Давлетгильдеев: В сентябре был Андрей уволен с работы за экстремизм. Под экстремизмом понималась сотрудниками центра «Э» оппозиционная деятельность Андрея Кутузова. Уже завтра Государственная дума в первом пока чтении будет рассматривать поправки, которые запретят людям, которые проходят по делам об экстремизме, неважно, в какой роли, работать в высших учебных заведениях. Андрей Кутузов – пример человека, который уже не сможет, видимо, работать в ВУЗе, если такие поправки будут приняты.
Кутузов: Эти поправки предусматривают изменения в трудовой кодекс, согласно которым, если человек был осужден по экстремистским статьям 280, 282 УК РФ, то работать на педагогических должностях либо заниматься частным предпринимательством, связанным с педагогической работой, человек уже не сможет никогда.
Давлетгильдеев: Ваше дело весьма резонансное не только в Тюмени, но и по всей стране, потому что очень странное обвинение вам предъявили. Вообще все связывают ваше дело исключительно с очередной борьбой центра «Э» с любым инакомыслием, в том числе, в университетских рядах. Напомните детали.
Кутузов: Началось все с того, что в 2009 году мы провели митинг, посвященный деятельности тогда еще недавно организованного Центра по борьбе с экстремизмом. Митинг выдвигал требование отменить это антиэкстремистское законодательство как борьбу с инакомыслием, расформировать центр «Э», чтобы они не тратили ресурсы страны.
К тому времени я уже достаточно давно совмещал преподавание и науку с тем, что называется общественно-политическая деятельность. Через полгода после этого митинга, который прошел вполне спокойно, никаких претензий ни у кого не было, выяснилось вдруг, что, оказывается, на этом митинге я распространял листовку, в которой призывал к насильственным действиям по отношению к сотрудникам милиции. Было возбуждено уголовное дело, в конце концов оно завершилось судом, который приговорил меня к 2 годам лишения свободы условно. Дело было очень смешное: то, как конструировалась эта листовка, как конструировалось обвинение, вызывало, с одной стороны, грусть, с другой – смех.
Листовка написана с орфографическими ошибками, листовка содержит фразы, которые нельзя назвать иначе как дурацкие – призывы разбивать стекла, устраивать флешмобы, что стало уже поговоркой в тюменских политических кругах. Листовка, судя по всему, была сфабрикована для того, чтобы повысить отчетность местному Центру по борьбе с экстремизмом и местному управлению федеральной службы безопасности, которое вело это дело.
Давлетгильдеев: Вы один такой пострадавший преподаватель? Или есть еще примеры?
Кутузов: Насколько я знаю, по стране я единственный университетский преподаватель, осужденный по экстремистским статьям. Притом, что случаев так называемого неправомерного экстремизма очень много, именно университетские преподаватели не попадали под это дело.
Давлетгильдеев: Как вам кажется, это нормально, когда сотрудник вуза, преподаватель занимается ярко окрашенной общественной деятельностью?
Кутузов: Я считаю, что в стенах университетах, на парах, на занятиях со студентами преподаватель не должен высказывать свои политические взгляды, потому что он обладает каким-то определенным статусом, является авторитетом для студентов. Поэтому он не имеет право их на что-то агитировать. Об этом я всегда говорил, всегда именно такой точки зрения придерживался. В то же время просто иметь политическую позицию и высказывать ее на каких-то акциях вне стен университета я считаю абсолютно нормальным.
Во всем мире преподавательское, академическое сообщество очень политизировано по сравнению с Россией, и когда приезжают наши коллеги из-за рубежа, коллеги-лингвисты, филологи, они всегда очень удивляются тому, что российские университеты мало политизированы, что не происходит никаких политических событий в них. Поэтому я считаю, что заниматься политической деятельностью для преподавателя вполне нормально, если он не использует при этом свой преподавательский статус для агитации среди студентов.
Давлетгильдеев: И судя по всему, если бы вы пошли на какую-то массовую акцию, организованную любым прокремлевским молодежным движением, вряд ли бы это послужило основанием для заведения экстремистских статей.
Кутузов: Конечно. Я думаю, что поводом послужило то, что митинг 2009 года, далеко не первый митинг на моем счету, был посвящен именно деятельности Центра по борьбе с экстремизмом. Видимо, оставить это просто так было уже нельзя.
Давлетгильдеев: Насколько жестко работает Центр по борьбе с экстремизмом конкретно в Тюмени?
Кутузов: Тут вопрос в том, что значит жестко. Я могу сравнить Тюмень с Нижним Новгородом, где я более-менее знаком с ситуацией, и там вроде бы до судов дела не доходят, но с другой стороны, периодически происходят избиения общественных активистов. Что хуже?
Давлетгильдеев: Кто избивает?
Кутузов: Сотрудники центра «Э».
