Анна Монгайт: А где нацболы? Их ведь не видно сейчас?
Кирилл Серебренников: Каждый день ко мне подходят.
Монгайт: Нацболы на улице подходят. И что говорят?
Серебренников: Спасибо Вам, Вы про нас не забыли, Вы все про нас честно рассказали.
Дмитрий Казнин: А они на ходят на спектакли, нацболы?
Серебренников: Да. Они интеллигентнейшие люди.
Тихон Дзядко: А почему их нет на Чистых прудах?
Серебренников: Я Вам скажу, что эти ребята, их можно, так сказать, можно в чем-то не соглашаться с тем, как они поступали, у них, они были как-то слишком резки. Но они, в конце концов, своими тюрьмами и своими сроками и своими поступками заслужили право, я их очень, этих людей, уважаю, они бились за свободу и за справедливость.
Казнин: Подождите, но их лозунги были изначально, Вы знаете, какие. Ну какая свобода? ГУЛАГ, Сталин и Берия.
Серебренников: Нет, я таких не знаю. Я каких-то интеллигентных встречал.
Казнин: Нет, наверное, есть и интеллигентные, но призывали они отнюдь не к свободе.
Дзядко: «Закончим дело так, Сталин, Берия, Гулаг», если я не ошибаюсь.
Казнин: Конечно. Это был их главный лозунг.
Серебренников: Это неправильно.
Казнин: Скажите, а вот заметьте, все у нас пронизано политическими страстями, тем не менее…
Серебренников: Да, у Вас политканал же, правовые дети мы, как выяснилось.
Тимур Олевский: И Вы охотно поддерживаете этот разговор.
Серебренников: А все сейчас об этом только и говорят.
Казнин: Вот! Я об этом и хочу Вас спросить: а скажите, а вот в 27 году еще Жульен Бенда, такой, написал «Предательство интеллектуалов», такую книгу, которая вызвала большую дискуссию, он обвинил интеллектуалов, в том, что они свою позицию над схваткой бросили и прониклись вот этими самыми политическими страстями и, мол, из-за этого-то все беды-то.
Серебренников: Всеми силами стараюсь быть над схваткой, как завещал даже не вот этот вот упомянутый Вами господин, но его наследник Хайнер Мюллер, который говорил: «Где я? Я не с теми и не теми, я над теми и над теми».
Казнин: Но ходите на митинги тем не менее.
Серебренников: Но я же выступаю на них, хотя мне очень много раз предлагали, я не в праве это делать, потому что я смотрю.
Казнин: А как другие Ваши коллеги, когда участвуют с той или с другой стороны? Мы вынуждены эту терминологию сейчас использовать – с той или с другой стороны. Клеймят друг друга?
Серебренников: Я не могу это комментировать, самое страшное, Вы знаете, как мне рассказали, наше общее российское или русское – говорят, на Чистых прудах за эти восемь дней, пока было сидение и этот лагерь уже образовались три группировки, которые друг с другом цапаются, значит, что-то пилят, что-то делят – вот это печально. Вот это печально, если интеллектуалы враждуют друг с другом.
Казнин: Но это же есть, Вы не можете отрицать, это есть и мы видим.
Серебренников: Ну есть, но я не хочу в этом принимать участия.
Монгайт: После Вашего выступления на «Золотой Маске» Вы неизбежно вынуждены отвечать за победу протестного движения, то есть после того как по стечению обстоятельств Вашу речь кромсали, Вы обязаны оказаться на передовой.
Серебренников: Слушайте, я должен сказать, что ничего специфического я не сказал, ничего невероятно смелого и невероятно, хотел сказать, крутого.
Монгайт: Но в это же время, в этом же весь парадокс, именно потому, что испугались ничего.
Серебренников: Парадокс в том, что я сказал какие-то три фразы, три слова. Я упомянул людей, которые голодают на площади, которые сидят в тюрьме. Но я сказал вещи, которые известны всем. Это просто какие-то сумасшедшие люди, буквально, буквально какой-то нездоровый человек, который чего-то испугался и вырезал это, и это превратилось в такую нездоровую акцию. Нездоровье.
Монгайт: Нездоровье – это главное, это лейтмотив нашего времени. Вы же опубликовали в интернете весь текст, который Вы тогда произнесли?
Серебренников: Да.
Монгайт: Можно ли сказать, что сегодня роль цензуры – она парадоксально изменилась. Можно все, что угодно резать в эфире, все равно все это обнаруживается в интернете. Ведь же они ничего не добились.
Серебренников: Это пиар. Конечно, для власти это ужасно плохие новости – вот эти все wikileaks и интернет, все тут же становится известным. Ну маленькому количеству людей, большому количеству людей. Все становится прозрачным, нельзя скрыться.
Казнин: Это же важно – маленькому или большому.
Серебренников: Да, большое количество людей можно оболванить этими федеральными каналами и вешать им лапшу. Вот, говорят, вчера снимали инсценировки на Чистых прудах, канал НТВ снимал, как там какие-то люди пьяные валяются – постановочно валяются. Хотя там нет ни пьяных, ни мусора – таких Чистых прудов, а я много лет работал сотрудником театра «Современник» и все время проходил, я не видел. Там бомжи, какие-то загаженные газоны и переполненные урны пивными бутылками. Так было. Сейчас там чистота, огороженные газоны, абсолютно все идеально и люди вежливы друг с другом – «Извините, я Вас толкнул, простите, пожалуйста». Если человек проходит с пивом, к нему тут же подходит собственная служба безопасности этого лагеря и говорит, так, ребят, пожалуйста, вон туда.
Монгайт: К телеканалу НТВ – там снимают.
Серебренников: Понимаете, а телеканал НТВ снимает, как там ужасно и плохо, и готовит эту провокацию, как говорят, не знаю, может быть, я не прав, но доверия этим людям нет, они показывают фильмы лживые, это плохо, такая карма. Гореть им потом…