреть, чем это все закончится.
Мы сейчас будем говорить о выборах в Координационный совет оппозиции. Они состоятся в ближайшие выходные, 20-21 октября. Сейчас мы можем подвести какие-то итоги всей этой кампании, которая продолжалась последнюю неделю. У нас в студии Леонид Волков, председатель Центрального выборного комитета.
Начать хотелось бы с сегодняшнего скандала. Илья Пономарев, депутат Государственной думы от партии «Справедливая Россия» объявил, что снимает свою кандидатуру с выборов в Координационный совет оппозиции. В эфире одной из передач на одном из интернет-каналов долго об этом говорил, в частности подвергая серьезной критике процедуру выборов в Координационный совет.
Леонид Волков: Процедура была известна с самого начала. В ее выработке принимал участие в том числе Илья Пономарев. Процедура с августа не менялась. Наверное, все-таки подлинные мотивы решения Пономарева надо искать в чем-то другом, а не в процедуре. Это звучало бы очень нелогично. Я хочу более широко взглянуть на тему скандалов. Скандала было четыре: Тесак, МММ, Собчак-Пономарев и снятие Пономарева. Важно заметить две вещи. Первое - все скандалы являются внешнеприсоединенными по отношению к выборам. Внутри выборов было очень много положительного контента, собственного содержания. Были дебаты, конкурс эссе, политческий компас, объединение кандидатов в блоки, совершенно замечательное стихийное партстроительство, всякие замечательные видеоролики.
Там уже блоков штук 20. Некоторые люди в нескольких блоках.
Леонид Волков: Люди вошли во вкус, некоторый перебор. Если судить по первым 10-12 блоков – это прекрасная политическая картина, которая украсила бы политическую сцену не России, а Германии или Голландии. Это такой нормальный расклад по всем кусочкам политического спектра для любого парламента любой европейской страны. Внутри – интересная, положительная повестка. Снаружи мы получали скандалы. Есть логика власти, которой она живет последние 12 лет, - это знаменитый неформальный общественный договор. Мы пилим вместе газовые доходы, у тебя есть путевка в Турцию и иномарка в кредит, и ты знаешь, что политика – грязное дело, политика для жуликов и воров, ты туда не суешься. Мы тут, ты там – на этом все держится. В рамках этого есть замечательная общая идеология, что выборы, политика – грязное дело, это всегда скандалы, нормальному человеку там делать нечего. Почему у нас явка на муниципальных выборах 8%, на региональных – 20-25%. Они решили эту же схему натянуть на нашу историю, пытаясь создать как можно больше внешних скандалов. А мы противодействовали, внутри создавая позитивный контент. Скандалы были чисто внешние – Тесак и МММ – и раздуваемые внешне, с помощью некоторых передач некоторых СМИ, и как бы внутренние, потому что в них участвовал кандидат. Кандидат был один и тот же – Илья Пономарев. Больше скандалов я не припомню. Мне кажется, это совпадение не случайное, это все выстраивается в общий ряд. Сначала господин Пономарев требовал для себя особых правил регистрации, по факту. Правила были объявлены: Оргвзнос – и вперд. Он написал гарантийное письмо о том, что не может заплатить оргвзнос, потому что у него нет 10 тысяч рублей, и пытался тем не менее добиться, чтобы его зарегистрировали. Этот скандал удалось погасить ценой другого скандала – знаменитая история с Собчак, которая за него платит. Мы очень не хотели этот скандал эскалировать, мы не хотели, чтобы он демонстративно снимался из-за того, что он не может заплатить 10 тысяч рублей. Сейчас под занавес мы получили другой скандал в исполнении того же коллектива. Когда поссорились А и Б, мы никогда не знаем, кто прав и виноват. Когда ссорятся А и Б, а потом А и В, то, скорее всего, дело в товарище А.
Вы упомянули про МММ. Сейчас этот скандал уже приобрел характер уголовного дела. Во-первых, у Вас какой статус?
