Российская актриса Юлия Снигирь, недавно вернувшаяся из Будапешта со съемок пятой части «Крепкого орешка», рассказала Юлии Таратуте о том, как сочетаются профессия актера и гражданская позиция.
Таратута: Вы только недавно вернулись из Будапешта, где снимались в пятой части «Крепкого орешка». Как вам Брюс Уиллис?
Снигирь: Он такой же симпатичный, как мы о нём думаем. Может быть, более симпатичный. Я, конечно, удивилась тому, что актёры там совершенно не меняются с годами, я не знаю, что они делают в этом Голливуде, может, они спят в холодильнике, пьют кровь младенцев, но Брюс Уиллис в потрясающей форме и чудесно выглядит.
Я, к сожалению, пока не могу раскрывать подробности и сюжетные линии, я просто скажу, что у меня в этом фильме нет романа с героем Брюса Уиллиса – Джоном Макклейном. Меня спрашивали, были ли какие-то поцелуи или постельные сцены, отвечу,что я играю врага Брюса Уиллиса, я играю плохую девочку, я только стреляю в него и беседую, не более того.
Таратута: Расскажите, как вы там оказались? Вы играете что-то вроде шпионки, отрицательного героя?
Снигирь: Я бы не сказала, что я играю шпионку, я действительно играю отрицательного героя, русскую девушку. Я очень просто там оказалась, они приезжали в Москву и проводили здесь кастинг. Насколько мне известно, они проводили кастинг не только в Москве, но и по всей Европе. Видимо, восточно-европейские девушки им кажутся очень схожими, поэтому они делали такие обширные кастинги. Мне повезло, или это какое-то стечение обстоятельств, что я туда попала.
Таратута: А кто ещё участвовал в кастинге?
Снигирь: Это просто не этично говорить, но были известные русские актрисы. Это такой разговор с оттенком того, что там было много людей, а получила роль я. Вы же понимаете, что помимо моего везения, есть ещё потребность подходящего типажа. Они ищут что-то, и иногда ты не понимаешь, что они ищут.
Таратута: А вы русский типаж? Условно говоря, вы не Ходченкова с виду.
Снигирь: Мне очень сложно так типаж определять. Вряд ли, я очень русская, в силу того, что я, вообще, не очень русская. Меня путают иногда, не верят, что я русская. Бывает, что меня путают с француженками.
Таратута: В чём прелесть этой победы? Это большие деньги, это участие в голливудском проекте, что круто?
Снигирь: Я об этом думала, это хороший вопрос. Так совпало, что одновременно с этим предложением у меня появилась масса предложений в России. Самое смешное, что это не было связано никак с моим утверждением на «Крепкий орешек». Потому что никто сначала об этом не знал. Это вечная ирония жизни, которая ставит тебя перед каким-то выбором, я думаю, что это закономерно. Всегда приходиться выбирать, поэтому у меня тогда был выбор на уровне сыграть Анну Каренину, я не шучу, или работать в хорошем театре, или сняться в паре хороших фильмов с хорошим сценарием, по крайней мере, с хорошими режиссёрами, или уехать и сняться в «Крепком орешке». Честно сказать, выбор был очень тяжёлый, я об этом очень долго думала и плакала, чего только не было, я переживала очень сильно, но я поняла такую вещь, что такое предложение бывает, может, раз в жизни и неизвестно, будет ли ещё такой шанс.
В чём победа? Это фильм, который будут показывать по всему миру, к сожалению, пока наше кино на такой уровень не вышло, за исключением фестивальных фильмов, которые показывают, но на конкретном фестивале. Я болею за наш кинематограф, несмотря на то, что есть доля правды в том, когда говорят, что наше кино невозможно смотреть, я всё равно не могу поддерживать эти разговоры, потому что я за наше кино очень переживаю. Я очень радуюсь, когда наше кино получает премии на европейских фестивалях, например, «Портрет в сумерках», который получил много призов, «Измена» Серебренникова сейчас была представлена на Венецианском кинофестивале, но это, к сожалению, не в мировой прокат.
Я не к тому, что хочу, чтоб меня увидели, не к тому, что хочу быть популярной. В этом ничего дурного нет, но вы поймите, что если это изначальная мотивация, то она ни к чему хорошему не приведёт. Если актёром движет желание быть просто популярным, то он просто не выдержит этой профессии, его будет подводить его интуиция, он будет выбирать неправильные проекты. Гнаться за проектами, я не буду сейчас называть их, которые собирают большой прокат, большую кассу - я никогда не хотела сниматься в таких фильмах. А история с «Крепким орешком» - это круто.
