Белоголовцев: Дорогие друзья, как вы видите, не обманул я вас - Генри Резник. Генри Маркович, здравствуйте.
Резник: Здравствуйте. Не отпираюсь, это я.
Белоголовцев: Вопрос первый задам сразу же, с которого мы начнем. Сегодня газета «Коммерсант» пишет о том, что в администрацию президента якобы пришел законопроект, который должен наделить огромными полномочиями Генпрокуратуру и де-факто сделать ее главным доминирующим правоохранительным органом, поразив в правах Следственный комитет. Верите вы в то, что такой документ будет принят?
Резник: Мне слабо верится, потому что эти предложения, в сущности, означают возврат к прежней организации предварительного расследования, где, собственно говоря, прокурор соединял в себе разные функции, хотя некоторые изменения в Уголовно-процессуальный кодекс я бы вообще внес.
Понимаете, нам нужно просто такой вопрос разрешить: зачем нужен прокурор в уголовном деле? Представьте себе, в уголовном процессе есть три основные функции - это обвинение, защита и решение дела. Они должны быть ограничены друг от друга. Но у нас сюда было вперто, с советских времен еще, осуществление прокурорского надзора, причем в советские времена прокурор был центральной фигурой. Говорилось так: он осуществляет высший надзор за законностью и надзирает даже за судом, потому что там адвокаты какие-то жалкие ходатайства заявляли, жалобы, а прокурор вставал и давал заключения о законности того, что происходит в суде.
С этим расстались. И в новом УПК была предпринята попытка последовательно разграничить вот эти функции - обвинение, разрешение дела и его расследование. Вы знаете, в полной мере это не удалось. Потому что Уголовно-процессуальный кодекс явился, конечно, следственным компромиссом определенным. И вот я отвечаю на поставленный вопрос: для чего нужен прокурор в уголовном деле? Только для одной функции – осуществление уголовного преследования от имени государства. Он, соответственно, проводит обвинение в отношении конкретного лица и в законе УПК это указано. Но с другой стороны, он осуществляет надзор и за следствием, и за дознанием.
Белоголовцев: И вот здесь вот происходят, как правило, конфликты.
Резник: Здесь-то и происходят. Потому что в советские времена функция обвинения - это один из видов осуществления высшего надзора прокурора…
Белоголовцев: За законность в стране.
Резник: За законностью расследования. Сейчас какая ситуация? Вот опять же, при советской власти прокуратура выполняла функции судебные, потому что прокурор давал санкцию на арест, на обыск. Сейчас все это, и правильно совершенно, осуществлено к суду.
Белоголовцев: Генри Маркович, смотрите, для человека, который, например, как я, не очень погружен в юридические тонкости, на поверхности остается один, с моей точки зрения, абсолютно вопиющий конфликт, когда в постоянном противостоянии и рядовые чины и, собственно, верхушка Генпрокуратуры, Следственного комитета сшибаются. Такое впечатление, что они друг друга пытаются, порой из принципа, перебороть и разрешать это может только президент или премьер-министр, к которому генпрокурор и глава Следственного комитета на поклон приходят и говорят: «Рассуди нас, президент-батюшка». То есть, понятно же, даже человеку не погруженному, что это мешает делу, скажем так.
Резник: Понимаете, какая ситуация, дело в том, что, в общем, вы правильно сказали, что у нас в таком положении Уголовно-процессуальный кодекс, что, действительно, он неминуемо порождает конфликт между прокуратурой и между Следственным комитетом, который вначале вообще был в недрах прокуратуры. Понимаете, такое двойственное положение было у руководителя Следственного комитета, вы помните, он, с одной стороны, был независимым, с другой стороны, первый зампрокурор…
Белоголовцев: Это собственно, до 2007-го года ситуация сохранялась.
Резник: Да, затем выделили. Но есть два вопроса. Вот один вопрос принципиальный: как в принципе организовать предварительное расследование? Другой вопрос – кричащий: что нам делать сейчас, чтобы противостоять коррупции, с которой у нас чрезвычайное положение? Вот я разделяю два вот этих вопроса. Принципиальный вопрос первый.
Вот если, действительно, последовательно вот эти функции разграничивать… А для чего их нужно разграничивать? Когда функции в одном лице соединяются, то в таком случае это абсолютно психологически невозможно, и получается у нас, извините, перекос, обвинительный уклон. Прокурорский надзор в уголовном деле вообще не нужен. Он просто не нужен. Понимаете, да? Прокурор должен осуществлять функции уголовного преследования. Для последовательного вот этого разделения функций, нам нужно было организовать предварительное следствие, как оно было организовано при царе-батюшке, и как оно сейчас организовано в континентальной Европе - Франции, Бельгии, Швейцарии, Испании - ввести фигуру судебного следователя.
Судебный следователь проводит действительно объективное расследование, собирает доказательства, обвинение, защиту, удовлетворяет ходатайства. Дальше он предъявляет прокурору доказательства, которые он собрал и говорит: «Прокурор, решай вопрос. Ты - орган обвинения, пойдешь в суд или не пойдешь?» У нас сейчас очень интересная ситуация. Прокурор, как хозяин уголовного преследования, даже если он не хочет идти в суд, он не может прекратить дело, следовательно, он фактически становится обвинителем, понимаете?