Леонид Волков: У меня сейчас нет никакого статуса по этому делу. Дело возбуждено бесфигурантно, возбуждено по факту в отношении неустановленных лиц. Там потрясающая оперативность: товарищи из МММ написали в Генпрокуратуру, Генпрокуратура прислала в областную прокуратуру следование срочно разобраться и отчитаться. Я вчера вечером срочно пошел в областную прокуратуру, очень мило пообщался со старшим прокурором, ответил на все вопросы. Он сказал, что ему все понятно. Возвращаюсь домой, залезаю в ванну, и тут мне начинают все звонить, писать.
Вчера радиостанция «Эхо Москвы» пытались дозвониться до Виолетты Волковой, и не удавалось, потому что Вы нас слышали, и мы Вас нет.
Леонид Волков: У мен микрофон сломался, потому что я его намочил. Но дело не в моем телефоне, а в идиотизме ситуации. Свердловская прокуратура считает, что все нормально, но она не успевает еще даже в Москву это сообщить, московские, тем не менее, передают и возбуждают. Причем возбуждает главное управление МВД по Москве. Если говорить о хищении, то, конечно, понятно, что там никакие не «неустановленные лица», а конкретное лицо – я, я нахожусь в Екатеринбурге. В отношении меня может возбудить уголовное дело только следственный комитет по Свердловской области. У муниципального депутата мало полномочий, но какой-то статус есть.
Почему эти оргвзносы не получили обратно МММ-щики?
Леонид Волков: Мы отказали в регистрации 64 кандидатам от МММ, потому что они стали массово посылать заявки на участие в качестве кандидатов, эти заявки были пустыми, в них было написано «обычный человек» в биографии. Мы долго пытались понять, что это такое, потом поняли, что это маркер, чтоб свои голосовали. Тут уже есть введение в заблуждение. Люди заведомо не собирались рассказывать о себе, вести избирательную кампанию. Вот они прислали одинаковые заявки с таким маркером, чтобы своих их смогли различить. Мавроди про это публично говорил. Потом Мавроди выпустил заявление, что они собираются сорвать эти выборы путем избирания их людей. Мы все это рассмотрели, и руководство со здравым смыслом им всем отказало в регистрации. Из этих 64 людей на момент, когда мы им отказали, 53 уже перечислили деньги, от 11 деньги так и не пришли. Это 530 тысяч рублей. Они нас повесили на счете. Понятно было, что их надо было возвращать. Что нам мешало? Первое – юридический статус – это добровольное пожертвование. Финансовым агентом по организации этих выборов является общественная организация «Добровольческое движение». Это моя общественная организация. Последний проект, который она делает, - установка детской площадки в парке Дворца пионеров в Екатеринбурге. Это абсолютно мирная, не имеющая никакого отношения к политике общественная организация. Просто она была под рукой, когда закрутилась вся эта история с выборами. Создать новую общественную организацию с нашим законодательством – это 2 месяца минимум. Я договорился со своей общественной организацией, что «Добровольческое движение» возьмет на себя функции финансового агента. Примет деньги, потратит их на проведение выборов и отчитается. У нас заключен соответствующий договор. Право подписи там только у меня. Если кто-то что-то похитил, то только я. «Добровольческое движение» по статусу – НКО. Все, что она может, - это принимать добровольные взносы на уставную деятельность. Все эти деньги были зачислены не по договорам. Оснований для их возврата нет. Человек в платежке писал «добровольный взнос». Второе – не понятно, куда возвращать. Большинство из этих людей делали свои взносы через сберкассу. Вернуть некому, у нас нет номера счета для возврата. Мы стали думать, как нам эту проблему урегулировать. Через пять дней после того, как мы им отказали, мы опубликовали решение № 57: первое – напишите нам заявление, сообщите нам свои реквизиты и напишите, пожалуйста, что вы эти деньги перечислили ошибочно. Тогда у нас есть основание без налогов их вам просто вернуть. Иначе непонятно, почему мы их вам платим.
Иначе как раз получается хищение.
Леонид Волков: Если я начну со своей счета добровольные взносы кому-то раздавать, это хищение и будет. Двое из них такие заявления написали, прислали по почте в конверте. Мы эти деньги вернули. 510 тысяч у нас лежат на счете.