Давлетгильдеев: Вот просто идет активист по улице, и на него нападает сотрудник центра «Э»?
Кутузов: После акции 19 января памяти Станислава Маркелова и Насти Бабуровой один из участвовавших в ней был «задержан», хотя никакими протоколами это не оформлялось, провел ночь в центре «Э», был там избит, после чего наутро выпущен.
Давлетгильдеев: А заявление?
Кутузов: Они собираются писать заявление в прокуратуру. Но насколько я знаю по ситуации в Нижнем Новгороде, это бессмысленно. В Тюмени таких пыточных методов вроде бы никто не применял ни ко мне, ни к другим людям, у которых были какие-то проблемы с центром «Э». с другой стороны, зато они совместно с ФСБ доводят дела до суда и даже до приговоров.
Давлетгильдеев: Вы как житель Тюмени, расскажите, пожалуйста, какие настроения в обществе? В Москве все только и говорят как о новом движении уличных масс после Болотной и проспекта Сахарова, и сейчас в ожидании 4 февраля, насколько можно говорить о том, что и в регионах, и в других крупных городах подобные настроения живут? Проходят ли такие же массовые акции?
Кутузов: Конечно, это не ограничивается Москвой. В Тюмени точно так же 10 декабря, как и по всей стране, произошла совершенно спонтанная, никем не ожидаемая акция в виде собрания 2 тысяч человек на центральной площади города, что является абсолютным рекордом с доперестроечных времен. Последний раз в Тюмени подобное было в конце 80-х годов.
Точно так же, как и во многих других городах, все это организовали люди, которые до этого были совершенно не замечены ни в какой политической оппозиционной деятельности, просто люди, возмущенные фальсификациями на выборах. Это, естественно, всколыхнуло всю Тюмень. 24 декабря, как во многих других городах, у нас был большой митинг, и 4 февраля будет. В других крупных городах за пределами Москвы, насколько я могу судить, протестные движения ничуть не меньше.
Давлетгильдеев: Как, например, с согласованием? Тоже нужно, наверное, походить? Тяжелая довольно процедура с получением разрешения на митинг. Как местные власти относятся к этому? Более лояльно, чем в Москве? Правоохранительные органы?
Кутузов: Местные власти испуганы и не знают, что с этим делать, насколько я могу понять. Акцию 10 декабря этим людям, которые раньше ничем таким не занимались, согласовать не удалось. У них не было опыта, они попытались согласовать это как пикет, но ничего не получилось. В результате прошло просто собрание, тем не менее, оставившее огромный след в жизни города.
К 24 декабря все более-менее выправилось, в том плане, что подключились уже оппозиционные политические активисты, мы в том числе. Там были коммунисты, анархисты, Партия народной свободы, еще несколько движений. Они помогли с грамотной подачей уведомления, и состоялся разрешенный митинг со всем, что полагается на разрешенном митинге. Я думаю, что 4 февраля тоже будет митинг, может быть, даже шествие. Подъем очень большой.
Давлетгильдеев: Таких вещей, как контрольные в школах на это время не назначают?
Кутузов: Да, все как везде. Студентов увозят на лыжную базу на время митинга, причем никто особо не скрывает, что это сделано именно для того, чтобы студенты не пошли на митинг.
Давлетгильдеев: А лицо этого народного протеста какое?
Кутузов: Хороший вопрос. Как ученому, мне кажется, что эта тема требует серьезного исследования. Очень много точек зрения по этому поводу, очень разные люди. Я не могу сказать, что это, как часто говорят, «бунт сытых». Не знаю, не уверен. Мне кажется, очень разные социальные слои принимают участие. В Тюмени, по крайней мере, от людей, владеющих достаточно хорошим бизнесом, вполне состоятельных, и до работников бюджетных организаций, которых состоятельными никак назвать нельзя.
Давлетгильдеев: Сегодня вокруг этой истории, которая развивается с возможным отказом Явлинскому в регистрации в качестве кандидата в президенты, несколько оппозиционных политиков предложили сделать одним из лозунгов всероссийских акций протеста 4 февраля возвращение Явлинского в список кандидатов в президенты. Как вам кажется, это тот лозунг, который способен людей сильнее сподвигнуть выйти на улицы в этот день?
Кутузов: Честно говоря, как анархист я вообще не очень поддерживаю любого из кандидатов в президенты, которые сейчас зарегистрированы, в том числе, и Явлинского, хотя, безусловно, Явлинский мне более симпатичен, чем Путин. Но не сказать, что я являлся каким-то его фанатом. Я не могу говорить за все протестное движение, но лично мне не кажется, что эта идея возвращения Явлинского на президентские выборы способна сплотить население, протестное движение. Опять же, по опыту Тюмени поддержка «Яблока» и Явлинского лично, конечно, есть, но не сказать, что она очень уж массовая.