Белоголовцев: Я понимаю, происходит сращение функций.
Резник: И мы наблюдаем вообще дикие картины. Вот при аресте, например, посмотрите, у нас участвует и прокурор, и следователь. Следователь считает, что нужно посадить обвиняемого. Прокурор, который участвует в заседании суда, считает, что не надо сажать. Так? Но вот с этими прокурорами как бы (это особая статья, сейчас я скажу) что получается? Встает один представитель стороны обвинения, говорит: «Надо посадить». Второй представитель стороны обвинения, который надзор осуществляет, говорит: «Нет, не надо сажать». И суд должен решать спор между двумя представителями стороны обвинения - это же смеются над нами все!
Белоголовцев: Генри Маркович, я понимаю ваши абсолютно логичные рассуждения о сути судебной системы, но вам не кажется, что когда будет приниматься решение об этом законопроекте, будет учитываться, в первую очередь, не абстрактное благо и польза судебной системы, а будут просто взвешиваться лоббистские возможности Бастрыкина и Чайки? Грубо говоря, кто ближе будет к Медведеву или Путину, тот, собственно пролоббирует закон?
Резник: Вы знаете, нет, я не думаю. Потому что это будет противоречить вот тренду последних лет, когда все-таки взят курс на создание единого следственного аппарата. Промежуточный этап, как я считаю, он не разрешит всех проблем, поскольку это не будет тот судебный следователь, который будет вообще совершенно независим от стороны обвинения. Я это практически исключаю. Я вам вот что скажу: есть общая принципиальная проблема, а есть проблемы кричащие, которых интересует настоящий этап жизни общества - это колоссальная коррупция и, прежде всего, коррупция в правоохранительных органах.
Белоголовцев: Вам не кажется, Генри Маркович, что проблема коррупции, это проблема, если угодно, не столько законотворческая, сколько…
Резник: Правоприменительная?
Белоголовцев: Да.
Резник: Так вы не дали мне договорить. Так вот, я считаю, что на данном этапе, именно на данном этапе (я не знаю на сколько времени, я не рассчитываю дожить до того момента, когда это станет неактуально, вы, может, доживете, хотя тоже вряд ли) важно создать чрезвычайный орган, действительно независимый следственный аппарат, который подчинен непосредственно президенту. Знаете, что он будет делать? Он должен расследовать дела о коррупции в правоохранительной системе.
Белоголовцев: То есть, это такие рыцари без страха и упрека, которые должны огнем и мечом выжигать коррупцию в стране?
Резник: Вы знаете, они должны быть независимы и от прокуратуры, и от нынешнего общего вот этого следственного аппарата. И им, вот на этапе, не знаю на сколько, 5-10-15 лет, это должны быть люди, которые осуществляют объективно, действительно, расследование дел о коррупции в правоохранительных органах и высших эшелонах власти.
Белоголовцев: Вам не кажется, что здесь вопрос не в создании еще одной структуры, а вопрос в том, что, не важно, президенту, премьеру, элите, можно называть по-разному, просто нужно не декларативно бороться с коррупцией, а действительно захотеть делать это на практике и что здесь опять-таки вопрос не в создании закона, не в создании структуры, а просто не знаю, если угодно, что называют, политическая воля?
Резник: В данном случае, как раз реализация, действительно, стремления противостоять коррупции упирается в создание такой структуры. Потому что и прокуратура, и следственный аппарат коррумпированы донельзя.
Белоголовцев: Почему эта структура не будет вдруг коррумпирована донельзя?
Резник: А потому что это будет новая структура, абсолютно.
Белоголовцев: То есть, как в Грузии, нужно разогнать полицию…
Резник: И дать ей полномочия расследовать именно эти преступления, коррупционные преступления правоохранительных органов в высших эшелонах власти. Посмотрите, что у нас получается: Бастрыкин, он парирует стремление Чайки забрать следствие, правильно указывая на то, что Генпрокуратура намертво вставала, противостояла разоблачению своих, мол, своих не сдаем…
Белоголовцев: Дело о подмосковных казино.
Резник: Дело в том, что Чайка тоже может, извините меня, Бастрыкину вставить о том, каким образом происходит расследование дел, в которых у нас фактически привлекаться к ответственности должны работники следственного аппарата.
Белоголовцев: Я понимаю. То есть, будет судить не президент или премьер, а будет судить их отдельная структура, где…
Резник: Не судить, а расследовать.
Белоголовцев: Расследовать, где будут, априори, кристально честные люди, которые не примут ничью сторону, а примут сторону истины и справедливости?
Резник: Я могу вам сказать, что это кристально честные люди - люди новые, которые войдут в структуру, где будет оплата довольно приличная, которые не будут вовлечены вот в эту структуру, они не будут там состоять. Вы поймите, что процедура, в принципе, и правила, по которым действуют люди - очень важна.
Я вам могу сказать, что есть проблема вообще организации предварительного следствия, общая проблема, тут есть вопросы (пригласите, я подробнее поговорю), а есть проблема кричащая - организация вот сейчас…
Белоголовцев: Организации этой структуры.
Резник: Органа для борьбы с коррупцией.
Белоголовцев: Я понял вас. Спасибо, огромное.