51 несостоявшийся кандидат не прислал вам заявление со своими реквизитами.
Леонид Волков: Да. Мы эти деньги потратить не можем. Мы опубликовали решение и всем написали письма. Для меня ситуация выглядела очень странно. Вчера мне рассказали, что это суперпопулярная рейдерская схема из начала 90-х. Засылаешь в какую-нибудь организацию деньги, не принимаешь их назад, потом заводишь уголовное дело и вперед. Мне даже объяснили, как это решается. Оказывается, есть услуга зачислить их на депозит нотариусу, от себя убрать. Тогда нотариус пишет в газету объявление, что мне поступили такие деньги, такие-то могут их получить. Считается, что мы свои обязательства выполнили, а дальше уже их проблема. Мы будем так делать, только надо сначала разобраться, потому что не все нотариусы это умеют.
Сегодня были опубликованы все расходы ЦВК, после чего началось много разговоров.
Леонид Волков: Опять де нашисты качают, Кристина Потупчик немедленно написала большой пост.
Два вопроса. Во-первых, на что идут эти деньги, которые взносят кандидаты. 211 кандидатов умножаем на 10.
Леонид Волков: Не совсем на 10. У левых и националистов было по 5 тысяч.
Один кандидат в студии. Во-вторых, часть людей верифицировалась с помощью платежек. Там сумма 2,65 рубля.
Леонид Волков: Отчитываюсь еще раз. Два аспекта. Было понятно, что выборы – это сложная в финансовом плане история, мы написали некую смету, эту смету мы утвердили на заседании Оргкомитета протестных действий, и в рамках ее мы действуем. Эта смета была исходно мной рассчитана на 2 миллиона рублей. Мы рассчитывали, что будет 150 кандидатов, плюс мы соберем что-то добровольным пожертвованиями, плюс верификационными платежами. В рамках этой сметы мы ее полностью выполнили. Как там было написано: на разработку сайта, на пресс-секретариат. У нас есть пресс-секретарь, у нас есть люди, которые получают зарплату. Члены ЦВК не получают, а аппарат выборного комитета получает. Есть люди, которые там сидят и работают с утра до ночи. У нас была эта смета на 2 миллиона, мы ее исполнили почти что один в один. Хостинг мы нашли подешевле, чем планировали, на защиту потратились побольше. Денег мы собрали больше, чем ожидалось. Мы собрали на сегодняшний момент 3,3. Кандидатов оказалось больше, чем я закладывал. Пришло 2 миллиона. Пожертвований пришло больше, чем мы рассчитывали. Пришел миллион рублей. И верификационных платежей, поскольку верификаций много, пришло почти 300 тысяч рублей. Кто-то посылает 2,67, а кто-то 102, 67, таких довольно много. Чтобы заплатить 2,67, надо банку 30 или 50 рублей комиссии заплатить. Люди стали говорить, что обидно государству или банку деньги отдавать. Мы сказали, что мы будем судить по трем последним цифрам. Если вам выпало 2,67, можете посылать 102,67, 1002,67, мы не обидимся. Самый большой верификационный платеж был на 9 тысяч рублей. Мы собрали 3,3 миллиона. У нас появились дополнительные финансовые возможности, на которые мы не рассчитывали. Мы решили эти деньги ухнуть в агитационную кампанию. Два основных направления. Первое – мы профинансировали часть расходов, связанных с проведением дебатов на телеканале «Дождь». Мы не платили ни копейки за эфирное время. Основные статьи расходов там –это оплата сверхурочных для персонала, потому что каждый день с 0 до 2 люди остаются , ведущие, продюсеры работают бесплатно. Операторы, технический персонал – продакшн на телевидении это большие деньги, и много людей в это вовлечено. Мы оплачиваем эти сверхурочные. Довольно большая статья расходов – охрана, рамку на входе ставили. И ночные развозы на такси. По этой статье 160 тысяч рублей было.
Тоже персонала?
Леонид Волков: Да, кандидаты за своей счет ездили. У нас было 16 ночей дебатов, по 10 тысяч рублей на вечер, чтобы 15 человек по Москве развезти. Люди, которые удивляются цифре 800 тысяч рублей, которые мы дали телеканалу «Дождь», вообще неадекватно понимают. За 16 полуторачасовых эфиров по 50 тысяч рублей…
А вторая?