Таратута: А это круто на самом деле? Что там было круто? В чём секрет голливудский, как они работают?
Снигирь: Мне кажется, что это круто. Владимир Машков снимался у того же режиссёра, который снимал «Крепкого орешка» сейчас - Джон Мур, и он мне рассказывал про Машкова, говорил какой он прекрасный, какой он профессиональный, как серьёзно он относится к профессии.
Что круто? Во-первых, я получила опыт, который за несколько лет работы в России я не получила и, возможно, не получу его в ближайшие годы. Это очень трудно объяснить, это технические вещи, какие-то профессиональные, если простой пример приводить, я там летала на вертолёте, я стреляла из автомата.
Таратута: Вы, наверное, чего-то боитесь такого?
Снигирь: Я боюсь всего. У меня фобия высоты, воды, громких звуков и выстрелов. Наверное, жизнь так и устроена, чтобы исправлять что-то в себе, потому что после того, как я летала на вертолёте, я решила, что если я летала на вертолёте, плавать уж точно смогу. Я сидела с ногами, торчащими из вертолёта с открытой дверью, я не могла поверить, что я это делаю.
Таратута: А отказаться нельзя?
Снигирь: Отказаться можно, но они настолько профессиональные и там так всё организовано, что ты чувствуешь себя не вправе это сделать. Ты чувствуешь такой уровень ответственности, что ты не можешь сказать, что ты не умеешь или боишься. Я помню, что когда вертолёт приземлился, я увидела, что съёмочная группа передаёт друг другу деньги, оказывается, что они спорили на деньги, смогу ли я или нет. Это было очень смешно и трогательно, потом я была героиней съёмочной группы. Все бегали и говорили, что я могу просить всё, что угодно, потому что никто не мог поверить, что сидит девушка на каблуках, её ноги торчат из вертолёта.
Таратута: Что такое сейчас слава у российского актёра? По каким признакам понятно, что ты известен, помимо того, что тебя узнают на улице? Когда ты переходишь в категорию звёзд первой величины? Это определяется только гонорарами или чем то ещё?
Снигирь: Время сейчас изменилось, и у нас нет, к сожалению, национальных героев. Были большие советские артисты, которые так и остаются звёздами, их знают, упоминают. Сейчас во многом дело в кино, в котором снимаются молодые артисты, это уже не та история, когда толпы людей идут на фильм и смотрят, и для них это событие и так далее.
Как я понимаю, что я известна? Это, наверное, приглашение в фильмы другого типа. Что для меня важно, и почему я сказала про «Крепкого орешка», что это круто? Для меня самое главное - это иметь выбор, будет это здесь или в Европе, или в Америке, для меня неважно. Я хочу, чтобы у меня был выбор, чтобы я выбирала не из двух плохих сценариев, а чтоб я выбирала из пяти хороших. Поэтому я выбрала «Крепкий орешек», потому что я понимала, что работа театре, во-первых, может прийти и потом, а во-вторых, она мне не даст того выбора.
Я знаю огромное количество безумно талантливых актёров, намного более профессиональных, опытных, талантливых, чем я. У меня есть подруги, которые работают во МХАТе им. А.П. Чехова, они не снимаются в кино вообще. Они играют по 15-20 спектаклей, но о них никто не знает. У них нет никакого выбора, у них не просто нет съёмок. У них нет даже агента, потому что они за это не берутся. Агенты не берутся за артистов, которых никто знает. И это катастрофа.
Я очень хочу работать в театре, я очень хочу профессионально развиваться, но, наравне с этим, не нужно забывать, что громкие проекты тебе дают тоже профессиональный рост. Я сейчас не говорю, что «Крепкий орешек» исключительно для имени, у меня там очень интересная роль, и мне было, что там играть, но, тем не менее, нельзя об этом забывать.
Таратута: У вас была история на ТЭФИ, когда вы пошли вручать премию вместо Ксении Собчак, может это придумка, что вы стояли на её месте?
Снигирь: Эта история для меня так и осталась загадкой, потому что я совершенно не подозревала о том, что Ксения Собчак должна была вручать эту премию. Я прилетела тогда на неделю в Москву между съёмками в Будапеште и мало следила за последними событиями. Меня обвинили в чудовищных вещах. Более того, после церемонии организаторы заверили меня, что Ксения не должна была вручать этот приз.
