Число детей-инвалидов в России решили подкорректировать силой. В Санкт-Петербурге некоторым детям с ограниченными возможностями отказываются продлевать инвалидность, чтобы не портить статистику. Ссылаются врачи на некий негласный приказ из Москвы.
История получила огласку после того, как отец одного из больных детей рассказал о ней в блоге. Минздрав тут же выступил с ответным заявлением.
Врачи детской поликлиники №11 города Санкт-Петербурга, якобы, ссылаются на негласное распоряжение из Москвы, в котором говорится, что необходимо сократить количество детей с заболеваниями, которым по инвалидности должны предоставлять бесплатные лекарства и реабилитация. Об этом написал в своем ЖЖ блогер kesha-live.
То есть получается, что инвалидов не лечат, а просто снимают инвалидность — тем самым улучшая статистику. А снятие инвалидности грозит ребенку отсутствием бесплатной реабилитации, лекарств и социального пособия.
Блогер пишет, что из двух десятков детей-инвалидов побывавших на медкомиссии в 11 поликлинике продлили инвалидность всего лишь трем детям. Рассуждая о том, чем может быть вызвано такое сокращение, блогер приводит в качестве примера нашумевшую закупку Минздравом мебели на сумму в 5 млн рублей. Министерство здравоохранения заказало шикарный вишневый гарнитур "Леонардо" из 40 предметов. Заказ был размещен на сайте госзакупок.
Другой блогер пишет, что его ребенку также отказали в инвалидности. "Не похож он на инвалида!" — так сказали в комиссии. Естественно, родители очень эмоционально реагируют на такие высказывания. Мы поговорили об этом с Александром Вересовым, тем самым блогером из северной столицы, который опубликовал скандальную информацию.
Вересов: Они никогда не признаются в геноциде, я немножко громко сказал, но в фашизме, понимаете, я их обвинил в фашизме, потому что только фашисты уничтожали детей неполноценных. А они своими действиями…оружием же можно застрелить человека, а можно сделать такие условия, что он умрет. Вот в чем дело. И он никогда не признается, ни Голикова, ни все ее окружение, ни все это наше Министерство здравоохранения, никогда не признается, что они какие-то распоряжения о том, что количество инвалидов делают искусственно.
Давно известно, что по знакомству и за деньги в регионах России, где не так много работы, люди оформляют себе и детям "достойное социальное пособие по инвалидности", которое иногда больше, чем зарплата на местах. Естественно, делается это за счёт реально больных людей, которым отказывают под разными предлогами —не может же весь город быть инвалидами. Т.е. фактически имеет место сговор вполне здоровых, но не очень порядочных людей с местными социальными службами.
Ситуацию комментируют Кира Афонина, начальник отдела развития медико-социальной экспертизы Департамента по делам инвалидов Минздравсоцразвития России, и доктор медицинских наук Людмила Науменко, заместитель руководителя Федерального бюро Медико-Социальной Экспертизы.
Казнин: Начнем с самого главного вопроса: есть ли подобные директивы? Понятно, что они, скорее всего, не на бумаге, но негласные, может быть. И если они есть, то кому это пришло в голову?
Афонина: Таких директив, конечно, нет. И это подтверждают статистические данные. У нас в стране идет рост детской инвалидности. За 2010 год их стало больше, чем за 2009 год. Что же касается этого конкретного инвалида, то, конечно, мы поручим Федеральному медико-биологическому агентству провести контрольное освидетельствование этого мальчика, проверить обоснованность вынесенного решения именно к этому мальчику. Это будут делать не в Санкт-Петербурге, а в Москве.
Казнин: Но вот эти слова о том, что у нас есть указание сокращать количество детей-инвалидов, они же были.
Макеева: Им так кто-то говорил.
Казнин: Хорошо, директивы нет, но есть эта фраза. С ней же надо что-то делать, и вам в том числе.