Леонид Волков: Вторая большая сумма, которая тоже вызвала вопросы, это то, что я обозвал «продвижение в соцсетях». Это была большая баннерная кампания. Было примерно 10 миллионов показов текстового баннера и рекламного объявления в контакте, фейсбуке. Это получилось не очень эффективная кампания. Стоимость одного перехода к нам на сайт в итоге вышла примерно 30 рублей. Мы получили всего 12 или 13 тысяч переходов. Получилось дорого и неэффективно. Там было целевое пожертвование. Один человек перечислил большую сумму, он просил ее потратить именно на это.
Сейчас зарегистрировано 163 тысячи, и еще есть 37,5 минут для того, чтобы зарегистрироваться. Сколько из этих 163 тысяч верифицировалось?
Леонид Волков: Верифицировано на сегодняшний момент около 70 тысяч, плюс 8 тысяч это очередь паспортов на верификацию, с которой сейчас работают наши операторы.
Верификация будет продолжаться до воскресенья?
Леонид Волков: Да. Паспорта мы все разгребем за завтра. Завтра придет очередная банковская выписка - в последние дни это 5-6 в день. Еще через Яндекс-деньги что-то подойдет. В итоге мы выйдем примерно на 90 тысяч верифицированных.
Верифицированные – это люди, которые могут голосовать через Интернет.
Леонид Волков: Да.
После того как была взята планка, которую называли психологически важной, в 100 тысяч избирателей, резко пошло вверх. Здесь можно сказать «спасибо» или «неспасибо» Сергею Мавроди.
Леонид Волков: Спасибо, конечно. Два фактора. Первый – гром не грянет, мужик не перекрестится. Из 215 кандидатов 120 зарегистрировалось за два последних дня тут такая же история. Без всякого Мавроди начиная с пятницы прошлой график регистрации резко полез вверх без каких-либо усилий. В понедельник был офигительный пост Акунина, который попал в топы и держался сутки на главной странице «Эха Москвы» с посещаемостью миллион в сутки. Мы очень сильно прокачали, в понедельник без всяких МММ-щиков зарегистрировалось 10 тысяч человек. Плюс в воскресенье все эти адские выборы, когда люди поняли, что единственные нормальные выборы в нашей стране – это выборы в Координационный совет. Плюс – то, что о нас сказали по НТВ и второму каналу. По НТВ была программа «Метла». Конечно, это все внесло свою лепту. В итоге мы получили 11 тысяч регистраций в понедельник и, очевидно, восходящие траты. Грубо говоря, наших во вторник-среду было тоже не меньше, чем по 10-11 тысяч, это вывело бы нас на цифру 130-135. Сейчас там 163, то есть 25-30 тысяч регистраций у нас есть от адептов Сергей Мавроди. Я бы не стал сильно бояться этой цифры. Первое – регистрация не означает верификация.
Но они могут голосовать.
Леонид Волков: Они могут голосовать, если придут ногами на избирательный участок, но при этом с паспортом. Многие из них пытаются верифицироваться через паспорт, мы их отклоняем, потому что у них паспорта граждан Украины, Казахстана, Латвии, Молдовы, Беларуси. Мавроди же всем отключил личные кабинеты.
Сергей Мавроди сказал, «я замораживаю ваше участие в МММ до того момента, пока вы не зарегистрируетесь…»
Леонид Волков: Да. Сразу стала ясна цена заверения о том, что будет участвовать 35 миллионов человек.
Почему он так Вас не любит? Или проявляет такое повышенное внимание?
Леонид Волков: Мое мнение – я не люблю конспирологические теории – заключается в том, что собрана достаточная доказательная база, чтобы считать, что в данном случае господин Мавроди действует несамостоятельно. Все-таки господин Мавроди – это человек, как любой может убедиться, зайдя на сайт Службы судебных приставов, человек, у которого действительных исполнительных лесов на сумму больше миллиарда рублей. Настолько патентованный мошенник и должник, и то, что он на свободе, означает, видимо, то, что он активно сотрудничает. Их там зарегистрировалось тысяч 25. Какая-то часть иностранных граждан, какая-то часть не пройдет верификацию, потому что они недостаточно компьютерно грамотны, какая-то часть была зарегистрирована, это в нашей терминологии «нормальные избиратели».
