Кашулинский: Я хотел продолжить вопрос, который задавал Михаил. Он касается иностранных инвесторов. Одна из задач фонда «Сколково» - привлечь сюда иностранных инвесторов с их деньгами, с их технологиями, с их специалистами, с их опытом в менеджменте. И история показывает, что инвесторы очень четко реагируют даже не на какие-то конкретные случаи, а в целом на политическую ситуацию в стране. Вам приходится вместе с инвесторами общаться сейчас, что они думают, как они оценивают, с одной стороны, волну протестных настроений в России, а с другой, как они оценивают будущий президентский срок, чего они ждут?
Вексельберг: Вы абсолютно правы, что инвестор, в первую очередь, голосует рублем. Коллеги, не стройте иллюзий по поводу того, что тот или иной инвестор принимает решение исключительно с точки зрения норм, правил или чего-то еще. Если он видит высокую норму доходности, не буду цитировать Карла Маркса, он все равно придет, будет инвестировать и будет зарабатывать здесь деньги. Безусловно, если при этом еще будет обеспечена комфортная среда, он будет только ратовать за то, чтобы это было. Но те результаты, которые наш проект достиг за эти полтора года, а именно достигнуто соглашение с крупными корпорациями, которые готовы прийти и разместить здесь свои исследовательские центры, говорят о том, что они верят в нашу страну. Потому что, одно дело прийти сюда торговать продукцией, которую все могут делать, другое дело – принять решение и разместить на площадке свою науку, привезти сюда свою технологию и заниматься этим в долгосрочной перспективе. Значит, проведя такой анализ, оценив все риски, они все-таки принимают такие решения.
Кашулинский: Но ситуация изменилась достаточно серьезно за последние пару месяцев.
Вексельберг: Она изменилась только в лучшую сторону, коллеги. Неужели вы считаете, что она изменилась в худшую сторону? Конечно, в лучшую сторону.
Зыгарь: То есть, декабрьские митинги обрадовали инвесторов?
Вексельберг: Я не говорю слово «обрадовали». Знаете, инвесторов не сильно радует нестабильность, но то, что декабрьские митинги, как вы говорите, является фактором проявления того, что страна демократизируется или движется в правильном направлении, ну, это объективно. Это же очевидно. В значительной степени мы - люди разных взглядов, разных политических предпочтений. Дай бог, пускай все это живет и развивается, и процветает. И последние инициативы мы тоже видим. Но если они будут доведены до конца, во что я хочу твердо верить, у нас будет достаточно широкая палитра разных политических мнений. Что в этом плохого? Замечательно, хорошо. Поэтому инвесторы на это тоже реагируют. К нам приходят венчурные фонды, которые, на самом деле, к России относились вообще скептически, но они приходят сегодня со своими деньгами для того, чтобы вкладывать в проекты, которые мы поддерживаем. Они готовы с нами сотрудничать. Это тот конкретный результат, это не придумано, это не теория, не лозунги, а они приходят, регистрируются и вкладывают деньги.
Таратута: В продолжение того, о чем вы говорите. Вот вы только что сформулировали ваше отношение к происходящему в Москве довольно прямолинейно. Вот у меня складывалось ощущение все последнее время, что российский бизнес, частью которого вы являетесь, как ни крути, он отмалчивался. Вот в Москве происходят события, а никто, серьезные, большие люди, мнение которых очень интересно слышать, сидят молча. Это потому, что все ждали, чем дело кончится?
Вексельберг: Подождите, у нас есть большой бизнесмен – господин Прохоров. Разве он отмалчивается?
Таратута: Его недостаточно.
Вексельберг: Почему недостаточно? С чего-то же надо начинать.
Кашулинский: Весь класс бизнесменов не представлен.
Вексельберг: Ну, слушайте, что мы, все строем должны пойти в кандидаты в президенты?
Зыгарь: Или выйти на Болотную, выйти на Поклонную, или высказать свою позицию, хотя бы в телеэфире.
Вексельберг: Ну, вот, я высказываю свою позицию в телеэфир.
Зыгарь: Вам кто более симпатичен, люди на Болотной или люди на Поклонной?
Вексельберг: Честно скажу. Честно говоря, так, как это выглядело, вы меня простите, - ни те, ни другие. Отвечу почему. Вот я, как ни странно, с удовольствием смотрел ваш репортаж во время событий на Болотной площади. И ваши корреспонденты стояли на улице и брали интервью у граждан. Не знаю, помните или нет, там был такой персонаж – танк, молодой человек там ходил? И когда его спросили на счет его замечательного изобретения, на счет танка, ему задали вопрос: «А как вы на счет политической ситуации?», его ответ был следующий, по крайней мере, я его так услышал: «Я вообще-то боялся до этого, а сейчас вышел – прикольно, здорово. Так можно походить, тут народ хороший, пообщаться. Весело». Это говорит о том, что мы, оценивая эту ситуацию, в значительной степени, извините, придаем ей излишний характер. Важно то, что люди почувствовали определенную свободу, не придавая какого-то особого значения своим политическим последствиям. И это замечательно. Люди почувствовали себя свободно, что можно выйти, продемонстрировать. Но если говорить серьезно – это не прикольно, это очень ответственное мероприятие.
Дзядко: Ну, это же один из ста тысяч, условно.
Вексельберг: Ну, поверьте, среда и даже реакция ваших корреспондентов была на это такова, что вот, вот он тот, правильный персонаж…
Зыгарь: То есть, вы не склонны слишком драматизировать и слишком всерьез к этому относиться?
Вексельберг: Нет. Я просто говорю о том, что мы, знаете, все же по спирали. Сегодня люди, которые выходили в 91-м году, а я там был, они уже сегодня немножко другие. Сегодня выходят другое поколение и 20 лет мы этого не делали. Ну и замечательно, ну и хорошо, пускай человек начнет об этом думать, пускай почувствует себя свободным, будет понимать, условно говоря, что ему за это ничего не будет. Поклонная – мне спикеры не понравились категорически. Ну, народ нормальный. Туда приехал такой же российский народ, как и весь остальной, но устраивать из этого такие, я бы сказал бы, излишне политизированные дебаты, мне кажется, чревато конфликтами, а вот это точно никому не нужно.