Афонина: Учитывая то, что у нас люди могут говорить все что угодно, я отвечаю за то, что делает министерство. И этих директив в принципе быть не может. На сегодняшний день у нас есть большая программа «Доступная среда», которая направлена именно на то, чтобы интегрировать инвалидов в общество, а не сокращать их количество. И по этой программе «Доступная среда» выделены большие деньги для того, чтобы инвалиды могли чувствовать себя комфортно в нашей стране. Будут адаптироваться и средства передвижения, и автобусы, и школы для инвалидов будут приспособлены, чтобы им было более комфортно учиться. Потому что в нашей стране, конечно, много проблем, связанных с тем, что инвалидам недоступны многие вещи: даже спуститься в метро или съездить в магазин бывает достаточно сложно.
Макеева: А эта программа позволяет, например, не только эту ситуацию с конкретным мальчиком помочь решить? Ведь папа этого мальчика пишет, что при нем там чуть ли не десятерым детям отказали в такой же возможности. Вот этим детям можно также помочь? Освидетельствование же будет в Москве проводиться, вы сказали, значит, их же нужно привезти в Москву из другого города – это же получается целое мероприятие.
Афонина: Вы имеете в виду эту программу, которая нацелена на…
Макеева: Эта ли программа, другая ли программа Минздрава – есть ли такие средства и возможности? Вот как вы сейчас будете конкретно эту историю решать для конкретного человека?
Афонина: Эта история может быть решена разными путями – в том числе и с выездом на место. никто не будет гонять детей-инвалидов и их родителей по всей стране для того, чтобы восстановить справедливость или решить вопрос так, как это у нас положено по законодательству.
Казнин: У меня вопрос, может быть, дилетантский, но мне, например, вообще не понятно, а зачем инвалиду надо каждый год подтверждать, что он инвалид? Но это же какой-то бред. Человек без ноги – у него же не отрастет нога, например, да. Ну как это вообще, я этого просто не понимаю по-человечески. Зачем человек должен каждый год ходить и что-то подтверждать, где ему еще и скажут какие-то люди о несуществующих директивах, и он потом будет в такой ситуации находиться.
Афонина: Поверьте, я тоже не понимаю, зачем человеку без одной ноги ходить подтверждать это. И у нас есть на это писанные, гласные, законные правила, которые утверждают, что, нет, этого делать не надо.
Казнин: А эти люди, зачем ходят и подтверждают инвалидность?
Афонина: У нас есть разные категории лиц. Инвалидность у нас ходят подтверждать не потому, что мы такие злые, плохие и не хорошие, а именно потому, что мы разрабатываем большую систему реабилитационных мероприятий для этих детей. И эти реабилитационные мероприятия бесплатны для них, и для того, чтобы оценить насколько они эффективны, насколько они хороши именно для этого ребенка – ребенка просят прийти следующий раз.
Макеева: Женя, может быть, ты что-нибудь добавишь?
Воскобойникова: Мне кажется, что все-таки не совсем так это происходит. По крайней мере, я знаю, как это происходит в регионах. На бумагах, может, одно, а на самом деле получается другое. Я, допустим, свою инвалидность подтверждала ежегодно в течение 3-х лет, пока я уже со скандалом не попросила, и мне ее продлили пожизненно. Потому что по моим показателям с самого начала, если врачи адекватные и нормально понимают, они, когда читают диагноз, то должны сразу давать диагноз пожизненно. Но это происходит далеко не каждый раз и я думаю, что это все-таки проблема не Минздрава. Частично это ваша проблема в том, что вы не доносите это до врачей и тех сотрудников, которые работают именно в региона и на местах.
Казнин: И это только в Москве ситуация с Женей…
Макеева: Нет, она в Воронеже оформляла инвалидность.
Казнин: Да, но таких регионов огромное количество и про все в блогах то не напишешь, и так вот не решишь проблему. То, что мы имеем – это частный случай, поднятый с помощью журналистов, публичных выступлений. У нас почему-то принято так решать и это, конечно, очень неприятно. Почему надо обязательно, чтобы это вышло в прессе или на телевидении появилось, чтобы что-то решали и то точечно. Вот сейчас решите с этим мальчиков проблему, как вы сказали, а ведь там еще десятки таких случаев, и не только в Петербурге.