Вы сегодня написали в твиттере, что около пяти тысяч верифицировано.
Леонид Волков: Примерно тысяч пять. Мы продолжаем работу по выявлению, потому что по истории в браузере они были. Нам очень важно не допустить ошибки второго рода – не внести в список подозрительных МММ-щиков кого-то, кто на самом деле МММ-щиком не является. Мы с легким сердцем идем на ошибки первого рода, то есть можно пропустить какого-то МММ-щика, но боимся нормального избирателя занести в этот черный список. В каком виде этот черный список существует? Мы для себя выделяем тех, кто пришел по принуждению сайта Мавроди, и будем внимательно следить за тем, как они голосуют. Голосование по принуждению является нарушением избирательным. В любой нормальной системе оно должно пресекаться. Если эти люди голосуют не по принуждению, а так, как им угодно, то ради бога.
Одна из претензий к этим выборам – это то, что результат их предопределен. Более или менее понятно, кто победит, кто будет выбран.
Леонид Волков: Выбрано будет 45 победителей. Я готов принимать ставки миллион к одному. Напишите мне состав. Это не спорт-лото 6 из 49, это 45 из 215. Напишите мне на бумажке 45 человек, внесите один рубль, и если вы угадаете 45 из 45, с меня миллион рублей.
Раньше мне казалось, что очевидно, сейчас нет.
Леонид Волков: Я думаю, что любой, более или мне следящий за российской политикой человек, может с уверенностью предсказать фамилий 10, которые там точно будут, но не может предсказать даже близко, на каких местах, и не может предсказать, какое соотношение между собой у них будет, и не может предсказать, кто будут остальные.
Наверняка будут атаковать сайты во время выборов 20-21 числа.
Леонид Волков: Будут атаковать – будем защищаться.
А денег хватит, если вы уже почти все потратили?
Леонид Волков: У на сесть еще.
А насколько вы можете гарантировать, что ДДОСы не достигнут своей цели?
Леонид Волков: Нас атакуют постоянно. Сегодня утром была достаточно большая, сейчас идет. Пока что мы успешно отбиваемся. Я 12 лет профессионально занимаюсь проектированием и развитием высоконагруженных распределенных информационных систем. Что-то мы умеем. Бывают такие атаки, от которых защититься невозможно. Сайт Microsoft клали. Это соревнование снаряда и брони. Запасы по броне у нас еще есть. Какие там есть дополнительные ресурсы по снаряду – мы не знаем, пока не вдарят. Будем действовать по ситуации.
Правильно я понимаю, что люди, которые зарегистрировались, но не верифицировались, они приходят на избирательные участки с паспортом и номером телефона, и эти адреса указаны указаны на сайте ЦВК. Правильно я понял, что даже те, кто не зарегистрировался, тоже с паспортом могут прийти и принять участие?
Леонид Волков: Те, кто не зарегистрировался, тоже могут прийти на избирательные участки, но мы им ничего не гарантируем. Будут свободные руки, не будет очереди, мы их с радостью тут же включим в список избирателей и дадим проголосовать. Если будут очереди – а это в крупных городах вполне вероятно – то, извините, в последнюю очередь.
Здесь же тоже скандалы возможны, что мне не дали проголосовать.
Нет, здесь речь идет о том, что если незарегистрированный человек придет с паспортом, то он должен быть готов ждать.
А сколько вы ждете людей на физических избирательных участках?
Леонид Волков: У нас будет примерно 90 тысяч верифицированных, и там явка будет близка к 100%, но это будет явка в интернете. 70 тысяч будет неверифицированных. Из них, я надеюсь, тысяч 20-30 на участки придут. В общем получится где-то 120. У нас примерно 60 участков откроется, может, 80. Я думаю, что это наши участки должны выдержать.