Таратута: Напомню, что была информация о том, что Ксения Собчак должна была вручать один из призов, потом на сцене оказалась Юлия Снигирь, и все решили, что это замена по политическим соображениям, а Юля согласилась на это.
Снигирь: Притом, что я подписывала письмо в защиту PussyRiot и была практически на всех митингах. Все решили, что именно я вручаю этот приз вместо Ксении, и что Ксения вместе с Сергеем Капковым должна стоять вместе на сцене. Я не знаю, почему так все решили. Мне было неприятно, и я не понимала, почему из-за какой-то чепухи раздули такую странную историю, но она забылась очень быстро. Я актриса, я не журналист, не политик, поэтому тут никакого скандала быть не может, но, тем не менее, мне было по-человечески неприятно.
Таратута: Становясь более популярной актрисой, вы ощущаете, что вы обязаны что-то делать? Вы помните громкую историю про Чулпан Хаматову о том, что её привлекли к тому, чтобы она участвовала в избирательной кампании против её воли или за, я не знаю. Вы уже в той категории артистов, которые должны совершать выбор - записывать ролик или не записывать, участвовать в каких-то окологосударственных проектах или нет? Вы уже стояли хоть раз перед таким выбором? Это вообще острая проблема для актёров или нет?
Снигирь: Я думаю, что это проблема для актёров. Я не стояла пока, слава Богу, перед таким выбором. Если говорить про категорию артистов, которые должны этот выбор совершать, я думаю, что каждый человек должен совершать этот выбор независимо от профессии.
Таратута: То есть речь идёт не о том, что кому-то есть что терять, а кому-то нет?
Снигирь: Нет, это абсолютная позиция. Понятное дело, что публичному человеку это сложней, но за свои поступки нужно отвечать, нужно отвечать за свои слова, нужно иметь свою позицию. Очень многие публичные люди уходят от этого. Может быть, это тоже правильная позиция, с одной стороны, а с другой стороны, эта позиция, когда ты со всем согласен, что тоже неправильно.
Таратута: Выбор между тем, что можно что то потерять в профессии и между модностью, или выбор какой-то иной?
Снигирь: Я надеюсь, что это не выбор что-то потерять в профессии, я надеюсь, что до такого мы ещё не докатились.
Таратута :А прийти на Болотную - это выбор моды для публичного человека или это позиция?
Снигирь: Я приходила не потому, что это модно, я не фотографировалась там, моих фотографий нигде в прессе не было. Я сделала это для себя, точно так же для себя я подписала письмо в защиту этих девушек из Pussy Riot. Я помню, что мне позвонили из польского радио и спросили, почему я подписала это письмо, я ответила, что я бы не смогла спокойно спать. Я сделала это для себя, я не сделала это для кого-то, потому что это моя позиция и меня возмущает, что происходит, и я не могу молчать. И тем более, если меня об этом спрашивают, и тем более, если есть возможность это высказать.
Таратута: А что вас возмущало из этого спектра?
Снигирь: Меня возмущало нарушение Конституции, меня возмущало нежелание прислушиваться к людям, к их мнению и к выбору. Меня возмущало нежелание властей иметь демократическое общество, много чего возмущает. Пока я была на съёмках, я много чего слышала про нашу страну от американской съёмочной группы. Мягко скажем, они удивлены. Кто-то не был никогда, кто-то был давно, кто-то был в 90-ые в Москве, и все они спрашивали о том, что всё до сих пор вот так.
Я им говорила, что Москва изменилась, мы другие, другой город, мы стали больше быть похожими на Европу, мы демократическое общество, и тут вот эта история. Весь мир знает об этом, весь мир знает о том, что нарушается Конституция, о том, что происходят вопиющие вещи, заявления РПЦ, от которых волосы дыбом встают. Они психически ненормальные.
Таратута: А ваша актёрская тусовка очень политизирована?
Снигирь: Я бы не назвала себя очень тусовочным человеком, у меня не так много друзей, у меня маленький круг общения, а уж тем более тех людей, с которыми я могу обсуждать такие вопросы, вовсе мало. Людям, которым я доверяю, с которыми я обсуждаю не то, что политизированы, нам просто не всё равно. Опять же, я не бью себя в грудь и не говорю о том, что какая я прекрасная и хорошая, что я борюсь за свободу слова, я ведь не так много делаю. Ну, пошла я на митинг, могу сказать об этом в интервью, но я же не бегу, плакаты не срываю. Я не знаю, как правильно и нужно ли это делать.