Науменко: Знаете, существует действительно такая категория больных, которым устанавливается инвалидность бессрочно. Это те ситуации, когда в ходе проведения реабилитационных мероприятий невозможно устранить ограничения жизнедеятельности. Поэтому естественно устанавливается инвалидность бессрочно. Но существуют такие ситуации, как Кира Павловна сказала, что необходимо контролировать индивидуальную программу реабилитации, и по мере освидетельствования ребенка включать дополнительные реабилитационные мероприятия, которыми мы располагаем. То есть когда гражданин, ребенок, приходит на медико-социальную экспертизу, поверьте, это не для того, чтобы унизить его или унизить родителей, а исключительно для того, чтобы параметры его здоровья зафиксировать, и если это необходимо, разработать индивидуальную программу реабилитации и включить необходимые ему мероприятия.
Макеева: Мы далеки от мысли, что вы руководствуетесь какими-то не благими намерениями, напротив, мы это понимаем, и по-моему, это совершенно очевидно. Вопрос в том, о чем говорит Дима, о том, что когда это воплощается в жизнь в том или ином регионе, в том или ином населенном пункте, тут происходят не просто перегибы на местах, а происходит совершенно обратная ситуация. Имеет ли возможность Минздрав как-то влиять на местные комиссии, социальные службы, следить за этим? Есть ли отдел какой-нибудь?
Воскобойникова: Куда, допустим, можно обратиться с жалобой? Если у кого-то какая-то проблема, чтобы могли написать или послать официальное письмо, обратившись с жалобой именно на конкретную организацию?
Афонина: Конечно, все жалобы в Министерстве здравоохранения принимаются, рассматриваются однозначно, и по каждому из писем пытаемся сделать все возможное, чтобы человек, который к нам обратился, получил помощь, зачем он к нам и обращается. Что касается каждого конкретного врача на каждом конкретном месте, у нас существую агентства, которые этим занимаются вплотную.
Науменко: Добавлю, что существует еще федеральное бюро, и законодательством предусмотрено несколько порядков обжалования. Например, пришел гражданин в бюро медико-социальной экспертизы, ему не установили категорию «ребенок-инвалид» или группу инвалидности, он вправе написать заявление, что он не согласен с этим решением. Далее рассматривает состав главного бюро. Три уровня обжалования существуют. Если здесь его ситуация не разрешилась в пользу гражданина, в пользу заявителя, существует наша структура – Федеральное бюро Медико-Социальной Экспертизы. Нам даны полномочия с выездом на места решать эти вопросы, то есть проводить контрольные освидетельствования, проводить плановые проверки, как ведутся документы, не ущемлены ли права граждан. Мы выборочно это проводим. Конкретно, как сказала Кира Павловна, мы можем выехать на место по каждому конкретному случаю, провести медико-социальную экспертизу и естественно, если там выявляются нарушения, то, безусловно, на эти нарушения реагируем. В конце-конце, если Федеральное бюро – это последняя досудебная инстанция обжалования решений, то существует еще судебные инстанции, куда гражданин может также обратиться по заявлению, и в исковом заявлении указать свои требования. Все это рассматривается. Также в Федеральное бюро приходят судебные дела, которые мы тоже рассматриваем. Если там есть ограничения жизнедеятельности, если мы видим, что права гражданина, ребенка, ущемлены, то мы, безусловно – у Федерального бюро есть такие полномочия – тут же выписываем справку об инвалидности и срочно, и со сроком. Такие полномочия нам даны, и, поверьте, мы это делаем, мы активно работаем в этом направлении. Если мы на местах выявляем нарушения, как вы заметили, такие нарушения имеют место быть, мы тоже очень активно на эти нарушения реагируем. У нас есть различные меры воздействия на таких недобросовестных коллег, если они встречаются. Мы очень активно работаем в этом направлении, чтобы не были права ущемлены гражданина, ребенка.
Казнин: Мы к вам еще обратимся по результатам этой истории, потому что она не закончена и только начинается.
Макеева: Я все-таки очень надеюсь на то, что мы доживем до такого момента, когда если уж человек оказался в такой ситуации и когда он вынужден это подтверждать, чтобы ему не ходить по этим кабинетам, чтобы ему была возможность облегчить жизнь и существование. Я надеюсь, что Минздрав будет стремиться к этому.